Новая Жизнь - Алексей Александрович Провоторов
— Фор бёвельн… — рокотнула она низко. — Какого рожна ты чай-то не пил, ракарюнйе?
Малина мало напоминала сейчас человека. Отсветы на лице, казалось, резали его на ущелья, складывающиеся вовсе не в людские черты. В чернильном рту за бескровными губами тонули в тени крупные квадратные зубы, тяжёлые кольца серег растягивали уши почти до плечей.
— Э, э! — прикрикнул Ефимыч. — Да ты что, ведьма?
Малина наклонила голову, и в доме погас свет. Прежде чем лопнули ввалившиеся внутрь стёкла и началась свалка, Сеня понял, что беспокоило его весь вечер: свет-то горел, а между тем, к селу не вела никакая линия электропередач.
Стало темно, шумно и суетливо. В горячей от ужаса ночи что-то ломилось в окна и дверь позади; как животное, орал Савка, кто-то куда-то метался, кого-то подмяли, что-то тихо и утробно ворчало в углах. Сеня схватил стул и махнул им в сторону Малины, зацепил кого-то; крикнул басом в темноте Гришка, холодные руки вцепились Сеньке в запястье, и он, подвизгивая от ужаса, опустил стул во второй раз. Хватавший мешковато упал; хрипло рычала на незнакомом языке Малина. Сеня не раздумывая махнул стулом на голос, раздался глухой удар, а потом стул выдернуло из его рук с огромной силой. Он остался без оружия.
Стеная, Сеня ринулся бежать, споткнулся, схватил, огрёб, натолкнулся, и, наконец, кубарем вылетел в сени. Дверь наружу была почему-то уже открыта, и оттуда падал синий сумеречный свет. Правда, проём тут же загородил оборванный, грузный силуэт, но ружьё Сеня схватить успел.
Тут зажёгся свет — ручной фонарик у него за спиной. Лучи упали на сморщенное лицо того, кто загораживал дверь, и Сеня понял, что этот человек давно мёртв. Изъеденное до кости лицо было перепачкано чем-то тёмным и тягучим, что текло из двух дыр проваленного носа. Синий, распухший, как у задушенного, язык не помещался меж зубов. Один глаз закрывали спутанные колтуны волос, еле державшихся на дырявой коже черепа. Второй был безумен и смотрел прямо на Сеню. Сеня спустил оба курка, абсолютно не думая, что делает, и ходячего мертвеца снесло со ступеней. Содержимое его живота расплескалось по полу. Сеня выскочил во двор, перепрыгивая лужу, и его стошнило на траву. В голове как-то полегчало.
Следом вывалился Гришка с фонариком, в глазах его застыл ужас. В сенях грохнуло ещё два выстрела, и Савка тоже вырвался из страшного дома. От сараев метнулась какая-то тень, и Сеня вскинул ружьё. Это была Ольга.
— Это ещё что? — заорал Сеня ей в лицо. Ольга непонимающе глянула на него, а потом перевела глаза левее и вдруг зашлась визгом. Сеня развернулся.
Мертвец с пробитым животом благополучно встал на ноги, и, вытянув перед собой негнущиеся руки, путаясь в петлях тёмных и светлых кишок, тянулся к ним.
— Ах ты ж ёлы-палы, — машинально сказал Сеня, не глядя, перезаряжая ружьё — сумка с патронами была при нём.
— Что это, что это? — как заведённая, на высокой ноте орала Ольга. — Что это такое, господи, а?
Сеня поднял приклад к плечу и выстрелил мертвецу в голову. Череп разлетелся ошмётьями, и безголовое тело, рухнув на узловатые колени, завалилось назад. Разверстый живот дрогнул и опал. Тело успокоилось.
Так вот оно что возилось во дворе, подумал Сеня. Из углов двора, из сарая, из дома, один за другим брели к ним шатающиеся страшные фигуры. Те, что выходили из дома, были в крови — метавшийся фонарь Гришки рождал багровые блики на их бледных, тянущихся ладонях и тёмных измазанных губах.
— Ефимыч!.. — простонал Савка и бросился было к дому. Гришка схватил его за плечо. Тот остановился.
Их окружали, ворча и толкаясь, около десятка мёртвых тел. Савка и Гришка выстрелили дуплетом и ломанулись к калитке, Сеня, выпустив второй патрон, презаряжал ружьё на ходу, за руку таща дрожащую Ольгу, и они вывалились из двора чуть раньше, чем хозяйка, переступая убитых мёртвых и оставяляя кровавые отпечатки босых уже ступней, двухметровой тушей протиснулась на крыльцо. Волосы её серебрила восходящая луна. Они, как живая паутина, липли, подрагивая, к стенам, к потолку, тянулись к балкам, как проволока в электирическом поле.
— Хельга, варрррр!!! — прорычала ведьма, увидев мелькнувший подол Ольгиного платья. Мертвецы отозвались на голос хозяйки сварливым воем, и люди, на секунду замерев, поняли, что на улицах этих тварей несколько десятков.
Они бежали к лесу, Гришка медленнее всех, видать, ему было худо. Он прихватил вместе со своим ружьём и «Маузер» покойного, наверное, уже, Ивана Ефимыча, а патронов к нему у него не было. Так что его бросили в траву, чтобы не мешал. Сеня, мокрый от страха и напряжения, тащил Ольгу буквально волоком, но, как ни странно, чувствовал какое-то невозможное в таких условиях облегчение. Теперь он, по крайней мере, понимал, что не ошибся и с деревней что-то отчаянно не так. Возможно, мир и сошёл с ума, но Сеня — нет. Это его и держало. Это и перепуганная девушка рядом, которую надо было утешать и спасать. Впрочем, ничего, кроме желания защитить, она у него не вызывала, поскольку нравилась ему исключительно Поля. И славно, подумал он на бегу, что не её сейчас приходится тащить через жуткую ночь прочь от ходящих, вопреки всем законам диалектического материализма, мертвецов.
До леса они не добежали — Ольга одёрнула. Пришла немного в себя, и увидев, куда они бегут, вдруг перестала перебирать ногами и упёрлась как вкопанная. Сеня посмотрел на неё и увидел, что в её мокрых глазах плещется страх, граничащий с безумием.
— Что? — спросил Сеня, безголосо, как простуженный. Он не понимал, в чём дело.
— Там кладбище, нельзя туда, — сдавленно сказала она сквозь слёзы, указывая крупно дрожащей рукой к лесу. И, посмотрев в ту сторону все разом, мужики и в самом деле увидели зыбкие, горбатые тени, плетущиеся к ним от невысоких старых могил.
— А куда? — Сеня заоглядывался, плохо понимая, в какой стороне Малогалица. Голова кружилась.
— Если проскочим б-б-б-олото; — Ольга мучительно заикалась, борясь со слезами, — то по лесовозной дороге до самой излучины. Там отммм…. Отм-м-мель… Они на том берегу не учуют….
— Бежим! — распорядился Сеня. И они побежали, как могли.
…Отстали вроде, глухие шаги мертвецов, пытающихся схватить упущенную ведьмой добычу. Устали бежать мужики, горели и ноги, и лёгкие, от пережитого ужаса косило колени. Ольга вообще обмякла.
Они брели по залитому луной болоту, по середину голени в воде, не обращая на это внимания. Ольга вроде знала брод. Заикаясь, но потихоньку, через судорожные, долгие всхлипы, успокаиваясь, она
