Михаил Соколов - Гладиатор
– Ну что, за знакомство? – предложил длинный сухо мускулистый парень и протянул Николаю стакан, наполовину заполненный водкой. – Тебя как кличут? Я – Вова, этот толстячок – Игорь, а коротышка, – указал он на плотного, бугристого, схожего с тем квадратным, которого Николай сегодня метелил в сортире, – Вадик. Ленку ты знаешь, а этот цветочек – Марина.
– Николай! – сказал он и поднял стакан.
Наступила пауза, на которую он не обратил внимания, тем более что все вдруг как-то суетливо поднесли к губам стаканы. Выпил и Николай.
– Угощайся, – сказал Вова. – Поклюй колбаски, сыра. Помидоры, огурцы, бери что найдешь.
Николай взял кружок колбасы, ломтик сыра и помидор. С наслаждением проглотил. Оказывается, сильно проголодался. Может, это купание нагнало аппетит? Или водка?
Водка провалилась вниз, и стало еще прекраснее.
Лена ерзала на его коленях, откровенно прижималась.
Повернула к нему смеющееся личико, жадно облизнулась.
– Красавчик! – сказала она и уперла руки ему в плечи, предлагая откинуться на лежак.
Игры, конечно, еще те… Но как приятно!
Вадим поднялся с бутылкой шампанского, потянулся, глядя на море, стал вливать в себя содержимое.
Николай медленно откинулся назад. Не сводя с него глаз, Лена продолжала давить ему на плечи, прижимая к лежаку. А где-то музыка, где-то смех… Другим тоже хорошо.
В этот момент ему показалось, у Вадима подвернулась нога и он, как-то по оси сворачиваясь, стал падать на песок, взмахивая, чтобы удержать равновесие.
И тут сильный удар по голове разом выключил и море, и раскалившиеся уже звезды, и эту кошку Лену, и всех этих новых друзей…
Черт побери!
Глава 4
ЗАХОРОНЕНИЕ В МОРЕ
Сильно болела голова. Он открыл глаза и долго всматривался в снежно-белую дорогу, ровно тянувшуюся далеко-далеко к горизонту. Вдруг понял, что лежит на корме. Большой катер летел куда-то, оставляя за собой кипящий след. Еще он сообразил, что крепко связан по рукам и ногам и лежит в одних плавках, руки заведены за спину, а правое плечо затекло и потеряло чувствительность.
Он вздохнул и вместе с воздухом выдохнул стон. Память медленно возвращалась. Он вспомнил, как глупо попался на удар Вадима, вспомнил и отблеск бутылки, падающей ему на голову, и похотливые глазки Ленки, и собственную глупость… Как глупо попался!
Но за что? Он попытался перекатиться на другой бок.
Это хоть и с трудом, но удалось. Рядом лежал какой-то мужик, раскинув руки в стороны. Не связан. Глаза закрыты: спит либо в отключке. И морда побита. Когда взгляд Николая упал на огромные, казалось, парусящие под ветром уши, узнал: тот самый коротышка, которого избивали в туалете ресторана.
Николай приподнялся, сел. Дверь в рубку была открыта, и в сером предрассветном мареве, сгущенном в глубине помещения, все же увидел и узнал длинную мускулистую фигуру за штурвалом. Это был Вова.
Катер между тем мчался куда-то. Справа за кормой виднелась узкая полоска побережья. Они уплывали в глубь моря. В этот момент Вова оглянулся, осклабился и махнул рукой, что-то крича. Шум мотора заглушил слова.
Дальше все происходило без суеты, но достаточно быстро. Вова, видимо, закрепил штурвал, потому что, когда он двинулся к Николаю, катер продолжал ровно нестись вперед. Он остановился перед коротышкой и Николаем. Улыбка у него на лице сменилась торжествующей гримасой.
– Ну что, Колян, отвоевался?
– Что тут вообще происходит? А ну-ка, развяжи меня.
Тот не слушал.
– Попались, пацаны. Теперь вам кранты, – злорадно сообщил он.
И добавил с насмешливой доверительностью:
– Ничего, все там будем.
Он вернулся в рубку и вскоре снова появился с большим будильником и пакетом.
– Это чтобы нагляднее было, – пояснил Вова, кивая на будильник. – Гляди, стрелка звона почти рядом с большой. Как только большая стрелка доползет, будет… Знаешь что будет? Будет большой "бум".
Он поставил будильник метрах в двух от них, придавил с боков какими-то железками. Позади него положил пакет. Проводки от пакета прикрепил к будильнику, что-то завел, что-то включил, в общем, бомба была готова.
Вова перехватил взгляд Николая, ухмыльнулся.
– Правильно мыслишь. Минут через пятнадцать вознесетесь, как агнцы, высоко и надежно. Если успеешь развязаться и попытаешься отсоединить будильник, все тут же взлетит к чертовой матери. Если попробуешь все вместе приподнять, тоже взорветесь. Не советую пробовать. А там, как знаешь.
Ну, не смею больше задерживать и спешу откланяться.
Он в последний раз любовно осмотрел механизм и поднялся.
– Эй, Вова! – окликнул его Николай. – Меня-то за что? Что я вам сделал?
– Сволочь! Спроси своего дружка, – уже другим тоном посоветовал Вова.
Он сунулся в рубку, что-то схватил, кинулся к борту, перелез. Через несколько секунд оттуда раздался тонкий, пронзительный звук, видимо, лодочный мотор. Тут появилась и, задрав круглый нос, быстро унеслась прочь резиновая лодка.
Катер, тело коротышки, море и он – одиночество висельника. Он поднялся на ноги, безнадежно огляделся. Полоска побережья оставалась на том же расстоянии. Вдруг взгляд его наткнулся на мутные глаза соседа. Только что вроде были закрыты. Шевельнулись губы. Какой-то звук.
Николай упал на колени и наклонился к серому лицу.
– Колян! – прошептал коротышка. – Они меня достали. Пришлось обо всем рассказать.
Он сделал паузу, собираясь с силами.
– Но я их обманул. Дома.., у меня.., на…
Он умолк на полуслове, и по бледности, разлившейся по его и без того серому лицу, Николай понял: отошел лопоухий.
Николай бросил взгляд на стрелку часов. Осталось минут десять. Надо торопиться. Лег на бок, подтянул ступни к рукам за спиной и лихорадочно, на ощупь стал распутывать узлы. Взгляд его не мог оторваться от большой стрелки, все ближе подбиравшейся к красной черте, за которой обычно начинается трезвон.
За три с половиной минуты удалось освободить ноги.
Попытался вывернуть руки вперед, однако ноги, хоть и согнутые, как у эмбриона, не пролезли в связанное кольцо. Еще минуту потерял.
Вскочив, бросился в рубку. Огляделся. Ничего подходящего. Вниз шла лестница в каюту, куда он и скатился, как куль.
Диваны вдоль бортов. Большой стол посередине.
Перегородка с проходом. Бросился туда. Отлично, маленький камбуз. Заглядывая через плечо, открыл ящик стола. Звякнули вилки, ложки. Ни одного ножа. Выдвинул еще и, уже не веря себе, заметил выкатившийся из глубины маленький железный столовый ножик… оказавшийся невероятно тупым.
Черт!
Вдруг вспомнил, мельком отмеченное ранее: над рундуком, заполненным, видимо, песком, пожарный щит с причиндалами. Николай буквально взлетел наверх. Топор был там. – Николай вскочил на ларь, и только тогда ему удалось снять топор, лезвие которого, когда-то остро заточенное, лишь слегка поржавело, и только. Даже лучше.
Зажав коленями рукоять, он быстро, как мог, стал перерезать, перетирать веревки. Он был уверен, что взрыв уже должен был прогреметь. И удивлялся отсрочке. Скорее всего ошибался; нетерпение, страх, желание спастись убыстряли ход времени.
Вдруг напряженно оттянутые руки разошлись.
Свободен!
И тут, вместо того чтобы кидаться в воду, метнулся к трупу коротышки, мельком бросив взгляд на часы.
Вроде между стрелками был еще просвет. В карманах ничего нет. Только время потерял. Не раздумывая более, кинулся к ближайшему борту, оттолкнулся что есть силы и ласточкой вонзился в воду. Как можно глубже и дальше. Он плыл под водой, пока хватало воздуха, и в какой-то момент действительно всем телом почувствовал, как вздрогнуло море, слабо толкнув и его.
Когда он вынырнул, катер уже пылал и развороченная корма выплескивала все новые и новые языки огня.
Еще раз громыхнуло, видимо, бак с горючим, и уже весело и безнадежно засверкало, зазмеилось: дым, протуберанцы, агония…
Ну и ладно. Повернувшись, он неторопливо поплыл к ставшей снизу еще более узенькой и едва расцвеченной поднимающимся солнцем полоске берега.
Хорошо!
На небе осторожно появились и как-то незаметно быстро расползлись прозрачные перья облаков, окрашенных в розовые и желтые тона восходящим светилом. Море было спокойным, легкие волны, мягко ударяя в затылок, нисколько не мешали плыть, наоборот, помогали. Чтобы не терять сил, Николай плыл брасом и с каждой минутой настроение его улучшалось. Он смотрел вперед, туда, где, съедая предрассветную сырость, наползали солнечные лучи, заливая огнем тонкую полоску пляжного песка и желто-розовые дома в просветах густо посаженных изумрудных и малахитовых деревьев. Николай радовался морю, воде, так плотно державшей его между небом и дном, радовался спасению, но еще больше тому, что сонный отпуск, в благости которого он в глубине души сомневался, неожиданно превратился в отдых активный, дав Николаю возможность совместить полезное с приятным.
