Михаил Ахманов - Наёмник
– В полном соответствии, – осклабился подполковник Мюлель. По контрасту с темной кожей зубы его казались ослепительно белыми. – В полном соответствии, капитан, – повторил он. – Точно так же, как поступили бы они в печальных для нас обстоятельствах.
Щека Керка дернулась. Он собирался что-то сказать, но тут за его спиною грохнул взрыв.
Глаза Мюлеля округлились.
– Вы взрываете технику? Зачем? Это же наши трофеи!
– Пленные ваши, трофеи мои, – мстительно уточнил капитан. – А я люблю фейерверки.
– Очень недружественное поведение! Мы – демократический фронт, и можем рассчитывать, что вся общественность Европы, все либеральные силы…
– Здесь не Европа, и я не политик, а легионер, – оборвал его Керк. – Всего хорошего, мсье подполковник.
Бонго Мюлель окинул его свирепым взглядом, стиснул челюсти и, сделав поворот через левое плечо, скорым шагом направился к своей команде. Глядя в задумчивости на широкую спину подполковника, капитан Керк щелкнул пару раз затвором автомата, потом плюнул и пробормотал:
– Повесить бы тебя на банане вместе с папашей Мобуту, а заодно и наших стервецов… Демократы хреновы!
* * *Спустя двенадцать дней капитан Керк стоял в просторном и прохладном кабинете, где на стенах висели портрет генерала де Голля, гравюры с изображением спаги,[8] сцепившихся в схватке с арабскими всадниками, и голова вилорогой антилопы. В кабинете также имелись другие диковины и чудеса, однако главным его достоинством была прохлада. Здесь ее ценили наравне с хорошим коньяком, белой женщиной и чистой питьевой водой, чему удивляться не приходилось – ведь лагерь Легиона под Ялингой располагался всего в семистах километрах от экватора. Можно сказать, в самом сердце Африки, откуда до любой державы дотянуться – без проблем. Хочешь, через Судан в Эфиопию, хочешь, в Ливию через Чад, а хочешь – в Анголу через Заир… Словом, удобное место, насиженное.
– Жаль, – произнес полковник Дювалье, хозяин прохладного кабинета, – чертовски жаль! Вы превосходный офицер, с хорошей подготовкой и немалым опытом… Не хочется вас терять! Если я предложу вам место в штабе и очередное звание, подумаете о продлении контракта?
Керк покачал головой.
– Я сожалею, мой полковник. Семейные обстоятельства, сыновний долг… Ну, вы понимаете…
– Не понимаю. Ваш отец, насколько мне помнится, боевой генерал, и лучшая награда для него – успешная карьера сына. Причем не где-нибудь, а в самых элитных войсках одной из европейских стран! Быть может, лет через двадцать вы сядете в это кресло, мой дорогой, под этим портретом! – Полковник хлопнул по подлокотнику и покосился на де Голля. Затем добавил: – Конечно, если вас не доканает лихорадка и вам не вышибут мозги, в чем нет фатальной неизбежности. Пример перед вами: я ведь жив и относительно здоров!
В том-то и дело, что относительно, подумалось Керку. Нет пары ребер с правой стороны, коленная чашечка раздроблена, плечо прострелено и глаз – стеклянный… Об остальных убытках и потерях Дювалье ходили только слухи. Впрочем, несмотря на свои пятьдесят, он исправно посещал бордель в Ялинге.
– Кроме отца-генерала есть еще и мать, – напомнил капитан. – Мечтает о внуках, а я не женат… К тому же последний в роду…
Полковник откинулся в кресле, сверкнув стеклянным глазом.
– Это легко исправить, Керк. Два месяца отпуска в Париже или в вашем северном отечестве, и вы настрогаете столько детей, что хватит на диверсионную команду. Или я не прав?
– Разумеется, правы. Однако, мой полковник, речь идет не о бастардах, а о законных потомках и наследниках. Значит, невеста в белом платье, свадьба, шампанское, цветы, медовый месяц… На другое моя матушка не согласна.
– Пфа! – Дювалье небрежно помахал рукой. – За два месяца можно дважды вступить в брак и развестись. Ну, не за два, так за три… По месяцу на невесту и по неделе на развод.
– Невест еще найти надо, – возразил капитан.
– Я же сказал: три месяца… На поиски будет еще по неделе. Кроме того, вы можете остановиться на самом первом варианте.
Капитан промолчал, и Дювалье, переглянувшись с вилорогой антилопой и генералом де Голлем, произнес со вздохом:
– Ну, как пожелаете… Ваше внимание к матери похвально, но думаю, что внуки и все остальное, чем вы готовы ее осчастливить – не более, чем эпизод. Бойцы должны сражаться, капитан! А значит, вы вернетесь в строй. Надеюсь, в наш… Не хотелось бы увидеть вас в прицеле снайперской винтовки.
Он поднялся, протянул капитану руку и сообщил, что документы и деньги можно получить у майора Гернье в финансовом отделе. Направившись туда, Керк задумчиво усмехался и покачивал головой. Три года в Легионе, а перекинуться словом с полковником на посторонние темы удавалось не часто… можно сказать, в самый первый раз… Общение Дювалье с капитанами сводилось обычно к приказам и выволочкам, причем в обоих случаях он был похвально краток.
Взяв у Гернье документы, Керк покинул здание штаба и зашагал вдоль складов и ангаров с техникой, мимо плаца, где сержанты с грозным видом гоняли пополнение, мимо ротных бараков и почти таких же корпусов для офицерского состава – длинных, с плоскими кровлями и окнами, похожими на бойницы. В каждом окне торчал кондиционер, а за последним жилым корпусом, в кругу почти не дающих тени деревьев, вяло журчали струйки фонтана: три наяды или нимфы изливали воду в крошечный круглый бассейн. Место пользовалось дурной славой – поговаривали, что лет восемь-девять назад в бассейне утопился лейтенант-датчанин. Собственно, не утопился, а утонул, выйдя из бара в том состоянии, когда наяды из позеленевшей бронзы кажутся вполне готовыми к соитию с изголодавшимся по ласке офицером.
Обогнув фонтан, Керк приблизился к строению, напоминавшему парижское кафе из старого полузабытого фильма: две витрины по фасаду, между ними – вход со стеклярусной занавесью, черепичная крыша, продолженная полосатым тентом, полдюжины столиков, стулья из гнутых алюминиевых трубок. За столиками не было никого – зной, пыль и жаркий сухой ветер не располагали к отдыху на свежем воздухе.
Бар для господ офицеров третьей бригады не имел названия и упоминался склонными к его посещению лицами как просто «бар» или по владельцу, индусу Пранаяме. Пранаяма, однако, был таким же индусом, как бар – парижским кафе: происходил он из Лондона, где родились три поколения его предков, и охотно отзывался на имя Кристофер. Керк заглядывал сюда не часто: во-первых, цены кусались, а во-вторых, к спиртному, за исключением сухих французских вин, он проявлял полное равнодушие. Впрочем, день сегодня был особенный, отвальная как-никак, когда положено принять на грудь и угостить коллег, чтоб не поминали лихом. Коллеги по оружию, так он их обозначал, дабы не путать с боевыми товарищами. Такие товарищи у него имелись, однако не здесь.
Внутри было тихо, сумрачно и относительно прохладно – не так, как в кабинете Дювалье, но много приятней, чем снаружи. Свенсон уже сидел за столиком, грыз соленые орешки, потягивал пиво из высокого бокала; у стойки бара угощался незнакомый Керку капитан, а трое офицеров из 39-го батальона сражались с бутылкой шотландского виски – похоже, не первой, если судить по их раскрасневшимся физиономиям. Мерно гудел кондиционер, жужжали залетевшие с улицы мухи, позвякивали стаканы в руках Пранаямы – как всякий бармен в мертвый час он занимался важным делом: полировал посуду до блеска.
Керк подошел, кивнул лейтенанту и опустился на стул.
– Порядок, КК?
– Порядок. Полный расчет.
– За это стоит выпить. – Свенсон щелкнул пальцами. – Крис, пива! – Потом поглядел на свой полупустой бокал и сообщил: – Росетти и Деннис будут минут через сорок. Харрис задержится. Сказал, не ждите, приду, когда смогу.
Они помолчали. Чокнувшись с Керком, Свенсон допил пиво, пошарил в кармане френча, выложил на стол что-то небольшое, завернутое в бумагу.
– Вот… Подарок тебе, капитан… Не самое дорогое, чем я владею, но самое памятное. От жизни моей и крови…
В плотном бумажном пакете была сложенная аккуратными кольцами струна. Прочная, гибкая, как дамасский клинок, с деревянными стержнями с обоих концов, удобными, чтоб захватить их в кулаки и, захлестнув петлю на вражеской шее, дернуть и сдавить, пока не прервется дыхание…
Керк осторожно потрогал ее, вскинул глаза на Свенсона.
– Та?
– Та. – Погладив шрам на шее, лейтенант уточнил: – Прямо отсюда. Если хочешь, могу и пальцы ассасина подарить. Три, заспиртованные. Я их ножом отхватил.
Капитан негромко рассмеялся.
– Это уже слишком, Свенсон! Должно ведь тебе что-то остаться на память! За удавку спасибо, а пальчики будешь показывать внукам. Если доживешь.
– Доживу. Во всяком случае, постараюсь.
Кивнув, Керк спрятал удавку в карман. Полезная вещь; вроде бы не оружие, однако в умелых руках опасней, чем клинок и штык. С подобными предметами его учили обращаться, и из занятий этих он вынес убеждение, что человеческая жизнь хрупка, ибо отнять ее можно сотней разнообразных способов. Просто удивительно, сколько вполне безобидных штуковин годилось для такого дела – заточенный карандаш, пакет из пластика, лопатка, вилка, скрепка или, как в данном случае, кусок железной проволоки.
