Андрей Дышев - Щекочу нервы. Дорого
«Конечно, это естественное желание, – успокаивая себя, подумал Юдин. – Не я один такой. И нечего этого стыдиться. Все мы где-то в душе немножко доминанты, самцы и деспоты. Это заложено в нас природой. Силой разума мы сдерживаемся, ведем себя цивилизованно, а во время игры расслабляемся и становимся теми, кто мы на самом деле».
– Мне главное, чтобы нервы пощекотало и чтоб вот здесь продрало как следует, – признался Юдин и постучал себя кулаком по груди.
– Это я вам гарантирую, – без тени сомнения ответила Гертруда Армаисовна и положила перед собой чистый бланк договора.
Все складывалось очень удачно. Мила улетала в Анталью завтра утром, и Юдин после ее отлета мог спокойно скакать со своим войском по деревне, жечь, грабить и… и чинить прочие ханские безобразия.
– Что тебе сказали в экстрим-агентстве? – спросила она, примеряя у зеркала белую футболку с лиловым цветком на груди.
Юдин скорчил гримасу, словно выпил хлористого кальция.
– Так… – уклончиво ответил он. – Чепуха какая-то.
– Может, мне отказаться от Антальи и поехать с тобой на какой-нибудь экстрим?
Тут надо было сыграть тонко. Юдин сделал вид, что обдумывает это предложение. Стал вспоминать, что Мила ненавидит более всего. Во-первых, отсутствие душа. Затем – жесткую постель. И еще холод. И, конечно, сырость.
– Давай, – ответил он, ничуть не сомневаясь, что жена откажется. – Меня ребята давно приглашают в байдарочный поход по Таймыру. Романтика! Палатки, костер, тундра, песни под гитару. Правда, погода там неважная, комары, сырость. Да и снег может пойти в любую минуту.
– А мы купим непромокаемую палатку и пуховые спальные мешки, – вдруг проявила небывалый аскетизм Мила. – Мне давно хотелось побывать с тобой на краю света! – И она легкомысленно пропела: – «Держись, геолог, крепись, геолог! Ты ветру и снегу брат!»
Юдин незаметно сконфузился. Развивать тему Таймыра становилось опасно. Кто знает, какие бредовые идеи поселились в черепной коробке этой дуры? Мила глядела на мужа насмешливо и выжидающе, словно хотела сказать: что, дружочек, струсил? Ответ был за Юдиным. Он чувствовал, что, если сыграет ва-банк и согласится поехать с ней на Таймыр, – она поедет.
– Тебе нельзя ночевать в палатке, – сказал он, дурея от собственной жестокости. – Застудишь яичники и тогда вообще будешь безнадежной, как старая смоковница.
Он напомнил ей о ее беде, о нематеринстве, неполноценной женскости. Мила продолжала улыбаться, но уже не так. Теперь ее улыбка больше напоминала гримасу обиженного, готового заплакать ребенка.
Он не стал провожать ее, и Мила поехала в аэропорт на автобусе от «Речного вокзала». Чтобы исключить какие-либо неприятные недоразумения, ближе к полудню Юдин позвонил в справочную и выяснил, вылетел ли самолет в Анталью. Ему подтвердили, что не только вылетел, но уже благополучно приземлился. Тогда Юдин позвонил жене на мобильный. От вчерашнего разговора у него остался неприятный осадок в душе, и ему хотелось сказать Миле что-то ласковое и приятное. Она ответила. Фоном за ее словами стоял акустический гул и путаная многоязычная речь.
– Как ты долетел, лапусик? – притворно сюсюкая, спросил Юдин.
– Замечательно! Только здесь очень жарко. Я на рецепшене, сейчас оформлюсь и сразу пойду на пляж. Так хочется поваляться на песочке! А почему у тебя голос такой напряженный?
– С чего ты взяла? Нормальный у меня голос.
– Нет! Я же чувствую! Какой-то напряженный голос, будто ты собираешься сделать что-то плохое.
– Тебе показалось, лапусик, – начал заверять ее Юдин, чувствуя, что у него в самом деле изменился голос.
Размалывая кофе в золотой мельнице, которую отобрал у ростовского должника, Юдин пытался представить, как бы отреагировала жена, если бы узнала, что он готовится с увлечением сыграть роль насильника. Лицо жены и произносимые ею слова в воображении Юдина почему-то получились размазанными и неопределенными. Зато чувство стыда, которое он испытал, было на удивление сильным и хорошо выраженным. Такого стыда не возникло даже в тот момент, когда жена узнала про массажный салон. «Массаж, конечно, это совсем другое, – вынужден был признать Юдин. – А интерес к насилию попахивает маньячеством…»
Кофе убежал, и Юдину пришлось дожидаться, когда плита остынет, чтобы ее можно было отмыть. Теперь ему не давала покоя мысль, все ли он сделал для того, чтобы жена никогда не узнала про игру в монгольского хана. В договоре с агентством Юдин указал вымышленную фамилию. Сейчас он даже не мог припомнить, какую именно. То ли Брянчанинов, то ли Брянсков, то ли Брянчев. Домашний адрес тоже извратил до неузнаваемости, лишь указал площадку у продуктового магазина, где его должна будет ждать машина. Гертруда Армаисовна ничего не перепроверяла, ей было наплевать, где живет и как себя именует клиент. Ей были нужны только деньги.
«Откуда еще может всплыть ханство?» – терзался вопросом Юдин. Он вдруг вспомнил про рекламный буклет, на последней странице которого очертил телефон и координаты экстрим-агентства. Вдруг Миле взбредет в голову нагрянуть туда после возвращения из Антальи и поинтересоваться, какой услугой воспользовался ее муж? Маловероятно, и все же такую возможность надо было исключить полностью.
Юдин принялся искать буклет. Еще вчера он лежал на журнальном столике, но перед отъездом Мила наводила в гостиной порядок и наверняка убрала его куда-то. Юдин заглянул в узкий шкафчик под большим, на полстены, телевизором, где обычно лежали старые журналы с программой ТВ. Буклета там не было. Юдин посмотрел в спальне – Мила любила перед сном почитать всякую периодическую лабуду. И там буклета не оказалось. Можно было бы махнуть на него рукой – нет так нет. Но Юдин почувствовал скрытую опасность и проявил упрямство. Он начал методично обыскивать всю квартиру. Опустившись на четвереньки, заглянул под шкафы, диваны и кресла. Детально исследовал кухню, оба санузла, столовую и кладовую. Пропал буклет, словно его никогда и не было!
Юдин пошел на принцип. Он почувствовал, как в нем разбухает злость. Так с ним всегда бывало, если у него что-то не получалось. Но добивался своего Юдин не сдержанным упорством и целеустремленностью, а гневом и злостью. Он перевернул несколько тумбочек, вывалил содержимое комода в спальне и, путаясь в разно-цветной пряже (когда Мила не работала, то выпросила у Юдина вязальную машину и пыталась научиться вязать кофточки и джемпера), пнул ногой женину подушку. Вот ведь какая дура! Кто просил ее трогать буклет? Куда она его подевала?
Отыскивая глазами объект, на который можно было бы выплеснуть злость, Юдин вернулся на кухню и вдруг догадался проверить мусорное ведро. Черный пакет уже был заполнен почти до краев, и Юдин, борясь с брезгливостью, сунул в него руки. Он перебирал картофельные очистки, скользкие пивные бутылки, луковичную шелуху, отвратительные жилисто-мясные обрезки и наконец нащупал что-то похожее на буклет. Выудил его из пакета, отряхнул от налипших на него апельсиновых шкурок и уже хотел было оторвать последнюю страницу, как с удивлением обнаружил, что это уже сделано до него. Он поднес буклет к окну. Странно! Последняя страница, на которой он нашел адрес и телефон экстрим-агентства, была не просто вырвана. Она была аккуратно отрезана, причем так, что линия отреза проходила по корешку буклета.
Разумеется, это сделала Мила, так как больше было некому в их немногочисленной семье. Но зачем? И для чего такая ювелирная аккуратность? Резала наверняка лезвием для бумаги и по линейке, по-другому так ровно не отрежешь. Значит, она страничку с координатами агентства вырезала, а буклет выкинула…
Юдин пребывал в недоумении. На Милу, практикующую в быту порывистые жесты и движения, это не было похоже. Она бы просто рванула страницу из буклета, выдирая ее как придется. А тут прямо-таки тонкая, генетическая работа.
Он отправил буклет в мусорный пакет и стал старательно намыливать руки. Вода с урчанием затаскивала пену в мрачные коридоры и пещеры сливных шлангов и канализационных труб. Юдин смотрел на себя в зеркало. А в нем, как ни странно, есть едва заметные монголоидные черты. Кто знает, может, когда-то давно монгольский воин завалил в траву его прапрапрапрабабушку… И побежала узкоглазая хромосома по генеалогическому древу. Вот потому и прет из него доминанта, тянет на насилие, на подавление, на унижение. И нечего тут стыдиться. Это качество воина, солдата, бойца. А Юдин – боец! В ресторане у него кусок в горло не полезет, если он не построит перед собой всех официантов и поварской состав. Как в армии: ну-ка носочки подровняли! Ближе, ближе, к ноге! С какой стороны вас учили меню подавать и водку наливать? Ась? А когда можно тарелку уносить? Не слышу, громче! Как должны лежать на ней приборы, ась? А я ведь тот кусок мяса не доел, а очень хотел это сделать. Только не надо кидаться в посудомоечную и выковыривать из бака с отходами этот кусок. Новый несите! И бегом, пока у меня чувство сытости не появилось, а то всю кайфушку испортите!
