Евгений Сухов - Алмаз в воровскую корону
Суть их короткого разговора всегда оставалась для Лаврова тайной. Почему бы ему не подойти поближе и не послушать, о чем идет разговор? Что ему мешает? В конце концов, землянка располагается на территории его лагеря. Да и формального запрета на этот счет не было.
Глеб Кириллович неторопливо сделал вперед несколько шагов. Внезапно солдат из спецгруппы, стоящий к нему ближе всех, повернул голову и холодно посмотрел в его сторону. В поведении рядового Куприянова отсутствовала всякая угроза, просто кончики пальцев слегка скользнули по противотанковой гранате, пристегнутой к поясу.
«Все! Дальше двигаться нежелательно», — решил для себя Лавров. Следующий шаг Куприянов может воспринимать как пересечение контрольно-следовой полосы на государственной границе.
Лавров остановился и равнодушно посмотрел в сторону. Никогда прежде он не подходил так близко к «Трем толстякам» и сейчас видел, что парочку — капитана и бойца — кроме внешнего сходства связывает и предельная подозрительность. Прибывший курьер с майорскими погонами также с некоторым интересом взглянул на подошедшего полковника. И от столь откровенного любопытства у Глеба Кирилловича по спине пробежал холодок. Эта троица, как и приезжий офицер, не имела никакого отношения к НКВД, но их полномочия были гораздо выше, чем у него самого. А не лежит ли где-нибудь в кармане у майора Коробова предписание стрелять на поражение в случае неожиданного приближения кого бы то ни было?
Остановившись чуток позади майора, солдаты мягко установили ящик на землю. Скосив недобрый взгляд на подошедшего начальника зоны, прибывший бодрым голосом сказал:
— Груз сдан.
— Груз принят, — ответил Коробов.
— Напоминаю… За разглашение государственной тайны — расстрел! За любую сбитую пломбу — расстрел! За несвоевременную доставку груза к месту назначения — расстрел!
Старший группы майор Коробов заметно скучал, подобные страшилки он слышал едва ли не каждую неделю, а потому успел привыкнуть. Однако шутки тоже не уместны, их могут и не понять.
Козырнув, Коробов приказал Куприянову:
— Забирайте.
Далее не последовало ни прощального рукопожатия, ни единого дружеского слова. Просто все одновременно развернулись на каблуках и двинулись каждый в свою сторону.
И ни полковник Лавров, ни кто-либо еще из персонала лагеря не знали, что совсем недавно, еще в начале февраля этого вот сорок пятого года, все трое членов таинственной группы «Три толстяка» служили очень далеко от Урала. Они прибыли из Ялты, с Южного берега Крыма, а прислали их сюда такие люди, чьи фамилии даже и вспоминать страшно.
Глава 3 ЗА ВСЕ НАДО ПЛАТИТЬ
То, что гитлеровские спецслужбы не будут бездействовать, было ясно. Трудно удержаться от соблазна и, даже находясь при последнем издыхании, не попытаться разузнать, что делают в Ялте «Три толстяка», как называл абвер в своих донесениях большую тройку, а в случае безумной удачи не попробовать прихлопнуть ее. Но никто из советской контрразведки не ожидал от немцев особой активности. Да и что они могли в феврале сорок пятого? Выслать, например, дальнебомбардировочную авиацию и попытаться устроить из Ялты второй Ковентри? Или выбросить десант во главе с каким-нибудь Отто Скорцени, которому в сорок третьем удалось выручить арестованного Муссолини?
Нет, прошли те времена. Немногочисленные фронтовые бомбардировщики люфтваффе, еще способные вести боевые действия, до Южного берега Крыма не дотягивали, а дальней авиации к этому моменту у немцев вообще уже не было. Да и кто бы ее сюда допустил?! А уж идея морского десанта, каких-нибудь боевых пловцов, высаженных с подводной лодки, так это вообще из области горячечного бреда.
Конечно, у немцев была какая-то агентура, оставленная при отступлении, она работала, иногда выходила на связь по радио, но Берия уверил Верховного, что неприятных сюрпризов ожидать не стоит, рабочую обстановку конференции «Аргонавт», или Ялтинской встречи, не посмеет нарушить ни один вражеский агент.
Выслушав доклад Лаврентия Павловича, Сталин удовлетворенно кивнул. Ответственность была велика, и Берия прекрасно осознавал, что с ним может случиться в случае малейшей угрозы проведения конференции. Лучше перебдеть, чем недобдеть, а потому большое внимание было решено уделить дезинформации о климатических условиях, и даже в официальных сводках сообщалось о том, что Крым окутали сплошные туманы. Однако действительность была совершенно иной, все это время в Ялте, зажатой с двух сторон предгорьями, было солнечно, и Верховный очень надеялся, что такая погода продержится до конца конференции.
Сталин спустился с крыльца и, прищурившись, посмотрел на спокойное море. Было солнечно, на небе не было видно даже крохотного облачка. С трудом верилось, что всего лишь несколько дней назад он оставил морозную Москву с ее нешуточными февральскими метелями. Собственно, стремительный переход из одного климатического пояса в другой всегда напоминает небольшое чудо. Сознание не успевает перестроиться, приспособиться к быстро меняющейся обстановке, а память продолжает цепко удерживать привычные картинки, и поэтому всегда требуется некоторое время, чтобы вжиться в новую реальность.
От Юсуповского дворца, где размещалось советское представительство, до Воронцовского, в котором расположился Черчилль с сопровождающими, было минут сорок езды. Для Крымского полуострова расстояние большое, но Сталину нравилось разъезжать в машине. А потом была неплохая возможность поближе познакомиться с природой Крыма, который он любил, тем более что нужно было ехать по самым живописным местам.
Выйдя из дворца, Иосиф Виссарионович неторопливым шагом направился к автомобилю, стоявшему недалеко от входа. Территория поместья выглядела пустынной — охрана умела быть незаметной, — только в самых дальних концах сада ненавязчиво прохаживались три фигуры.
Ординарец расторопно распахнул перед Сталиным заднюю дверцу автомобиля, и он, подобрав левой рукой полы шинели, устроился на заднем сиденье. Коротко просигналив, машина выехала за территорию дворца. Уже за оградой к ней присоединилось еще шесть легковых автомобилей, точно таких же. Так что в случае возможного нападения диверсантам вряд ли удастся выяснить, в какой именно машине едет Верховный Главнокомандующий. Впереди и позади колонны на обыкновенных полуторках разместилось по взводу автоматчиков, готовых открыть огонь на поражение при любой угрозе автоколонне. Далее через каждые сто метров на протяжении почти сорока километров стояли солдаты НКВД, способные в случае опасности образовать живой щит. Автомобиль проезжал мимо бойцов на приличной скорости, и Сталин, поглядывая в окно, видел, как они приподнимали в почтении подбородки.
Первые два заседания проходили в Юсуповском дворце, а потому Сталину, по праву гостеприимного хозяина, полагалось сделать ответный визит. И первым, кого он собирался навестить, был премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль.
Английского премьера давно уже называли хитрым лисом. И надо признать, на то были свои серьезные основания — никогда нельзя было понять, какого размера кукиш старый британец держит в кармане во время непростых разговоров. Как прирожденный дипломат, Черчилль способен был расточать любезные улыбки, на грани фола шутить с женами глав государств и сполна эксплуатировать свою внешность беспечного добряка, любящего вкусно поесть и крепко выпить. Однако подлинную натуру Черчилля, без сомнения, великого государственного деятеля, выдавал его тяжеловатый взгляд, которым он оценивал окружающих. Скорее всего он был помесью хитрого лиса с породистым бульдогом. Такому лучше не попадаться — схватит крепкими челюстями и будет потрошить до тех самых пор, пока не вывернет душу наизнанку.
В машине было комфортно, над дорогой поработали военные строители, нельзя сказать, чтобы она была совсем без колдобин, но и фронтовой такую уже не назовешь, а потому можно было немного предаться воспоминаниям.
Сталин вспомнил о своей первой встрече с Черчиллем в Москве. Британский премьер, прищурив и без того крохотные глаза, долго рассматривал его неподвижным и тяжеловатым взглядом. Где-то внутри Сталина зародился неприятный холодок. Какой к черту лис?! Перед ним был зверь куда более серьезный! И если ему дать побольше свободы, так он своими могучими челюстями обязательно вцепится в «мягкое подбрюшье Европы». Сам британец любил так называть Балканы и прилегающие к ним территории и всеми силами старался не допустить там советского влияния. За доброжелательной располагающей улыбкой Сталин попытался тогда спрятать беспокойство и больше, чем следовало бы, задержал пухлую, но крепкую ладонь Черчилля в своей руке. Иосифу Виссарионовичу очень хотелось верить, что нечто подобное Уинстон Черчилль испытывает и по отношению к нему. Однако рассмотреть не сумел — тайна пряталась за хитрым прищуром тяжеловатых век.
