Александр Афанасьев - Сила присутствия

Сняли с себя маски и двое других бойцов.

– Не испытывай мое терпение, Абдалла, – коротко сказал пожилой мужчина. – Хвастовство ненавистно Аллаху, а наш путь далек от завершения.

– Я тебя понял, амир, – заявил молодой и коротко кивнул, обозначая поклон.

Третий, средний по возрасту среди них, сидел с мрачным видом.

– А ты что скажешь, Зия? – спросил его амир.

– Мы зря взяли русских, – заявил тот. – Надо было убить этого шиита и уходить. Никакой выкуп не покроет ущерб, какой мы нанесем сами себе этим деянием!

– О чем ты? Русские находятся с нами в состоянии войны. Их жизнь и имущество разрешены!

– Но, брат, этот высокий русский не соврал, когда произнес шахаду, – с беспокойством сказал боец антитеррористической полиции. – Он и в самом деле является правоверным. Я сам видел, как этот человек вставал на намаз в положенное время! Он не делал ничего недостойного, никакого греха, чтобы я мог заключить, что передо мной лицемер. Я думаю, его надо отпустить, брат. Одного заложника нам хватит, а за этого мусульманина мы никогда не оправдаемся перед Аллахом.

– Не думай об этом! – приказал амир, осматриваясь.

Машина шла на большой скорости. Никаких признаков преследования пока не было видно. Полиция сейчас стягивалась к месту взрыва. Но им надо было выехать в пригород минут за десять, пока стражи порядка не начали перекрывать основные магистрали.

– Я думаю о своей судьбе, брат, – продолжал боец средних лет. – Аллах свидетель, я всегда твердо стоял на истинном пути и не сходил с него. Ты знаешь, что я никогда не предам ни тебя, ни наш род. Но делать джихад против такого же правоверного, как и мы, брат, – это явный грех. Аллах спросит с нас за этого русского, и мы не сможем оправдаться.

Амир схватил его за плечо и повернул к себе. Правый глаз, свой собственный, почти ничем не отличался от левого, безжизненного и тусклого, стеклянного. Много лет назад русские парашютисты напали на базу в горах его родной Ичкерии, он остался прикрывать отход. Заряд гранатомета попал в каменную стенку совсем рядом с пулеметом, из которого он вел огонь. Осколок вырвал его глаз, который повис на нерве. Тогда он вырвал его совсем, пожевал глину, залепил ею рану и продолжил бой. Сам мулла Омар получил точно такое же ранение и публично называл амира своим братом.

– Среди русских нет правоверных, – сказал он. – Они нам враги, все до единого. Запомни это!

В Москве шел дождь. Как это часто случалось в последние годы, зимняя погода в столице оказалась особенно отвратительной. Настоящих морозов не было с первых чисел января. Буран, бушевавший несколько дней назад, ничего не изменил. Снег, выпавший тогда, был напитан водой. Под ногами людей и колесами автомобилей он превращался в кашу цвета прелой селедки. Нахохлившиеся прохожие спешили по своим делам.

Темно-синий, почти черный внедорожник свернул с Хорошевского шоссе, забитого пробками, в направлении Ходынки. Здесь когда-то было летное поле, а теперь настроили жилых домов, торговых центров. В любое время суток проехать тут было непросто. Впрочем, точно такая же проблема доставала людей по всей Москве.

На проходной водитель внедорожника предъявил сотруднику службы безопасности электронную карточку, отомкнул центральный замок машины. Еще трое прошли вокруг автомобиля. Один с зеркалом, которым он осматривал днище машины. Другой держал на руках собаку-таксу. Она сунулась в салон, но почти сразу же выскочила оттуда обратно на руки хозяина. Мол, чисто.

– Можете проезжать.

Водитель тронул машину с места, краем глаза приметив транспортный вертолет «Ми-8», садящийся на крышу комплекса. Сложилась какая-то чрезвычайная ситуация. Впрочем, иначе его и не вызвали бы сюда. Он до сих пор оставался в действующем резерве, хотя три года назад покинул стены Главного разведывательного управления. Тогда ушли многие. Какое-то время шла речь вообще о закрытии этой спецслужбы, восемьдесят лет стоявшей на страже интересов государства. Отстояли!..

На проходной он увидел безопасников с автоматами – значит, и в самом деле налицо обострение обстановки – и Марину! Он помнил ее еще совсем несмышленой и отвязной девчонкой. Теперь перед ним была настоящая женщина. Строгий брючный костюм, тонкая нитка жемчуга. Он заметил дорогие женские часы на запястье. Нет, совсем не те, что он ей подарил.

– Привет.

От нее пахло духами «Сальвадор Дали» и ложью. Он имел возможность убедиться в том, что ученица превзошла своего учителя.

– Привет. Тебя послали, чтобы меня задобрить?

Она толкнула его в грудь.

– Вообще-то я сама хотела тебя видеть. Веришь?

– Конечно.

Они смотрели друг другу в глаза и знали, что там нет ни капли правды.

– Пошли.

Они быстро прошли через контроль. Да безопасники особо их и не проверяли.

– Подполковник в тридцать два. Очень неплохо.

– Перестань!

Оба они знали, что каждый выживает как может. В этом нет ничего такого. Точно такие же правила действуют и в мире бизнеса, в который он ушел.

Как говорится в том бородатом анекдоте, женщина полковником быть не может. Она может быть лишь под полковником. Не такой уж плохой вариант, кстати.

Он знал много людей, работающих в этом здании, которые были достойны своих погон куда менее, чем Марина. Обычная бюрократическая мразь, воины, не встающие со стула. Марина же – бывшая синхронистка, мастер спорта и профессиональный стрелок. Женщины часто бывают лучшими снайперами, чем мужчины.

При этом она красива, что тоже оружие, лжива, абсолютно беспринципна и готова на все. Умна… точнее сказать, в ней есть тот звериный инстинкт выживания, какой живет не в каждом человеке. Ради того, чтобы уцелеть и продвинуться дальше, она готова на что угодно. Так что да, эта женщина вполне достойна своих погон.

– Я слышала, вы развелись, – сказала она, когда они спускались в лифте на минусовый, то есть подземный уровень. – Если хочешь знать…

– Я ничего не хочу знать! – отрезал он. – С меня достаточно.

Проблема в том, что у них ничего не может получиться. Нет, не в постели. Там-то как раз все было очень хорошо. Но жить с человеком, зная, что он… в общем, семья – это не поле боя. Он ушел из своей, не желая портить то немногое, что еще осталось.

– Как хочешь. – Она пожала плечами.

Они вышли на четвертом подземном, прошагали по коридору, самому обычному, такому же, как наверху. Те же двери с номерами. Только небольшой, едва заметный… даже не запах, а именно нюанс, витающий в воздухе, подсказывал, что они под землей.

– Помнишь?..

– Нет! – отрезал он.

Не надо. Хватит. Та боль, даже ненависть к себе самому!.. Он заглушил ее работой и не желал, чтобы она опять просыпалась.

Если ты мразь по жизни, то трудно быть кем-то другим для своих близких людей. Разведка – это не та профессия, которую оставляешь за воротами, идя домой.

Марина провела карточкой по считывателю.

– Тебе сюда.

– А ты?

Она покачала головой. Он вдруг, неожиданно даже для себя, протянул руку, провел ладонью по ее щеке.

– Прости меня. Ладно?

Она ничего не ответила, просто повернулась и пошла назад, к лифту. А он, опять ненавидя себя, толкнул дверь, и та с легким шипением открылась.

– Товарищ генерал!..

Здесь по-прежнему обращались друг к другу именно так: «товарищ».

Пивоваров встал. Они обнялись. Гость знал, что навсегда останется полковником, потому все решил для себя. Зато его товарищ уже прицепил вторую генеральскую звезду на погоны. Они знали, чем обязаны друг другу. Один из них, рискуя собственной карьерой, уничтожил все документы, на основании которых его товарищу могли быть предъявлены уголовные обвинения. Второй больше мили тащил своего раненого друга до машины, которую они спрятали в сухом речном русле. Это было в Центральном Ираке, в месте, которое стало известно потом как адский треугольник. Тогда еще американцев там не было. В стране правил Саддам.

– Как?..

– Нормально.

– Да, слышал.

– Да ни хрена ты не слышал! – взъярился вдруг гость.

– Эй!.. – Генерал покачал головой. – Я вообще-то про твою новую работу говорю. Ты когда в туалет идешь, ноги не ошпариваешь, а? Давай-ка дернем.

Из небольшого сейфа, вделанного в стену, появилась бутылка, на две трети заполненная коричневой влагой, и два стакана. Хозяин кабинета набулькал по две трети, толкнул один стакан гостю.

– Армянский?

– Он самый. Видишь – без этикетки. Специальный резерв, такой вообще не продают. Армянские товарищи прислали.

Гость пригубил напиток. Армянский коньяк и в самом деле был хорош, несколько суховат по сравнению с французским, но очень неплох.

– Что нового? Я слышал, от вас отстали?

– Пока да, но впечатление очень хреновое. Один урод…

– Уходи. Делай, как я.

– Ты знаешь, я к этому делу непривычен. Я человек государственный. У меня мозги по-другому работают.