Антиквар - Бушков Александр Александрович
– Ничего себе оберег… Чуть сердце не выскочило…
– Сказку помните? – сказал Смолин. – У Бабы-яги вокруг избушки – черепа на кольях… Как считают знающие люди, это всего-навсего воспоминания о старом житье, когда у каждого приличного дома такие вот обереги на заборе кучковались…
– А вы не боитесь, что он ночью… что-нибудь этакое устроит?
– Я исключительно живых опасаюсь, Рита, – сказал Смолин искренне. – Покойники мне сроду ничего плохого не сделали, так что и на сей раз обойдется… Держите.
И протянул ей серебряную пузатую чарочку довольно приличных размеров, взял со стола свой стакан.
– Без тостов?
– Конечно, – сказал Смолин.
Гостья осушила свою без жеманства, решительно и где-то лихо. Не поморщилась, не поперхнулась, откусила конфетку и поудобнее устроилась в кресле, положив ногу на ногу чисто автоматическим жестом.
– У вас уютно, – сказала она, глядя по сторонам.
– Есть немного.
– Я никаких ваших планов не нарушила? Может, мешаю?
– Господи, разве такая женщина может кому-то помешать? – сказал Смолин, лишь обозначив улыбку. – Банальность, конечно, но я тут одичал…
Он разглядывал молодую женщину задумчиво и откровенно – а она, притворяясь, что и не замечает ничего, разглядывала трудолюбиво натащенную сюда покойным капитаном экзотику. Во дворе лениво забрехала Катька.
– Василий Яковлевич, – сказала Рита решительно. – Эта земля и в самом деле стоит хороших денег? Точнее говоря… Их и в самом деле можно получить?
– Конечно, – сказал Смолин. – Это всё – всерьез. Можете мне поверить – сто тысяч долларов за этот пустырь получим без труда. Или, учитывая последнюю моду – то бишь как-то незаметно отмершую традицию считать в долларах, – миллиончика два с половиной родимыми. Можно, конечно, придержать в расчете на будущее, чтобы потом снять и побольше… Но я, знаете ли, человек приземленный. Иногда лучше взять верные деньги, чем строить планы на будущее. Черт его знает, как оно будет обстоять через год, что там может помешать… Понимаете?
– Понимаю. И ничего не имею против. Вы очень убедительно всё это обрисовываете… Значит, пополам…
– А что, вам это представляется нечестным? – усмехнулся Смолин. – Я без вас ничего не могу, но и вы без меня – тоже. Бумага эта – моя законная собственность, я вовсе не обязан ее отдавать вашему мужу…
– Ну что вы, я совсем не об этом, – торопливо сказала Рита. – Вы мне еще не нальете?
– Извольте.
И со второй рюмахой она разделалась столь же энергично, дожевала конфетку. Смолин, приняв свою дозу, терпеливо ждал, когда гостья заговорит.
– Мы обсуждали… после вашего ухода, – сказала Рита. – Точнее пытались… я пыталась.
– Судя по вашему лицу, супруг остается на прежних позициях?
– Ну разумеется. Служителю высокого чистого искусства не пристало копаться в такой грязи… Хорошенькое мне досталось сокровище, а?
– Рита, – сказал Смолин терпеливо. – Мне абсолютно неинтересны чужие семейные коллизии…
– Всё, проехали… Я просто злюсь весь вечер…
– Я понимаю, – сказал Смолин.
И, перехватив недвусмысленный взгляд, налил ей третью. На алкоголичку она не походила, вероятнее всего, красавице просто требовалась легонькая разрядка, так что пусть хлещет, жалко, что ли? Никак не похоже, что ее развозит…
– Значит, у вас ничего не получилось… – сказал он, рассуждая вслух.
– Ну, это как посмотреть… – загадочно блеснула глазами Рита. – Василий Яковлевич, коли уж у нас намечается деловое партнерство… давайте откровенно?
– Да ради бога.
– Насколько я понимаю, для вас важна исключительно сделка, а не личность моего муженька, неповторимая и самобытная?
– Мне важно одно, – сказал Смолин. – Провести эту сделку и получить свои пятьдесят процентов. Я не намерен никого обманывать, поверьте. Не из благородства души, а исключительно потому, что так легче и проще жить – заключая честные сделки. Но, вы правы, никакой я не филантроп и не благодетель. Меня совершенно не интересуют ничьи неповторимые личности. Ну с какой стати меня должна интересовать такая лирика? Будь такая возможность, я бы с превеликой охотой сделку провел не с вашим мужем, а с вами, мне, в принципе, все равно, кому отдавать его часть…
– Прекрасно, – сказала она, откинув голову на спинку кресла слегка улыбаясь, прищурившись. – Вот и давайте работать вместе.
– То есть?
Она взяла свою черную мешковатую сумочку, стоявшую у гнутой ножки кресла, вынула сложенный вчетверо лист бумаги, протянула, не меняя позы. Смолин, почуяв какой-то крайне интересный перелом в безнадежной ситуации, все же не сорвался с места, а поднялся вполне спокойно. Развернул бумагу, вчитался в печатный текст, мельком отметил штамп нотариуса…
– Рита, это прекрасно! – сказал он с искренней радостью. – Это просто отлично! Совсем другой оборот… Доверенность действительна еще почти год… право подписи, в том числе и финансовой… практически всё, что нам с вами необходимо, тут оговорено, и вы можете от его имени подписывать любые… Если не секрет, по какому случаю муж вам доверенность выдал?
– Мы дачу продавать собрались. Ну, и понятно, нам, – иронически подчеркнула она последнее слово, – в лом, как нынче молодежь выражается, заниматься столь пошлой и низменной прозой жизни… Риточка все вытянет… – она улыбнулась ослепительно, чуть пьяновато и, пожалуй, не без некоторой хищности. – Риточка, точно, вытянет. Ну что, я имею право подписывать с вами договор и от своего лица все это оформлять?
– Полнейшее, – сказал Смолин. – С такой-то доверенностью…
– Так, чтобы он и не знал?
– Ну разумеется, – сказал Смолин. – У вас на руках юридически безупречная доверенность, дающая вам все полномочия. Зачем ему что-то знать? Закон вовсе не требует, чтобы вы мужа информировали о каждом своем шаге. Один маленький нюанс: как вы, должно быть, догадываетесь, вы все же обязаны честно поделить с мужем заработанные денежки, это все равно что «совместно нажитое имущество»… Что, душновато?
Она как раз расстегнула две верхних пуговицы блузки – вполне естественным, непринужденным движением, вроде бы и не таившим никакого подтекста. Смолин давно уверился, что настоящая актриса как раз Рита, а не ее пафосный муженек. Грамотно играет девочка, все у нее выходит естественно, умом понимаешь игру, но фальши-то не видишь… Актриса… Блузочка-то теперь распахнулась так, что любой нормальный мужик стойку сделает. И ведь понятно, похоже, что ей нужно…
Смолин чуть приоткрыл правую створку, взглядом задал вопрос и, получив немой недвусмысленный ответ, налил коньячка очаровательной актрисе. Рита выпила уже медленнее, глядя на него поверх серебряной рюмахи весьма выразительно…
– Василий Яковлевич, – сказала она улыбчиво. – Вы такой прожженный делец…
– Ну, не льстите. Обычный торгаш.
– Не прибедняйтесь… В вас чувствуется… хватка. Мы только что говорили, что мой дражайший супруг вам глубоко безразличен… впрочем, надо полагать, как и я…
– Очередная банальность, но что поделать… – сказал Смолин. – Такая женщина, как вы, безразличной быть не может. Вот вам суровая правда жизни. Вы прекрасно знаете, какая вы, какое впечатление производите на любого нормального мужика, что уж тут дипломатничать…
– Приятно слышать… – сказала Рита без малейшего жеманства. – А откровенность в устах красавиц приветствуется?
– Ну разумеется, – сказал Смолин, уже разглядывая ее вовсе уж откровенно. – Особенно в таких делах…
– В договоре обязательно должна значиться вся сумма? Или там может стоять другая, скажем…
– Гораздо меньше? – подхватил Смолин с обаятельной улыбкой. – Да не вопрос! Повторяю, я привык играть честно. Я вам отдал бы законную половину даже без писаного договора.
– Но ведь получается, что мне придется вам довериться…
– Вот и доверьтесь. Стар я уже обманывать таких красивых, Риточка… Давайте к делу. Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. В договоре мы напишем тысяч пятьсот, о которых ваш муж со временем, конечно же, узнает… но будет еще два миллиона, о которых он не узнает никогда… Я вас правильно понял?
