Сергей Гайдуков - Стреляй первым
Резниченко даже затосковал по временам бандитской «крыши», когда он, по крайней мере, чувствовал себя полновластным хозяином своего бизнеса. Не то что теперь.
Теперь Григорий Александрович ощущал себя стоящим посреди океана на крохотном островке, вокруг которого описывает круги голодная акула. И достаточно неосторожного движения, чтобы оказаться рядом с ее безжалостными челюстями. Она тут же разорвет свою жертву на куски.
Резниченко опасался, что, посвятив Тарасова в их взаимоотношения с Шульцем, он сделает этот неосторожный шаг, после которого у Григория Александровича не останется ни одного шанса сохранить за собой свое дело. На проявление слабости Тарасов, как истый хищник, ответит немедленным нападением.
— Ну что ж, — скажет он. — Долг — это святое. Н-надо отдавать. Чт-то, нет денег? Н-не беда, я помогу. Только ты взамен сделаешь меня единственным хозяином в «Гроте» и в прочем твоем хозяйстве. А я р-решу твою проблему, идет?
Вот поэтому Григорий Александрович и не рвался под защиту человека, который должен был всячески охранять его. Еще неизвестно, кто опаснее — Шульц или Тарасов.
Всего этого Григорий Александрович не стал объяснять Кожину — слишком долго, слишком сложно, да и кто знает, что на уме у человека, работающего в службе безопасности? Может быть, он уже давно работает на Тарасова, и тогда излагать ему свои подозрения, изливать душу было бы по меньшей мере легкомысленно.
И Григорий Александрович решил не пускаться в долгие рассуждения. Он сказал:
— Ты можешь мне организовать одну вещь?
— Смотря какую, — жизнерадостно ответил Кожин. Развалившись на скамейке, он в упор разглядывал ноги проходящих девушек и просто жмурился от удовольствия. — Если вагон героина пригнать, то вряд ли.
— Человека убить.
— А героина вам, значит, не надо? Жаль, это было бы поинтереснее. Убить человека — это так банально…
— То есть не сможешь?
— Я же такого не говорил. С большим удовольствием я достал бы вагон героина, но раз такое дело…
— А что это тебя на героине зациклило? Уж не Тарасов ли подпольную торговлю героином организовал?
— Если Тарасов организует что-нибудь подпольное, то ты об этом никогда не узнаешь.
— Значит, не героин.
— А зачем ему? Сам он кокаин нюхает.
— Вот видишь, ты же знаешь…
— Так он этого не скрывает. А то, что он скрывает, этого никто ни знает.
— Даже ты? — усмехнулся Резниченко.
— А что я? Я — изгой, чужой среди своих. На меня там смотрят как бы сквозь — не замечают моего присутствия. Правда, зарплату вовремя выдают. Претензий не имею.
— Так что же насчет моей просьбы? Сделаешь?
— Человечка-то? Запросто.
— Но это не должно проходить без Тарасова и его людей, понимаешь?
— Ну разве я похож на идиота? — резонно спросил Кожин. И сам ответил, опередив собеседника: — Конечно, не похож. Насолил вам кто-то?
— Хочет насолить.
— Адрес, фотография, имя, фамилия.
— Завтра передам. Фотографии, правда, нет.
— Не беда, что-нибудь придумаем.
— Ты сам займешься?
— Мы уже договорились, что я не похож на идиота, — обиженно сказал Кожин. — Не волнуйтесь, люди найдутся. Но потребуются расходы.
— Сколько?
— Сначала аванс, — стал загибать пальцы Кожин. — Потом текущие расходы…
— Это еще что такое?
— Оружие в таких делах используется один раз, — пояснил собеседник. — Сработал и выбросил. Вот тебе расход на оружие. Потом — если за твоим обидчиком надо ехать куда-то…
— Никуда не надо. Он здесь, в Москве.
— Тебе везет, сразу сэкономишь. Плюс посреднику.
— Это тебе, что ли?
— Да нет, я работаю бесплатно. На общественных началах, и твой заказ передам одному человеку, который постоянно такими вещами занимается. Он уже и будет нанимать исполнителей. Вот ему-то и надо будет заплатить, потому как он тебе не родственник и бесплатно работать не будет.
— Значит, аванс…
— Да, пару штук баксов. Не больше. Остальное — после дела. Когда будешь уверен, что дело сделано.
— Хорошо. Только надо это быстро провернуть…
— Как скажешь, — пожал плечами Кожин. — Если сегодня дать координаты и бабки, то завтра сможешь заказывать музыку на похороны этого типа.
— Пусть его закопают без музыки, — мрачно произнес Резниченко.
Глава 10
Телефон, цифры которого были золотом вытиснены на визитной карточке Шульца, был не московский. И даже не российский. Григорий Александрович посмотрел в справочнике и выяснил, что номер это германский. Шульца, видимо, потянуло на родину предков, и он обосновался в пригороде Мюнхена.
«Ну и сидел бы там, сволочь!» — зло подумал Резниченко.
Но заботливый Феликс приписал от руки и свои московские координаты.
Резниченко надавил семь клавиш на своем «Панасонике», и через несколько секунд услышал в трубке знакомый голос:
— Господин Кирхт у телефона.
Григорий Александрович растерянно замолчал, но потом вспомнил: «Он же теперь не Шульц. Он поменял фамилию».
— Алло, — настойчиво повторил в трубке Шульц. — Я слушаю.
— Это я, Григорий, — наконец решился Резниченко.
— Гутен таг, Григорий, — весело отозвался Шульц. — Я рад, что ты не стал испытывать мое терпение и так быстро вышел на связь. Ты уже приготовил для меня подарок? И перевязал его синей ленточкой?
— Возможно, — уклончиво сказал Резниченко. — Я хотел бы с тобой встретиться. Завтра. После обеда.
— Если ты хочешь снова разыграть спектакль из жизни нищих, то он мне уже надоел, — холодно ответил Шульц. — Я все тебе сказал. Теперь я только жду свои деньги. Напрасно тратить время я не собираюсь.
— Я принесу деньги. Не все, правда. То, что успел собрать. И поговорить хочу заодно.
Шульц задумался, а потом быстро спросил:
— Ты будешь один?
— Один, — Резниченко почувствовал, как покрывается холодным потом: маленький очкастый убийца почуял, что против него замышляется. Он чувствовал запах крови, потому что собственные его руки были в ней по локоть.
— Ну ладно, — по-прежнему весело сказал Шульц. —
Я приду. Но твоим пропуском на встречу будет твое одиночество и чемодан, полный денег. Идет?
— Идет, — облегченно выдохнул Резниченко. Он понял, что никакого предчувствия у Шульца нет, а значит, скоро низкорослый подонок получит свои девять граммов свинца промеж глаз.
— Где мы встретимся?
— Я не хочу таскаться по городу с целым состоянием в чемодане. Тем более твоим состоянием.
— Ну да, — довольно произнес Шульц. — Так что ты предлагаешь?
— Предлагаю встретиться недалеко от моего офиса. «Пицца-хат» за углом, напротив ювелирного магазина, знаешь?
— Знаю, знаю. И где твой офис, знаю, и где ты пиццу ешь, тоже знаю.
— Тогда завтра в четыре часа дня, устраивает?
— Устраивает. Только знаешь что?
— Что?
— Я тебя очень прошу, Гриша, не пытайся устраивать всякие глупости. Во-первых, у тебя ничего из этого не выйдет. Во-вторых, ты меня знаешь. Мне кажется, я вчера тебе достаточно напомнил о себе. Я — маленький человек, и поэтому в меня трудно попасть, меня трудно уничтожить. А ты… Ты даже не представляешь, сколько у тебя слабых мест. И если ты хотя бы пальцем пошевельнешь в моем направлении, то я ударю сразу по всем твоим слабым местам. Понятно?
— Не совсем. Зачем ты так стараешься меня запугать? Я могу умереть от страха, и тогда тебе не достанется ни копейки.
— Это плохая шутка.
— Тогда не запугивай меня.
— Я подумаю над твоим предложением, — хмуро сказал Шульц.
Повесив трубку, он посмотрел на Макса и медленно проговорил:
— Что-то уж Гриша больно развеселился. Вчера он был не такой, совсем не такой.
— Ну и что? — Макс сидел на кровати и выковыривал грязь между пальцев своих ног. Шульц поморщился:
— Прекрати это свинство. Слушай, что я тебе говорю.
— А что?
— Если он в состоянии так со мной разговаривать, то он или уже нашел деньги, или думает, что я ему не опасен.
— И что? — механически повторил Макс, не особо прислушиваясь к рассуждениям босса.
— А вот что: если он действительно приготовил деньги, значит, у него их гораздо больше, чем мы предполагали. А если он думает, что я для него не опасен…
— То что?
— Он собирается нас пришить, вот что, — Шульц снисходительно посмотрел на неразумного помощника. — Ты понял?
— То есть мы его грохнем? — сделал свои выводы Макс.
— Мы же не убийцы, Максик. Мы сначала получим с него все, что сможем. А уже потом…
В эти же минуты Резниченко снова звонил Кожину. Он назвал ему место и время, когда встретится с Шульцем. Он велел ему заехать вечером и забрать аванс. Он велел ему поторапливаться, чтобы завтрашний обед в «Пицца-хат» стал последним приемом пищи в жизни Шульца.