Дмитрий Красько - Сопроводитель
В голову вдруг пришла мысль, и она мне понравилась. Я снова опустился на корточки перед забинтованным и протянул ему «Смит и Вессон»:
— Возьми, дорогой. А то ты в нетранспортабельном состоянии, а тут дикие звери шатаются — мыши, крысы, бомжи всякие. Хоть отстреливаться будешь.
Он с готовностью схватил протянутый мною пистолет, но стрелять сразу не решился. В моей руке, направленный в его сторону, подрагивал автомат, так что риск благородным не выглядел. Но оружие принял — да и не мог не принять. Психология — я наверняка знал, что, стоит мне повернуться спиной, и он нажмет на курок. Он же ни ухом, ни рылом, что там патронов нет. Я ж его об этом не предупреждал, с честным видом засовывая пистолет ему в ухо. Если и считал выстрелы — что тоже вряд ли, — то где гарантия, что я не зарядил барабан по новой? В общем, он думал отыграться за все. Наивный.
Я вторично поднялся и пошел к дороге. За моей спиной и в самом деле сухо щелкнул боек. Ну, попытка — не пытка. Через долю секунды тишину разорвал рев отчаянья. Спорю на миллион долларов, которого у меня все равно нет, что вырвался он из глотки забинтованного.
Ну, да пусть его. Покричит и перестанет. Я даже не обернулся, продолжая идти своей дорогой. Все равно ничего интересного не увижу. Пусть издыхает в гордом одиночестве. Зато на пистолете останутся его отпечатки пальцев. Это я сотворил такую головоломку для ментов — машину довел до аварии внешний обстрел из пистолета, который почему-то находится в руке пассажира этой машины. Либо пассажир летать умеет, либо пистолет радиоуправляемый — так, да? Ну, в общем, пусть думают. У них голова для этого лучше приспособлена. Хотя, исходя из того мизера, что я оставлял здесь, и полного отсутствия других улик, любую голову можно сломать об эту загадку. Разве что забинтованный парень останется жив и расскажет все, как было. Но он это вряд ли сделает — я имею в виду рассказ, — потому как милиция и его по головке не погладит. Ну, не любит она, когда с автоматами по ночным дорогам раскатывают.
В общем, я оставил забинтованного одного — пущай делает, что хочет. Хотя особого набора развлечений у него все равно не было.
Подойдя к «Мерсу», заглохшему метрах в двадцати пяти от того места, где я выбросился без парашюта, я забрался внутрь и осмотрел его. Техника, знаете ли, нежная, на такие фокусы, что я с ней проделал, не рассчитанная, так что осмотр лишним не стал. Впрочем, единственная обнаруженная неполадка укрывалась в ручном тормозе. Он все-таки не выдержал. Машину остановил, но ценой собственной жизни, как Анна Каренина. Только у нее чего-то там отрезало, а у тормоза тросик порвался.
Но в данный момент ручник мне был нужен, примерно как мертвому — апельсин. Я все равно не собирался им пользоваться в ближайшее время. Поэтому, особо не горюя, завелся и поехал в обратном направлении. Наводить разборки с товарищем генералом, чье поведение мне совсем не понравилось.
Сказать по правде, я не дышал огнем и не дрожал ноздрями в ожидании боя. В данный момент я меньше всего походил на бойцового дракона. Общее состояние организма, мягко говоря, оставляло желать лучшего. И вообще, я подозревал, что его больше нет, этого состояния. Оно испарилось, распылилось — на водку, на секс, на стучание по голове и остальным частям фигуры (причем, как мне, так и мною), на нервы и на бессонные ночи. В общем, я истончал до состояния привидения. В моральном, имею в виду, плане. Мне бы сейчас не к генералу сквозь ночь лететь, лелея в голове планы крутых разборок, а устроиться дома на собственной уютной, хоть и не очень новой, зато многоспальной, постели. Принять часиков по десять сна на каждый глаз, потом еще пару месяцев где-нибудь на черноморском побережье… Вот тогда бы я был готов к предстоящей схватке. Но все вышеуказанное в силу разных причин мне не грозило, так что приходилось довольствоваться собой таким, какой есть. Возможность выбора — такая роскошь в эту ночь была для меня недоступна. Но я смирился с неизбежностью и даже не жужукал.
Опять свернул на дачную дорогу. Она стала уже родной и привычной — я ее за последнее время буквально вызубрил, от зубов у меня отскакивала. И в печенках сидела. Но все равно ехать надо было, потому что, сами понимаете, производственная необходимость. Раз уж решил рядовой российский таксист (хоть и бывший) Миша Мешковский — партийная кличка «Мишок» — испытать себя в роли частного детектива, то и нефиг ему отступать. Нефиг, да и некуда.
Машина рыскала носом по узким и изрядно разбитым дорогам дачного поселка, светом фар вырывая из темноты то поросшие малинником заборы, то какие-то непонятные в этом раздробленном свете деревья. В общем, сюрреализм на всю катушку. Сонный кошмар Сальвадора Дали в кубическом периоде, ежели таковой у него был. У меня-то ничего подобного точно не было, так что я в таких картинах не нуждался. Другое дело, что моего мнения по этому поводу никто не спрашивал и — нравится, не нравится, а президент поправится — мне приходилось любоваться расчлененными красотами ночи.
Когда до генеральского замка оставалось три поворота, — метров сто пятьдесят, хотя я точно не подсчитывал, — навстречу, невесть откуда взявшийся, выпрыгнул какой-то автомобиль. Что за техника, чья, и какого черта она с такой скоростью носится по абсолютно неприспособленным для гонок дорогам дачного поселка я, понятно, не знал. Знал только, что встреча с ней в мои планы не входит и добра от нее ждать нечего — тачка вынырнула из-за поворота, и сделала это на такой скорости, что, пытаясь удержать дорогу, даже слегка привстала на два левых колеса. Расстояние между нами было смешным — метров двадцать. Света фар я раньше не смог заметить, занимая мозг другими мыслями, так что затормозить уже явно не успевал. А столкновение на такой скорости было чревато неприятными воспоминаниями.
Ситуасьон, как говорят французы. Пожалуй, я сделал то единственное, что мог сделать в таком ситуасьоне — резко крутанул баранку и, подпрыгнув на обочинном отвале, снес носом забор и крепко сел всеми четырьмя колесами на рыхлый, несколько раз заботливо перекопанный, грунт картофельной грядки.
Жутко ругаясь непотребными словами, я выбрался наружу. Хуцпаны, доведшие меня до такого состояния, не стали останавливаться, чтобы узнать, что о них думают; им и без того жилось неплохо. Мне в этом смысле повезло меньше — мысли-то были мои, и в ближайшее время от них было не избавиться.
Машина села основательно — просто так, за здорово живешь, нечего было и думать вытаскивать ее. Тем более, что хозяева огорода недавно завершили процесс окучивания. И я решил не возиться с вытаскиванием «Мерседеса» — до генеральских владений было рукой подать, и мне удобнее и быстрее выходило добраться до них своим ходом. Что я и сделал, прихватив с собой автомат.
Интерес вызывала одна деталь — кому приспичило носиться, словно с ошпаренной задницей, в таком месте в такое время? На пьяных дачников непохоже — те предпочитают оставаться в зелени — среди картофельной ботвы или кочанов капусты. Для этого и затеваются пьянки на лоне природы, не так ли? На возвращающихся домой тоже было трудно подумать — все, кому надо, уже давно разъехались. Праздношатающейся публике здесь, по сути, делать вовсе нечего. В том числе и ворам — не сезон еще. Так что единственная более-менее правдоподобная версия, пришедшая в голову, звучала примерно так: это были какие-то генеральские гости. Тот же Водолаз. Он может и на такой идиотской скорости прокатиться. С него станется.
Впрочем, чтобы выяснить это наверняка, нужно было пройти всего-то полтораста метров.
16
Замок гражданского авиагенерала своим видом удивил и озадачил меня, заметно изменившись за время моего недолгого отсутствия. Не в том дело, что он стал ниже или сбавил в весе — при его-то каменной сути это больше походило бы на галлюцинацию, и я списал бы все на собственное переутомление. Просто замок уже не казался такой неприступной цитаделью, какой представлялся раньше. В чем это выражалось, навскидку было трудно определить, но перемену я ощущал почти физически. Какая-то незащищенность, заброшенность. Странно, правда?
Я не люблю разных странностей. Когда они возникают на моем пути, у меня появляется ощущение волоса в глотке — довольно неприятное ощущение, при котором постоянно тянет на кашель, а руки рвутся к груди, чтобы постучать по ней. А еще меня охватывает чувство глобальной подозрительности и жизнь сразу теряет половину своей первоначальной привлекательности.
Оставаясь на некотором отдалении от периметра — метрах этак в пятидесяти — и держа автомат в готовности номер один, я осторожно пошел к воротам. Выяснять, значит, что же меня так насторожило.
Территория замка была залита светом. Не особенно ярким, но он был. Что, по случаю ночного времени, совершенно нормальное явление. За исключением воплей каких-то свихнувшихся птах, пострадавших от хронической бессонницы, да верещания таких же больных на всю голову козявок, вокруг царила полная тишина. Что, при взгляде на часы, опять же выглядело вполне обычным.
