Леший в погонах - Александр Александрович Тамоников
К ночи Буторин вытащил мох и стал в щель смотреть на лагерь, фиксируя все важное и необычное, происходящее в нем. Он как будто чувствовал, что Егор что-то предпримет, что его заточение не будет долгим, а узнать хотелось больше об этом месте и об этих людях. Около двенадцати ночи в лагере улеглась суета примерно восьми человек, пытавшихся изображать активный партизанский отряд. Неожиданно из-за деревьев вышел мужчина, заклеивающий языком только что скрученную «козью ножку». Он похлопал себя по карманам, а потом позвал кого-то в темноту:
– Петро, ты тут чи ни? У тебе сирники е?
Буторин насторожился. За эти два дня он ни разу не слышал украинского говора в отряде. Все говорили по-русски чисто, даже не применяя южнорусских словечек и выражений. А тут сразу сирники вместо спичек!
Из темноты вышел высокий человек, протянул спички и вполголоса стал что-то объяснять. Его собеседник усмехнулся, прижал палец к губам. Они стали говорить тихо, но в ночи голоса слышались все же лучше, чем днем, и Буторин уловил несколько слов, которые позволили сделать определенные выводы. Эти двое новенькие, приехали сменить других. Они толком еще не знают, что и как, но знают, что надо изображать партизан, потому что приехал какой-то важный человек из Москвы и от него надо получить информацию.
Буторин не спал всю ночь, размышляя и прикидывая, что ему делать. Потом он встал и подошел к своему пальто, висевшему на гвозде у двери. Вытащив из кармана пистолет «ТТ», он при свете керосиновой лампы разобрал его. Ну, вот теперь и понятно, почему у него не отобрали оружие. Как-то сумели эти ребята вставить сточенный боек в его оружие. Стрелять оно не будет, несмотря на две полные обоймы. Вот тебе и еще одно доказательство, что он в руках врагов. Ну, значит, тянуть нечего. Раз все ясно, значит, надо выбираться отсюда в город. Надо утром заинтересовать Егора, спровоцировать его на принятие решения, а там видно будет.
Другая мысль, которая не давала покоя Буторину, была о том, как они могли посадить здесь самолет? Откуда взялся ложный партизанский аэродром? Ведь летчица вряд ли могла так сильно ошибиться. Да и самолет ждали, раз вовремя зажгли огни. Это все могло означать, что националисты разгромили партизанский отряд, который ждал Буторина. Или узнали о самолете и помешали партизанам развести костры и развели свои, но неподалеку. Об этом следовало тоже срочно доложить на «большую землю». Ведь отряд планировали передать в помощь операции группы Шелестова.
Когда утром явился Егор, как всегда улыбчивый и хорошо выбритый, Буторин соскочил с деревянной лежанки навстречу хозяину и, изображая досаду, спросил:
– Послушайте, а сегодня какой день недели? Черт, из головы все выскочило у меня!
– Вообще-то суббота, – улыбнулся Егор. – Что, баньку сообразим?
– Что? Баньку? Почему? – непонимающе нахмурился Буторин, но тут же, смущенно улыбаясь, замахал рукой. Он понизил голос и вплотную подошел к Егору: – Понимаете, в воскресенье и в среду меня будет ждать на явочной квартире человек. А я запамятовал. Вот книжная моя душа! Мне же в город надо срочно!
– Это очень опасно – сейчас путешествовать, – покачал головой Егор и, глядя на гостя немного с прищуром, как будто и верил, и не верил ему.
– Война же, дорогой товарищ! Опасно всем. И тем, кто на передовой, и тем, кто в тылу! Это мой долг, понимаете. Я просто беспокоюсь. Мне сказали, что, если я не явлюсь в указанные дни, явка может для меня закрыться. Там посчитают, что я попался фашистам, и перестанут выходить на контакт.
– Вы должны встретиться в квартире? – Егор перешел на деловой тон.
– Встретиться на квартире, но первый контакт должен произойти на рынке. Человек подойдет ко мне и назовет адрес. А через час уже по тому адресу мы и встретимся. Вот так предполагалось. Честно говоря, я так волнуюсь. У меня подобное происходит в первый раз.
– Странно, – с сомнением в голосе проговорил Егор. – И как же он вас узнает, этот человек с явочной квартиры?
– Да это как раз очень просто! – рассмеялся Буторин. – Этот человек меня знает. Я ведь преподавал на высших партийных курсах, а он был моим слушателем. Он меня в лицо прекрасно знает, а я вот голову ломаю, кто же это может быть. У нас там обучалось много решительных и готовых к борьбе молодых людей и девушек.
– И девушек? – озабоченно переспросил Егор.
– Именно, – с довольным видом подтвердил Буторин.
Основания для того, чтобы быть довольным самим собой, были. «Егор клюнул, заглотил, как говорится, наживку по самые жабры. Главное – не переборщить и не перейти грань разумного. Важно, чтобы он понял, что я ничего не знаю, у меня нет информации, которую из меня можно выбить, пытками заставить рассказать. А так все зависит от связного, и на него надо выйти. И для этого надо покинуть лес. Ну не будет же Егор меня конвоировать в город большой группой. Он пока должен играть свою роль. Может быть, должен сообщить руководству о том, что ситуация изменилась и появилась новая информация. Причем решение принимать нужно прямо сейчас. Вряд ли у него есть рация, скорее всего, он действует с помощью посыльных».
– Хорошо, – неожиданно ответил Егор. – Вы правы, и медлить никак нельзя. Через час выступаем. В город доберемся вечером, отдохнете в одном укромном месте, а утром или когда там у вас договорено, выйдете на связь на рынке. Когда вам нужно там быть в воскресенье?
– Через час? – Буторин изобразил робость. Одно дело – философствовать в безопасном месте, а другое дело – идти в зубы врагам. – Да, да, конечно. Через час – значит, через час… В воскресенье я должен быть у входа на рынок с одиннадцати до половины двенадцатого, а потом с двух до половины третьего у рядов, где бабки семечками торгуют и шерстяными вязаными вещами. Наверное, во второй период
