Михаил Серегин - Контрольная молитва
Михаил схватил его за ворот и вытолкнул на лед по пояс.
– Она здесь?! – спросил он.
– Да! – прохрипел парень.
Михаил снова нырнул и поплыл по течению. Девчонку, скорее всего, уже отнесло метра на четыре… Но ее нигде не было, руки хватали только ледяную воду.
«Здесь немного вправо сносит…» – вспомнилось откуда-то из детства.
Он повернул правее и сразу наткнулся на шубку. Но шубка была пуста.
«Молодец! Скинула!» – натужно похвалил девчонку Михаил и понял, что ему уже невмоготу – голову сдавило невероятно. Он заставил себя сделать еще шесть гребков и наткнулся на волосы. Схватил и рванул назад. Теперь еще и не хватало воздуха.
Рука была занята, плыть приходилось против течения, и он знал, что будет продвигаться невыносимо медленно. А проплыть надо было метров шесть. Когда, по его расчетам, он их проплыл, сверху был все тот же лед.
«Потерял!»
Он подтянул девчонку к себе поближе – она уже не шевелилась. Пошарил сверху рукой – везде только гладкая и скользкая поверхность льда. Воздуха отчаянно не хватало. Проплыл еще немного и понял: конец! Он не найдет этого маленького пролома.
«Господи! Выручай!» – взмолился он и тут же понял, что придется плыть вниз. Метров через тридцать будет настоящая, огромная промоина – не промахнешься. Но тридцать метров даже по течению он уже проплыть не мог.
Девчонка слабо шевельнулась, и он подтянул ее к груди, ухватил зубами за свитер и, освободив руки, ринулся вниз по течению! Он плыл и плыл, но лед над головой не кончался, а воздуха уже просто не было.
«Господи! – взмолился он. – Дай доплыть!»
И он плыл еще бесконечное количество метров, чувствуя, как сводит спазмами лишенные кислорода легкие, как уже не на воле к жизни – ее давно не было, – а бог знает на чем движется его тело.
Лед кончился в тот самый момент, когда он понял, что уже не живет. Михаил вынырнул, хватанул ртом воздуха пополам с водой и, хрипя и откашливаясь, поплыл к поросшему кустарником берегу. Он выполз на берег полумертвым, сверхусилием воли подтащил девчонку к себе и перегнул через колено головой вниз. Кажется, что-то вылилось, но он этого не видел и не слышал. Начал делать искусственное дыхание, но вскоре понял, что у нее просто не бьется сердце.
Михаил потащил ее вверх по склону, там было немного светлее от недалеких поселковых фонарей. Кинул на снег и остолбенел – это была Катька Звонцова, Иркина сестренка! Он бросился делать ей массаж сердца, но сведенные кисти не слушались и съезжали с хрупкого тела. Раз за разом, шаг за шагом, он делал все заученные на медчасах процедуры, но все было бесполезно.
– Господи! – заорал он. – Ну помоги же! Я не могу так!!!
Он не успел подобрать слов – сердце завелось само. Михаил поднял девчонку на руки и кинулся было в поселок, но вспомнил про пацана.
– Блин! – ругнулся он, рывком перекинул Катьку через плечо и кинулся назад, к промоине.
Мальчишка так и лежал: половина тела на льду, половина в воде. Михаил кинул девчонку в снег и побежал к парню, а метров за пять упал на живот и пополз. Добрался, схватил за ворот и рывком вытащил на лед. Всмотрелся. Было темно, но Михаил понял, что парню совсем хреново.
Он оттащил его за собой поближе к берегу, поднял и попробовал поставить на ноги. Пацан был никакой. И тогда он перекинул его через одно плечо, Катьку через второе и, как был, в носках, побежал в больницу.
До расположенной с краю поселка усть-кудеярской больницы было недалеко, метров шестьсот. Два раза ему встретились веселые компании, но толку от них не было никакого – только время терять, а это было нельзя.
Когда он добежал до приемного покоя, дверь оказалась закрытой, и он вышиб ее ногой. Вторую выбить не успел – открыла встревоженная дежурная.
– Что вы хулиганите! – начала она, но тут же осеклась.
– Завтра починю, – задыхаясь, пообещал Михаил. – Этих откачивайте… Куда их?
– Господи, Вова! – всплеснула руками дежурная, узнав мальчишку.
Он оттащил ребятишек в кабинет или что там у них, а сам вытер лицо висящим на крючке синим халатом и сел в приемном покое, не замечая, как образуется вокруг него лужа из стекающей воды. Его трясло. И он молился. Он не знал, какие слова будут сейчас правильными, а порой у него даже не было слов, а только одна, направленная Туда, на Самый Верх, мольба: «Пусть она живет!»
Звонцовы были их соседями по бараку еще в конце семидесятых, а с Иркой, Катькиной сестрой, у него даже был роман. Это уж потом, когда партия объявила курс на полную ликвидацию барачных строений, они с матерью получили от птицефабрики эти полдома, а тогда…
Но дело было даже не в Звонцовых. Просто он знал, что такое «не успеть», с ним это однажды случилось, и он не хотел, чтобы это повторилось еще раз.
Бачуля подорвался на мине за месяц до дембеля. Ему оторвало обе ступни. И в санчасть они тащили его втроем: медик, Кошка и он. И не успели.
Бачулин поселок был здесь рядом, за Волгой, и они вместе мечтали о том, как забурятся на острова с ящиком водки и удочками – на неделю… на две… на месяц!
– Миша! – толкнули его. – Шатун!
Он открыл глаза. Напротив стоял Костя – в очках, белом халате.
– Как они? – спросил Михаил.
– Нормально. А ты, я вижу, не очень… Ну-ка, пошли со мной… Можешь идти?
– Я… ничего… Я домой пойду.
– Что, прямо в носках?! Точно говорят, что ты головкой ушибся! – покачал головой Костя. – Вперед, не возражать!
* * *Костя сделал-таки ему больничный, хотя поначалу Михаил и возражал. Он чувствовал себя вполне работоспособным. А потом на все махнул рукой и два дня провалялся на диване с «Тремя мушкетерами» в руке. Но книга не шла. Он возвращался и возвращался мыслями в ту ночь и уже не мог делать вид, будто ничего не произошло. Теперь он уже не боялся признать, что это было. Не сам он остановил свою руку с занесенным ломом там, в зоне, не сам он выбрался из-подо льда, не сам он завел сердце Катьки Звонцовой. У него было такое чувство, что его долго и кропотливо вели к этому дню. Вели только для того, чтобы он понял – Бог есть!
* * *По весне Михаил продал меховую куртку и почти новенькую камуфляжку и взял билет на Москву. Его ждала Загорская семинария.
– Ты понимаешь, на что идешь? – сурово спросил его дед Григорий.
– «Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме», – серьезно ответил Михаил.
* * *Как всегда, в 5.30 утра, приветственно кивнув милиционеру, отец Василий прошел мимо поста ГИБДД, а затем и мимо автостоянки. Несмотря на ранний час, дальнобойщики уже проснулись и громко перешучивались друг с другом. Вылезли из кабин и заспанные, помятые на своей нелегкой работе их «плечевые» подруги.
– Бог в помощь! – поприветствовал тружеников отец Василий.
– Иди-иди, батюшка! – весело отозвалась одна из плечевых. – А то твои старушки, поди, заждались…
– Объяснил бы ты этим оторвам, отец, что нельзя в таком режиме работать! – пошутил невесть откуда взявшийся капитан Белов – начальник поста. – Слышали, девочки? Бог запрещает!
– Господь наш работать не запрещает, – мягко пояснил отец Василий. – Господь нам свою любовь заповедовал.
– Так я у него тогда почти святая! – заржала плечевая и призвала в свидетели шофера. – Чего-чего, а любви во мне хоть отбавляй! Правда, Паша?
– Блуд не есть любовь, – серьезно возразил отец Василий. – Они по природе своей разнятся. Блуд от праха, а любовь от духа.
– Брось, отец, – махнула рукой плечевая. – Двадцать один год на свете живу, а разницы так и не уловила.
Отец Василий понимающе кивнул.
– Так бывает. Для одних эта дорога ведет в храм, – показал он на трассу. – А для других эта же самая дорога – путь прямо в ад.
– Ладно, поп, будет тебе пугать, – устало и зло посмотрела на него плечевая. – В церкви у себя агитировать будешь.
– Ей с таким задом, – ущипнул девушку за ягодицу капитан, – рано еще о душе думать.
Плечевая коротко взвизгнула.
– Что ты пищишь? – засмеялся капитан. – Я ж тебя по любви ущипнул, не по блуду. Скажи ей, батюшка…
– Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с нею в сердце своем, – вздохнул отец Василий и пошел дальше вдоль бесконечного ряда пыльных кабин.
– Бабки гони, капитан! – услышал он за спиной женский смех. – Слышал, что поп сказал? Прелюбодействовал в сердце своем? Значит, плати!
«Прости их, Господи!» – мысленно попросил отец Василий. – Ибо не ведают, что творят…»
– Доброе утро, батюшка! – раздалось от шашлычной.
– Бог в помощь, Анзор! – улыбнулся шашлычнику отец Василий.
– Доброго утречка, отче! – крикнул с другой стороны главный конкурент Анзора – хозяин придорожной кафешки Иван Петрович.
– Храни тебя Господь!
Каждое утро он проходил мимо поста ГИБДД, проституток, водителей, работников нового, уже не советского общепита, терпеливо отмечая мельчайшие изменения в этих бесконечно уставших от нечеловеческих нагрузок и безверия людях.
