Владимир Гриньков - На вершине власти
Бить начали сразу, едва успев доставить его на место, и только когда он был уже совсем плох, приступили к допросу. По характеру вопросов Джавад понял, что его принимают за того, кем он и был на самом деле – за связного. Это значило, что умереть ему не дадут, пока он не скажет все.
Здесь, на севере, служба безопасности в последнее время не могла похвастаться особыми успехами, и начальство, сидевшее в Хедаре, уже начало выражать недовольство. Связной мог отвести от них удар, оставалось лишь заставить его разговориться.
С Джавадом промучились двое суток, но не продвинулись ни на шаг. Даже его настоящее имя не удавалось установить. Наконец, решившись, связались со столицей и доложили: захвачен связной, следовал из Хедара, очевидно, с важной информацией. Расчет был прост – хедарцы явятся незамедлительно, и кто знает, не исключено, что решат сами заняться этим молчуном. А уж тогда с них и спрос. Не добьются ничего, спровадят на тот свет – они и виноваты.
В Хедаре известие было принято с воодушевлением. Руководство спецслужбы без промедления обратилось в советское посольство – именно там имелись специалисты, занимавшиеся вопросами безопасности президента Фархада.
Полковник Гареев, получив исчерпывающую информацию, отправился к послу Агафонову и как ни в чем не бывало попросил:
– Александр Викторович, одолжите мне этого вашего переводчика на пару дней.
– Какого переводчика? – Агафонов сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
– Того, по которому отечество давно плачет, – пояснил Гареев все так же невозмутимо. – Хомутов его фамилия, если не ошибаюсь. Я в Мергеши лечу, нужен кто-нибудь, кто знает северное наречие.
– Берите, – пожал плечами посол. – Не убудет.
6
В вертолете летели вчетвером: Гареев, Хомутов и двое джебрайцев из службы безопасности – низкорослые, усатые, каменно-молчаливые. Экипажем вертолета командовал Уланов. На аэродроме, перед вылетом, он кивнул Хомутову, но больше не проронил ни слова. Хомутову показалось, что приятель сильно не в духе, но вопросов задавать он не стал и правильно сделал, потому что все само собой разъяснилось, когда они прилетели в Мергеши. Пока Гареев прохаживался возле вертолета, разминая ноги, Уланов подошел к Хомутову, сказал неспешно, поглядывая с прищуром на невысокое солнце:
– Мы так не договаривались, Паша. Ведешь себя, как собственник. Не годится.
– Ты о чем? – изумился Хомутов, начиная, однако, смутно догадываться.
– Как о чем? Я ее первый приколол, а ты стреножил и не отпускаешь.
Вот оно что, подумал Хомутов.
– При чем тут я? – слабо попытался он защититься. – Разве дело во мне?
Уланов вгляделся в его лицо.
– Ладно. Вернемся в Хедар – со мной спать будет.
– Ты не понял, Дима, – поморщился Хомутов. Разговор выходил тошнотворный. – Все не так просто. Она не из этих…
– Да что ты говоришь? – саркастически ухмыльнулся Уланов.
– Точно. Тут все иначе…
Приблизившись к ним, Гареев сказал:
– Едем, пора.
И действительно, у вертолета уже стоял армейский джип с работающим мотором. Хомутов направился к машине, оставив Уланова у вертолета, и только уже садясь, на мгновение обернулся: Уланов орал на второго пилота, злость срывал.
В машине было душно, застарело пахло потом и чесноком. Гареев уселся рядом с Хомутовым, хлопнул дверцей. Человек на переднем сиденье, одетый в полувоенную робу, обернулся, проговорил на северном наречии:
– Сразу на место двинем. Не возражаете?
Хомутов перевел. Гареев молча кивнул и отвернулся к окну.
– Ничего толком мы еще не знаем, – продолжал местный. – Но, похоже, птица не из простых.
Хомутов снова перевел.
– Почему так решили? – спросил Гареев, не отрывая взгляда от окна, за которым тянулись однообразные мазанки окраины.
– Документы у него слишком хорошо сделаны. Простым боевикам таких не дают. Ехал из Хедара рейсовым автобусом. Очевидно, готовится какая-то крупная акция.
– В Хедаре?
– В Хедаре, да, – кивнул человек на переднем сиденье. – Идет подготовка к военному параду, вы ведь знаете. Президент Фархад примет в нем участие. Нет ли здесь связи?
Гареев задумчиво посмотрел на собеседника. Выглядело это довольно правдоподобно, и он встревожился.
Джип остановился у массивных железных ворот, засигналил. Ворота со скрипом отворились, открыв унылое пространство испепеленного в прах двора, за которым высилось мрачное здание в три этажа с окнами, забранными решетками. Джип описал дугу и остановился. Человек на переднем сиденье снова обернулся, заметил буднично:
– Пришлось немного попортить физиономию этому мальчугану.
Хомутов, переведя Гарееву, внезапно понял, что сказано это не просто так – их готовят, чтобы не было неожиданностей. Сердце его сжалось, и по гулким пустынным коридорам он шел, ощущая, как холод сковывает спину. Представлялось: они входят в какую-то камеру, а там – не человек, а кровавое бесформенное месиво на полу, нечто ни с чем не сообразное. И вот это нечто начинает шевелиться, хлюпая в луже крови и мочи, поворачивает к ним свой ужасный лик…
Он искоса взглянул на Гареева. Тот шел спокойно и уверенно, на лице полковника ничего не было, кроме деловитой озабоченности. Миновали коридор, поднялись на второй этаж, провожатый распахнул одну из дверей и жестом предложил войти. Хомутов переступил порог, с трудом удерживаясь, чтобы не зажмуриться от накатившего на него липкого ужаса.
К его удивлению, ничего сверхъестественного он не увидел. Двое мужчин – один сидел за столом, второй со скучающим видом стоял у окна, и еще был третий, по другую сторону стола, – он сидел на стуле, уперев локти в колени, и когда скрипнула дверь, стремительно обернулся к вошедшим. Хомутов поразился его бледному, цвета сырой муки, лицу. Те, что были позади стола, приветствовали их и представились. Обычные офицеры службы безопасности, третий же, с белым лицом, оказался тем, из-за кого Гареев примчался в Мергеши. Услышав об этом, Хомутов взглянул на арестованного с невольным изумлением – тот никоим образом не походил на террориста, сурового боевика, о которых ему приходилось слышать. Мал ростом, тщедушен. Может, ошибка? Арестованного удалили из кабинета, чтобы ввести Гареева в курс дела, и полковник убедился, что действительно толку от допросов не было. Ни имени, ни того, зачем и к кому ездил связной в Хедар. Гареев, слушая, брезгливо морщился, так что офицеры поневоле чувствовали себя школьниками, не выучившими урок.
Наконец Гареев сказал со вздохом:
– Ваш человек, сопровождавший нас с аэродрома, прав, предполагая, что есть связь между этим связным и парадом в Хедаре. Однако времени остается в обрез. Если он не заговорит, а во время парада произойдет нечто незапланированное – ваше дело плохо.
Хомутов переводил, глядя в лица этих людей. Они отчаянно нервничали и трусили. Их не надо было пугать, они и без того знали: если время будет потеряно, расправы не миновать. Гареев тоже почувствовал состояние своих собеседников, оборвал себя на полуслове, проговорил раздраженно:
– Давайте его сюда. Ведите допрос, а я пока послушаю.
Он повернулся к Хомутову:
– Сядь позади меня. Будешь переводить.
Снова ввели человека с белым лицом, усадили на стул. Гареев с Хомутовым устроились возле стены, словно происходившее их не касалось. Начался допрос. Хомутов переводил вполголоса, Гареев сидел истукан-истуканом, никак не реагируя на происходящее. Видно было, что все это повторялось уже тысячу раз: следователь спрашивал, арестованный отвечал – или не отвечал – и все это им уже осточертело. Да, ехал из Хедара. На рынок ездил. Документы поддельные, с этим не спорит. В прошлом году нашел на улице чистый бланк, хотел отнести в полицию, да вот сглупил, оставил, внес свое имя. Прежние? Потерял, думал – пусть хоть какие-то будут. Ложь? Ничего не может добавить. Все именно так и было. Джавад даже руками развел, оборотясь к Гарееву.
Только теперь, когда угол освещения изменился, Хомутов вдруг понял, почему у этого человека такое лицо. На нем лежал слой пудры. Оно было не белое, а синее, сплошной кровоподтек. А пудра – чтобы гостей из Хедара не пугать. Хомутов взглянул на Гареева – заметил ли тот, но лицо полковника по-прежнему ничего не выражало. Гареев молчал, и лишь спустя полчаса негромко проговорил, так, что его услышал только Хомутов:
– Он так и будет ваньку валять. Бесполезно.
Повернувшись к Хомутову, он сказал:
– Переведи им – пусть уведут арестованного.
Когда его просьбу выполнили, полковник встал, прошелся по кабинету, глубоко заложив руки в карманы и разглядывая носки ботинок. Наконец, выдержав тягучую паузу, он сказал:
– Очень непростой парень. Далеко не мелочь, не обычный курьер. Пользы от вашей обработки не было. – Хомутов перевел. – Может, ему показательный расстрел устроить, а? – продолжал Гареев.
Остановился у окна, обвел взглядом присутствующих, ожидая, пока Хомутов переведет фразу до конца.
