Стивен Хантер - Невидимый свет
— Он нашел ее, мистер Эрл, — сказал Поп. — Она здесь.
* * *— Проклятье, — кричал Джимми Пай. — Черт побери, парень, покрути ручку-то! Терпеть не могу тишины!
Длинные светлые волосы Джимми, уложенные с помощью геля «Брилкрим», золотом сверкали в лучах яркого солнца, подчеркивая красоту изящных черт его лица.
Толстые пальцы Буба крутили ручку приемника, но отголоски музыки, которую якобы слышал Джимми, окончательно растворились в эфире.
— Дж-Дж-Джимми. Не могу н-н-н-найти...
— Давай, давай, парень. Продолжай, черт побери, ну, скажи.
Но у Буба ничего не получалось. Слово застряло где-то между мозгами и языком, запуталось в паутине раздражения и тщетных усилий. Проклятье, когда он научится разговаривать, как настоящий мужчина?
Буб, полноватый медлительный юноша девятнадцати лет, одно время работал подмастерьем плотника в строительной компании «Уилтонз констракшн», которая находилась в Блу-Ай, но, поскольку он так и не освоил ремесло, его уволили. Перед своим двоюродным братом, который был старше, Буб благоговел, с малых лет восхищался им, ведь Джимми считался лучшим защитником из всех, кто когда-либо жил в Полк-Каунти: за год до окончания школы его рейтинг составлял 368, он мог бы играть в младшей лиге или в команде Арканзасского университета, если бы не угодил за решетку.
То, что испытывал Буб по отношению к Джимми теперь, было больше, чем благоговейный трепет: наверное, он любил брата. Казалось, даже воздух пропитан обаянием Джимми; он распространял вокруг себя уверенность, одним своим присутствием разрушал все преграды.
— Крути, парень! — вопил Джимми с ликованием на лице. — Найди хорошую музыку. Только не негритянское вытье. И не деревенскую дребедень. Нет, сэр, я хочу послушать рок-н-ролл, желаю услышать «Рок круглые сутки» в исполнении Билла Хейли и его чертовых «Комет».
Буб сосредоточенно крутил ручку приемника, пытаясь найти мощные радиостанции Мемфиса или Сент-Луиса, но боги почему-то отказывались помочь, и из динамика выплескивалась, причем громко, без помех, как раз та самая «дребедень», которая не нравилась Джимми: радиостанция Литл-Рока передавала «КУИН», Тексаркана потчевала слушателей лучезарной музыкой негритянской группы «КГОД». Но Джимми не сердился. Забавляясь борьбой Буба с радиоприемником, он время от времени похлопывал его по плечу.
За рулем сидел Джимми. Где, черт бы его побрал, он раздобыл автомобиль? Буба переполняла любовь к брату, когда он прибыл к воротам тюрьмы Форт-Смита, расположенной в западной части города, поэтому у него и мысли не возникло спросить про машину, а Джимми не стал ничего объяснять. А автомобиль красивый — блестящий элегантный «фэрлейн», новенький, будто только что выехал из демонстрационного павильона, с автоматической коробкой передач и, конечно же, с откидывающимся верхом. Джимми вел машину, как Бог. Он несся по Роджерс-авеню, обгоняя другие автомобили, весело сигналил, с уверенностью кинозвезды зазывно махал рукой молоденьким девушкам.
Те неизменно махали ему в ответ, и это смущало Буба. Джимми был женатый человек. Он состоял в браке с Эди Уайт, дочерью вдовы Джеффа Уайта, а она считалась первой красавицей. И охота Джимми флиртовать с незнакомками? Ведь все так замечательно устроено. Мистер Эрл нашел Джимми работу на лесопилке в Нанли; Джимми с Эди будут жить в коттедже на окраине города, на скотоводческой ферме, хозяин которой, Рэнс Лонгэкр, не так давно умер. Мисс Конни Лонгэкр, вдова Рэнса, обещала не брать с них денег за проживание, если Джимми будет помогать перегонять скот. Джимми тем временем научится ремеслу на лесопилке. Может быть, даже выбьется в управляющие. Все так хотят, чтобы у него получилось.
— Посмотри на тех девчонок, — говорил Джимми, обгоняя микроавтобус «Понтиак». Четыре миловидные светловолосые девушки, по виду — настоящие капитанши болельщиков, улыбнулись, услышав возглас Джимми: — Эй, красотки, хотите мороженого?
Девушки рассмеялись, понимая, что Джимми, такой симпатичный и шумный парень, не имел в виду ничего дурного. Тут Буб заметил, что их автомобиль заехал за разделительную линию и прямо на них надвигается грузовик.
— Дж-дж-дж-дж...
— Слушай, поехали в кино, в «Скай-Вью», например, на «Соблазнительную девушку»! — вопил Джимми.
Грузовик...
Водитель грузовика засигналил.
Девушки закричали.
Джимми расхохотался.
— Дж-дж-дж-дж...
Джимми одним движением кисти крутанул руль, нажав ногой на педаль акселератора, и с мастерством настоящего гонщика втиснул машину в крошечное пространство между микроавтобусом, едущим справа, и грузовиком, несущимся навстречу с пронзительным ревом и громыханием.
— Ууууууу! — напевал Джимми. — Я — свободный человек, черт возьми.
На следующем повороте он резко свернул влево, выбросив из-под колес фонтан гравия, и поехал вновь к центру города.
— Найди мне музыку, Буб Пай, старый ты пес.
Буб уловил знакомый ритмичный мотив, как раз то, что просил брат.
— Черномазый поет, — заметил Джимми.
— Н-н-н-н-нет, — наконец-то выговорил Буб. — Это белый. Просто у него голос, как у негра.
Джимми стал вслушиваться. Действительно, белый. Белый парень с хорошим чувством ритма. Белый парень, в котором сидит негр, энергичный, полный жизненных сил, горячий и опасный.
— Как зовут певца? — поинтересовался Джимми.
Буб не помнил. Какое-то новое имя, трудно запоминающееся.
— Не могу вспомнить. Будь он проклят, — ответил Буб.
— Ну и дурак, — прокомментировал Джимми, широко раздвигая губы в знакомой улыбке, как бы давая понять, что это не имеет для него никакого значения.
Джимми взглянул на часы. По-видимому, он знал, куда направляется. А вот Буб пребывал в неведении; до этого он всего несколько раз заезжал в Форт-Смит.
Вскоре Джимми затормозил.
— Как раз полдень, — сказал он.
Они остановились в оживленном месте на бульваре Мидлэнд, напротив большого продовольственного магазина с вывеской «Продукты ИГА». Буб впервые видел такой большой продовольственный магазин.
— Черт побери, — произнес Джимми. — Ты только посмотри, Буб? Посмотри, сколько здесь народу. И все тратят свои чертовы деньги на жратву. Эй, парень, да в этом месте, наверное, скопилось никак не меньше пятидесяти-шестидесяти тысяч долларов.
«Интересно, к чему он клонит?» — спрашивал себя Буб. Ему не нравился разговор Джимми.
— Дж-дж-дж-дж-дж...
Но, будь он проклят, Джимми — удачливый парень.
Час, два, три, четыре часа — РОК,
пять, шесть, семь, восемь часов — РОК,
девять, десять, одиннадцать, двенадцать часов — РОК.
Мы до упаду будем сегодня танцевать
РОК! РОК, РОК, РОК — до утра один РОК!
* * *Спущенные с поводка собаки нашли ее. Эрл слышал их возбужденный истошный лай.
— Они, собаки, не...
— Они ничего не тронут, — заверил Поп.
— Сюда, сюда! — кричал Джед Поузи. — Черт бы вас побрал, сюда идите!
Тяжело дыша, Эрл с трудом продирался вверх по склону сквозь деревья и колючие кусты и наконец вышел на расчищенный, не защищенный тенью участок, под убийственно палящие лучи солнца.
Джед, с тяжело вздымающейся грудью, стоял у оврага, стенки и дно которого были из глинистого сланца; иссушенная беспощадным солнцем земля окаменела и потрескалась. По другую сторону оврага сидели три пса, отгоняя лаем злого духа. Однако злой дух уже побывал здесь и сделал свое дело.
Ширелл лежала на боку; льняная розовая юбка задрана до пояса, трусики сняты, блузка содрана — постыдное зрелище. Широко открытые глаза смотрят безжизненно. На серой, почти бесцветной коже — толстый слой пыли. Все тело раздулось, напоминая накачанный воздушный шар в форме человека. Левая часть лица девушки, куда, очевидно, ударили камнем, — сплошной синяк, покрытый потрескавшейся коркой запекшейся крови. В трех шагах от трупа валялся камень со следами почерневшей крови.
— Все дырки наружу, — отметил Джед. — Вон смотрите, все видно.
Да, конечно, еще как видно. Взглянув на мертвую девушку, Эрл заметил сгусток черной крови на ее половых органах и еще, похоже, ушибы и ссадины. Над разлагающимся трупом жужжали мухи.
Участник трех крупных сражений за тихоокеанские острова, Эрл видел смерть во всех ее проявлениях. Да и сам не раз прощался с жизнью. Но эта девочка, обезображенная распиравшими ее газами, оставленная гнить в стороне от дороги на холме, выглядела такой раздавленной и брошенной, что у него от жалости все переворачивалось внутри, — а ведь он считал, что долгие бои на Тараве, пламя огнеметов на Сайпане и автоматные очереди, унесшие жизнь стольких солдат на Иводзиме, давно уже превратили его сердце в камень. Он насмотрелся на мертвецов, и на японцев, и на американцев, но ни один из них не был так бессмысленно, так жестоко изуродован.
