Защитник Донбасса - Валерий Николаевич Ковалев

Гости посидели еще полчаса, а потом распрощались, пожелав на прощанье оставшимся скорейшего выздоровления.

Этим же вечером, попросив у Жоры смартфон, Максим позвонил Лике. Та несказанно обрадовалась:

— Как дела, любимый?

— У меня все нормально, дорогая. Теперь буду выходить на связь чаще. Отозвали на месяц в тыл.

— Может, я оставлю Максимку у друзей и приеду тебя навестить? Хоть ненадолго? — с надеждой в голосе спросила Лика.

— Исключается. — Максим с сожалением вздохнул.

— Жаль. — Лика замолчала, фоном зазвучал голос Максимки, что-то торопливо говорившей матери. — Подожди, не отключайся, тут с тобой желает поговорить Максимка. Передаю трубку ему.

— Здравствуй, папка! — В трубке тотчас возник звонкий голос. — Когда ты вернешься? Мы с мамой по тебе скучаем.

— Как только получится, сын. К школе уже подготовились?

— Ага. Купили ранец и книжки с тетрадками. А еще форму.

— Как поживает твой приятель Айк?

— Сейчас он тебе сам скажет.

Из смартфона дважды басовито гавкнуло.

— Насколько понял, хорошо, — улыбнулся отец. — Давайте, ребята, не подводите там меня, слушайтесь маму, она у вас за главного!

Сын, торопясь, пересказал свои мальчишеские новости и передал трубку маме. Максим с Ликой поговорили еще минут десять, на прощание Максим пообещал жене, что звонить будет чаще.

— Да, хорошо поговорить со своими, — заворочался на своей койке Олег. — А вот у меня с родителями и женой связи нет. В Артемовске по-прежнему укропы.

— Ничего, — откликнулся Жора. — Скоро освободим и его. А потом придет и очередь Соледара с Северском, а там и Краматорска…

Помолчали, помечтали о том, как случится все предсказанное Жорой. И никто не сомневался, что так и будет. Сидевший у окна Драган затянул хрипловатым голосом:

Тамо далеко, далеко од мора,

Тамо jе село мojе, тамо jе Србиjа.

Тамо jе село мojе, тамо jе Србиjа.

Тамо далеко, где цвета лимун жут,

Тамо jе српскоj воjсци jедини био пут.

Тамо jе српскоj воjсци jедини био пут.

Тамо далеко, где цвета бели крин,

Тамо су животе дали заjедно отац и син.

Тамо су животе дали заjедно отац и син… —

допел он и глубоко вздохнул.

— О чем песня? — повернул в его сторону голову Найденов.

— Про Сербию, друже. — Драган тепло поглядел на Максима. — Это очень старая песня, еще в Первую мировую сложили наши солдаты.

— Ясно.

С появлением в палате телевизора стали постоянно смотреть новости, из которых узнали о продвижении союзных войск вперед на других участках, подготовке референдумов о вступлении в состав России Запорожской и Херсонской областей, обстрелах украинской армией Запорожской атомной электростанции.

А еще — о нарастающем в Европе и США кризисе экономики, в чем немалую роль сыграли антироссийские санкции, о небывалом росте цен на энергоносители на мировом рынке.

— За что боролись, на то и напоролись, — оценил Жора. — Сучье племя.

— Да, как у вас говорят, «не рой другому яму, сам в нее попадешь», — добавил Драган.

Через неделю Максим смог сначала садиться на постели, а потом передвигаться по палате с помощью ходунков. Рана заживала нормально, наложенные швы сняли, дело шло на поправку.

— Со следующего понедельника, батенька, будете заниматься лечебной гимнастикой, — сказал на очередном обходе заведующий отделением.

Вскоре из палаты выписали Жору. Распрощавшись, он уехал в свою танковую часть, на освободившееся место положили новенького. Это был ополченец из мобилизованных в начале спецоперации, получивший ранение в плечо под Соледаром. Звали парня Андрей, в недалеком прошлом он был студент.

— И на кого же ты учился? — поинтересовался Олег.

— На программиста в Донецком национальном университете.

— А кем воевал?

— Оператором квадрокоптера.

— Приходилось сталкиваться, — вспомнил Максим. — Редкая специальность. Как получил ранение?

— Давали очередные целеуказания нашей батарее «Градов». А когда меняли позицию, попали под прилет. Осколком перебило ключицу.

— Ничего, ты молодой. Срастется быстро, — сказал расхаживавший по палате Драган, баюкая свою руку. Она заживала плохо, после врачебного консилиума решили, что нужна еще одна операция. Судя по всему, Драгану предстояло подзадержаться в госпитале.

Теперь в палате целыми днями смотрели телевизор, впитывая новости с фронта. Складывалось впечатление, что союзные силы продолжают наступать по всей линии фронта и продвигаются в Харьковской области. Отмечалось давление на противника в районе Барвенково с Изюмом, прорыв на Бахмутовском направлении и взятие Зайцево. Порадовал разгром украинских боевиков в районе Угледара и успешная работа на Николаевском направлении.

В то же время на Авдеевском направлении особых подвижек не было. Оттуда продолжались каждодневные обстрелы Донецка и его пригородов. Начались обстрелы и Запорожской АЭС, территорию которой контролировали российские войска. Там наблюдалась ежедневная активность украинской артиллерии. Особенно возмущала позиция международных институтов, они откровенно не желали признать, что именно украинские войска обстреливают АЭС, создавая угрозу радиоактивного заражения не только для близлежащей территории.

В один из таких обычных больничных дней в палате появилась живописная фигура: рослый, лет за сорок крепыш, бородатый, в камуфляже с серебристой нашивкой на рукаве в виде черепа. На голове папаха, на поясе «стечкин» в кобуре. Оказался тем самым командиром четников, о котором рассказывал Драган. Поздоровавшись со всеми, обнялся с земляком со словами «Добар дан друже» и вручил тому пакет гостинцев. Из второго пакета оделил сопалатников кистями винограда.

Просидел час, рассказав о делах на фронте и в тылу, а потом, пожелав всем выздоровления, ушел.

— Колоритный у тебя командир, — оценили соседи. — Чем-то похож на Ковпака.

— Это кто? — вскинул бровь Драган.

— Знаменитый советский партизан времен Великой Отечественной войны. Командир соединения. Бил бандеровцев на Западной Украине — только пыль летела!

Драгану сравнение явно понравилось.

В начале сентября Максим сменил ходунки на костыли, это лечебная гимнастика давала видимые результаты. Врачи, посовещавшись, разрешили ему выходить на прогулки в парк. Парк при госпитале был небольшим, с двумя аллеями и старыми тополями. Тут и там на скамейках сидели ходячие раненые и больные, а также их гости, пришедшие навестить сослуживцев. Сверху, кружась, тихо опадала листва.

После визита Беса с Вояжем к Найденову однажды ненадолго заехал Ким. Он завез кое-что из вещей Максима, в том числе смартфон с зарядкой, теплую куртку и электробритву. А еще семьдесят пять тысяч рублей — доплату за «боевые». Ким рассказал о делах в батальоне, о новостях, передал от ребят приветы Максиму. Уже собираясь уходить, сказал:

— Общался с твоим заведующим отделением. После стационара тебе дадут время на долечивание амбулаторно. А в