Я, Потрошитель - Хантер Стивен
Я отправился в буфет, выпил чаю, прочитал «Таймс» и последний выпуск «Блейкс компендиум» (любопытный материал о грядущем столкновении Америки и того, что осталось от бывшей Испанской империи в Карибском море), после чего вернулся в редакцию местных новостей. Просторное помещение ярко освещалось коксовым газом, однако в нем, как обычно, царил полный хаос. За столами редакторы разных отделов читали листки с отпечатанным материалом, исправляя, ужимая, переписывая. Тем временем за другими столами корреспонденты, склонившись над своими «Шолс и Глидден», издавали непрекращающийся стрекот. Облака дыма плавали из стороны в сторону, поскольку практически каждый из находящихся в помещении жег табак в том или ином виде, а сами лампы словно испускали какой-то пар, коагулирующий весь дым от сигар, трубок и сигарет в некую клейкую субстанцию, висящую в атмосфере.
Я прошел в противоположный конец редакции, петляя в узких проходах между столами, увертываясь от торнадо табачного дыма, обходя группки сплетничающих журналистов, всех в сюртуках и при галстуках, поскольку в те дни было принято именно так, и подошел к столу раздела музыки и театра. Увидев меня, Массингейл оторвался от работы. Его глаза, прикрытые зеленым козырьком, не выражали ровно ничего. Он указал на пирамиду гранок, насаженных на штырь.
– Благодарю вас, сэр, – сказал я.
– Поторопись, сегодня мы должны закончить пораньше. Что-то назревает.
– Да, сэр.
Сняв гранки со штыря, я прочитал их, нашел несколько опечаток, в который раз размышляя, когда же мое блестящее литературное творчество сделает меня знаменитым, и вернул гранки Массингейлу. Однако тот уже не обращал на меня внимания. Вскочив с места, он вытянулся перед крупным мужчиной. У этого типа была такая борода, в сравнении с которой стыдливо меркнул скудный рыжий пушок, облепивший мой подбородок. От него исходило сияние полководца на поле битвы. Он был окружен толпой помощников, адъютантов и рассыльных, и вся эта свита застыла в подобострастном молчании перед его персоной. Мне потребовалось какое-то мгновение, чтобы охватить всю картину.
– Хорн, не так ли?
– Да, сэр.
– Что ж, мистер Хорн, – произнесла могучая фигура, просверлив меня насквозь своим обжигающим взглядом, – вы пропустили дефис в фамилии де Лион Бэрроуз.
Великан протянул мне листки с моим текстом.
– В фамилии де Лион Бэрроуз нет никакого дефиса, – возразил я, – даже несмотря на то, что все журналисты города его туда ставят. Они – идиоты. А я – нет.
Подумав немного, великан сказал:
– Вы правы. Недавно я встретил этого типа на одном приеме, и он только и делал, что жаловался на этот проклятый дефис.
– Вот видите, мистер О’Коннор, – вставил Массингейл, – он не совершает ошибок.
– Значит, вы очень привередливы насчет фактов, так?
– Я предпочитаю излагать факты правильно, чтобы мои начальники не принимали меня за ирландца, каковым я являюсь по происхождению, но никак не по характеру.
Я всегда стремился подчеркивать, что я протестант, а не католик, что я не тычусь в кормушку ирландского республиканизма и считаю себя англичанином до мозга костей, как по образованию, так и по политическим взглядам.
Это было крайне неуместно, учитывая происхождение О’Коннора, но я никогда не любил притворяться немым в присутствии сильных мира сего. Больше того, я до сих пор такой.
– Значит, вот какие мы дерзкие? Оно и к лучшему, это поможет тебе идти на всех парах тогда, когда другой вздумает отдохнуть… Надеюсь, ты еще и на руку скор?
– Эту записку я настрочил скорописью в трясущемся кэбе, – с гордостью сказал я. – Оставалось только ее перепечатать.
– Он прекрасно владеет скорописью, – подтвердил мистер Массингейл. – Наверное, лучше всех здесь.
Скорописи я самостоятельно выучился этим летом, стремясь к самосовершенствованию.
– Итак, Хорн, ты у нас занимаешься довольно легкомысленными делами, не так ли? Изредка рецензия на книгу, по большей части музыкальная критика, в основном вот такие глупости, да?
– В этом мире я чувствую себя уютно.
– Но ты чувствуешь себя уютно и на улице, в пивных, среди «фараонов», воров и проституток? Ты ведь не неженка, который грохнется в обморок за дверью гостиной знатной дамы?
– Я учился боксу у Нэда Корригана и могу прямым ударом левой снести сарай; при этом, как видите, нос у меня еще не сломан, – сказал я, для пущего эффекта добавив в голос немного ирландского акцента.
Это была правда: все ирландские мальчишки с ранних лет учатся постоять за себя, иначе им до конца своих дней приходится оставаться среди девчонок.
– Замечательно. Ну хорошо, «Хорн», каким бы ни было твое настоящее имя, я приперт к стенке. Моя криминальная звезда, этот чертов Гарри Дэм на всю неделю умотал со своей бабенкой на море, а нам только что позвонил наш человек из Скотланд-Ярда с новостями о смачном убийстве в Уайтчепеле. Кто-то замочил проститутку, тесаком мясника, не меньше. Я чую кровь английской шлюхи, чую всем своим нутром. Поэтому я хочу, чтобы ты взял кэб, отправился на место до того, как заберут тело, взглянул на него, выяснил, кто эта несчастная девочка, и дал мне знать, действительно ли с нею поработал мясник, как говорит наш парень. Узнай, что скажут «фараоны». Простых «бобби» разговорить легко, а вот следователи будут корчить из себя неприступных. Запиши все своей скорописью, возвращайся назад и выдай материал. Тебе поможет Генри Брайт, наш редактор отдела новостей. Ну как, справишься?
– По-моему, ничего жутко сложного тут быть не должно.
***Кэб доставил меня на место примерно без четверти пять утра, и я сообщил извозчику, что он получит полфунта, если подождет меня, поскольку у меня не было ни малейшего желания искать другой кэб в эту несусветную рань в районе, славящемся своими грабителями и проститутками. Голова у меня слишком деликатная, чтобы вынести удары какого-нибудь русского верзилы-матроса.
Бакс-роу оказался своеобразным ответвлением от Уайт-роу, более широкой и лучше освещенной улицы, однако прямо перед путепроводом через железнодорожную ветку к станции Уайтчепел она разделяется на Бакс-роу и Уинтроп-стрит, узкие темные переулки. Я сразу же увидел в глубине Бакс-роу столпившихся «фараонов». Сам переулок представлял собой ничем не примечательную полосу брусчатки, вдоль которой тянулись кирпичные стены складских зданий, унылые убогие жилые дома, ворота, закрывающие дорогу во дворы, где при свете дня подводы загружаются тем или иным товаром – я не мог даже предположить, каким именно. Шириной Бакс-роу был всего футов двадцать.
Небольшая толпа – десять-двадцать зевак в черных шляпах и бесформенных сюртуках, евреи, моряки, один-два мастеровых, быть может, пара немцев – окружала скопление полицейских, и я, поскольку осторожность всегда была чужда моей природе, решительно направился вперед. Протиснувшись сквозь толпу, я уперся в констебля, который поднял здоровенную ручищу, останавливая мое продвижение.
– Так, парень, не лезь! Тебе здесь делать нечего.
– Пресса! – беззаботно объявил я. – Хорн, газета «Стар».
– «Стар»? С каких это пор такая респектабельная газета стала интересоваться мертвыми проститутками?
– До нас дошло, что здесь произошло что-то весьма любопытное. Ну же, констебль, если можете, пропустите меня…
– Я слышу в голосе ирландский акцент. Я мог бы отправить тебя за решетку по подозрению в том, что ты полон виски.
– Раз уж об этом зашла речь, я спиртного в рот не беру. Позвольте мне поговорить с инспектором.
– И какой же инспектор тебе нужен?
– Любой.
– Ты хочешь поговорить с инспектором, дружок? – рассмеялся констебль. – Удачи тебе… Ну хорошо, проходи к тем писакам.
Мне следовало бы громко возмутиться тем, что меня приравняли к этим неприкаянным гиенам, которые сбегаются на каждое преступление, совершенное в Лондоне, а затем продают свою писанину разным газетам, однако я сдержался. Протиснувшись мимо констебля, присоединился к скопищу мужчин непривлекательного вида, оттесненных в сторону, но все-таки находившихся к месту действия ближе, чем простые зеваки.