Владимир Гриньков - Министерство мокрых дел
– Не жульничаю! – возмутился Борис. – На каждой бутылке год выпуска есть. Так что все по-честному. А пыль – это так, для понта. Пыли там, в подземельях, до черта. – Это он уже мне сообщал. – Я бабушек своих прошу, ну из обслуги которые, чтобы метлами раз в день там махали. Они пыли нагонят, пыль потом на бутылках оседает. Ко мне приезжает оптовик за вином, я его веду к своим стеллажам, а там – ну Франция, в общем, чистая. Вековая пыль, эксклюзивные вина. Ха-ха-ха!
– У него на складе вино месяц попылится, и в цене вырастает вдвое, – смеясь, сказал Жихарев.
– Не вдвое, а на пятнадцать процентов, – осклабился толстячок.
И опять Жихарев засмеялся.
А про пыль-то мысль была очень интересная. Много пыли на полу, и ее периодически метут. Та самая изюминка, которой мне не хватало для следующего сюжета. Надо будет запомнить.
– А бьют? – неожиданно спросил у меня Борис.
– Ты о чем?
– По физиономии никто после съемок съездить не пытается? Ну, из тех, кого ты разыграл.
Он не был оригинальным в своих вопросах. Об этом меня расспрашивал каждый второй.
– Бывает. Но до рукоприкладства дело не доходит. Я быстрый.
– Бегаешь быстро, да? – развеселился Борис.
– Ага.
Борис засмеялся и потер свои пухленькие ручки.
– Я бы хотел посмотреть, как вы все это снимаете.
– Это можно.
– Там, в бункере, да?
– Да.
– А что снимать-то будете?
– Центр управления стратегическими ядерными силами.
– А разыграете кого?
– Одного дядьку.
– Военного?
– Нет. Он электриком работает.
Запиликал мобильный телефон. Жихарев поднес трубку к уху:
– Да. Приезжай. Жду.
Готов побиться об заклад – его собеседником была женщина. Потому что голос Жихарева приобрел мягкие воркующие нотки.
– Ну, электрик, – вернулся в нашему разговору Борис. – И что?
– Его привозят в Центр управления, а там…
Я увидел, как Жихарев украдкой взглянул на часы.
– В общем, на съемках увидишь, – пообещал я Борису.
Он не стал настаивать. Я поднялся. И Жихарев тоже встал.
– Я провожу, – предложил он.
Борис оставался в кабинете. Я попрощался и вышел. Жихарев нагнал меня уже в коридоре.
– Спасибо за помощь, – поблагодарил я его.
– А, пустое, – он махнул рукой. – Борька – отличный малый. С ним всегда – без проблем.
Мы вышли на улицу в тот момент, когда к жихаревскому офису подкатил красный «жигуленок». За рулем сидела молодая женщина из тех, перед которыми торопишься снять шляпу и которым хочется хоть чем-нибудь быть полезным. Прекрасная, как утренний сон. Она вышла из машины и улыбнулась. Не мне, а Жихареву. И я понял, что именно она и звонила пять минут назад Константину. Подошла и, нимало не смущаясь моим присутствием, поцеловала Жихарева. От нее исходил умопомрачительный запах каких-то неведомых мне духов.
– Знакомьтесь, – сказал Жихарев. – Ольга. А это Евгений.
Ольга одарила меня улыбкой. Я наконец-то понял, что такое настоящее счастье.
– Костя рассказывал мне о вас, – сказала Ольга.
– Надеюсь, что-то хорошее? – Я кокетничал.
– Костя никогда ни о ком не говорит плохо.
Ольга засмеялась, обнажив два ряда идеально ровных белоснежных зубов, и прижалась к Жихареву. Они были прекрасной парой. Созданы друг для друга.
– Приятно было познакомиться, – сказал я.
От них обоих будто исходило какое-то свечение, словно аура счастья. Не каждому дано.
– Всего хорошего.
– До свидания.
И снова Ольга одарила меня улыбкой. Кто она Жихареву? Жена? Любовница? Я никогда о ней не слышал.
Из машины я позвонил Демину:
– Илья! Можем снимать сюжет про шоколадные батончики.
– Наконец-то, – пробурчал Демин.
– Но нам нужна пыль.
– Пыль?!
– Да, самая обыкновенная. Это меня сегодня совершенно случайно натолкнули на мысль.
* * *Мое знакомство с Мартыновым состоялось в первый же год моей жизни в Москве. Прошло всего несколько лет, а вместили они столько, что казалось – позади целая вечность. Мартынов все так же работал в прокуратуре, поднявшись за эти годы на несколько ступенек по лестнице карьеры.
Я приехал к нему в конце рабочего дня. Коридоры прокуратуры были пустынны и тихи. Казалось, что здание вымерло. Только за одной из плотно закрытых дверей настырно трезвонил телефон.
Мартынов был все тот же: ежик седых волос, серые внимательные глаза. Как будто в последний раз мы виделись с ним накануне.
– Как дела? – осведомился я. – Преступность снижается? Раскрываемость растет?
– Растет, – усмехнулся Мартынов. – Скоро все останемся без работы.
– Я вас возьму к себе.
– Мастером по установке декораций?
– Хоть бы и так.
Он балагурил, легко отзываясь на мои шутки, но глаза оставались серьезными. Жизнь, наверное, приучила. По опыту знал, что в эти стены никто не приходит просто так. Только с бедой, только с проблемами. Я не стал тянуть время. Выложил на стол перед Мартыновым газету с некрологом и журнал, на фотографии в котором меня пронзили кинжалом. Мартынов все внимательно изучил, после чего поднял глаза. Ждал пояснений.
– И газета, и журнал пришли ко мне в офис по почте, – сказал я. – С перерывом в несколько дней.
– На твою фамилию?
– На адрес нашей программы.
– Ты думаешь, что это серьезно?
– Не знаю, – честно признался я.
– Подобные штуки случаются, как я слышал, с людьми известными. На всю страну непременно найдется один или два психопата, которым захочется потрепать нервы знаменитости.
– Я бы не стал придавать всему этому значения, если бы не некролог, – я кивнул на газету. – Одно дело – просто написать письмо с угрозами, а другое – специально пойти в редакцию, чтобы поместить на страницах газеты сообщение о смерти.
Я выложил на стол ксерокопии, взятые в редакции. Мартынов просмотрел их с нескрываемым интересом.
– Этот Тяпунов – он и координаты свои оставил?
– Ну вы ж видите. Прописка, данные паспорта.
– Ты с ним встречался?
– Нет.
Мартынов посмотрел на меня.
– Я приехал к вам за советом, – сказал я. – История хоть и неприятная, но трактовать ее пока можно и так, и этак. Я не хочу подавать официального заявления.
Мартынов провел ладонью по ежику седых волос. Задумался.
– Хорошо, – сказал после долгой паузы. – Если хочешь, мы проверим все по своим каналам. Вряд ли это серьезно. Скорее всего кто-то просто неумно пошутил.
Помолчал.
– Ты ни с кем не связываешь происходящего? – через минуту спросил он.
– Нет, – ответил я.
– И явных врагов у тебя за последнее время не обнаружилось? – допытывался Мартынов.
– Нет. – Я пожал плечами.
– Похвальная уверенность, – усмехнулся Мартынов, а взгляд был все так же невесел. – Ты все-таки подумай. Может, рассорился с кем-то. Или деньгами обделил. А?
– Не припоминаю. – Я действительно не мог, как ни силился, вспомнить ни одного случая, чтобы рассорился с кем-то по-настоящему.
– На досуге все-таки подумай. Перебери в памяти. Может, что-то и вспомнишь… – примирительно сказал Мартынов.
Я неопределенно пожал плечами.
– Должна быть какая-то причина, – будто отвечая на мое молчаливое согласие, сказал Мартынов. – Просто так никогда ничто не происходит.
* * *Фамилия нашего героя была Просекин. Анкета у него оказалась что надо: пятьдесят четыре года от роду, провинциальный автотранспортный техникум и тридцатилетняя работа на автопредприятии. Он умел работать и никогда не мог предположить, что в один не самый прекрасный день будет выставлен за ворота. Последние восемь месяцев Просекин безуспешно искал работу. Его бы взяли, конечно, но подводил возраст. Работодатели боялись разориться на оплате больничных листов. Мы решили ему помочь, но об этом наш герой пока не знал.
В фирме по трудоустройству, к услугам которой обратился Просекин, для него наконец-то нашлась работа. Правда, не совсем по профилю, но работодатель был более солидный – крупная фирма, производящая шоколадные батончики и прочие сладости. Фирма была западная, но батончики, как вскоре предстояло убедиться Просекину, производила на российской территории. Просекин долго не думал, восемь месяцев вынужденного безделья кого угодно способны сделать покладистым. Он согласился. Дело завертелось.
Собеседование у работодателя назначили на вторник. За полчаса до определенного срока исполнительный и заранее на все согласный Просекин уже маячил на проходной. Но на территорию его пропустили, как и было назначено – тютелька в тютельку, минута в минуту. Просекин окончательно присмирел, убедившись, что западники порядок чтут. Если они и в сроках выплаты зарплаты столь же щепетильны – с ними можно иметь дело. Так он для себя решил.
Беседовал с Просекиным парень лет тридцати. Просекин, хоть и не был искушен в моде «от кутюр», про себя отметил и ладно сидящий костюм, и блеснувшую золотом оправу модных очков, и дорогую перьевую ручку. Парень лишь мельком взглянул на Просекина, но бывший шофер сразу узнал этот взгляд. Так когда-то его оценивал особист, такой же взгляд он помнил и у кадровика. Парень просмотрел принесенные Просекиным бумаги, задал несколько вопросов, и на этом все закончилось.
