Александр Бушков - Пиранья. Первый бросок
– Почему я должен вам доверять?
– Ну, мы в равном положении,– улыбнулась Мадлен.– Я вам тоже не доверяю до конца... Итак?
– Вы, должно быть, удивитесь, но я не намерен думать долго,– сказал Дракон.– Риск, прямо скажем, небольшой, а вот возможность разбогатеть законным образом – велика... Я согласен. Думаю, мой юный друг – тоже. Он, кстати, и есть водолаз, так что для вас, Мадлен... для всех нас все удачно сложилось. Вот только есть нюанс... Как вы смотрите на то, чтобы находиться на корабле до обретения каких-то конкретных результатов? Мне так будет гораздо спокойнее. Для окружающих мы найдем благовидный предлог: капитан благородно позволил известной журналистке сделать репортаж о работе его судна...
– Я согласна,– сказала Мадлен.– Только помните, второй человек и в самом деле существует. Так что давайте обойдемся без случайных падений за борт...
«Господи, ты и дура! – мысленно охнул Мазур.– Ты представления не имеешь, с кем связалась, кто мы на самом деле. Будь у тебя на берегу хоть десять подстраховщиков, Дракон найдет способ при необходимости отделаться от дюжины таких, как ты, и ищите потом в Союзе „капитанов“ и „мирных ученых“...»
– Сирил, почему вы молчите? – спросила Мадлен.– У вас лицо отрешенное.
– Я полностью согласен со своим капитаном,– криво усмехнувшись, ответил Мазур.– Коли он все решил, не стоит лезть со своими уточнениями. Считайте меня в доле...
Глава четвертая
Корпускулярный магнетизм
...Позже, на обратном пути, в машине, адмирал вовсе не казался погруженным в тягостные раздумья, даже озабоченным не выглядел. Украдкой косившемуся на него Мазуру это поначалу представлялось чем-то неестественным, но потом он припомнил кое-какие старые истины о войне, промелькнувшие как в мемуарах маршалов, так и работах психологов. Пугает и заставляет нервничать только неизвестная опасность, а угроза, ставшая известной во всех деталях, даже порой радует, каким бы диким это ни казалось людям непосвященным...
– Что набычился с угрюмым видом? – спросил Дракон, не отрывая взгляда от улицы, где аборигены с милой непринужденностью расхаживали по мостовой и в одиночку и кучками.– Жалко стало очаровательную репортершу? Да ты не мнись, дело житейское... Только я ведь не чудовище, гардемарин, я только по прозвищу страшный, а в жизни душа у меня нежная, как цветок... Ладно, всерьез говорю, не кисни. Никто ей не будет в кофий крысиного яда подсыпать. Не потому, что мы гуманисты, а оттого, что смысла нет. Лишний жмурик – это всегда лишние хлопоты. К чему такие крайности, если всегда можно оформить классическое обязательство о сотрудничестве с присвоением рабочего псевдонима? Стукни кто властям, ее за подобные фортели с принадлежащими республике ценностями упрячут надо-олго, не посмотрят, что из прекрасной Франции. Имея такой крючок, ее любой салага по счету «три» вербанет, не говоря уж о Лаврике, который хотя и склизок, и карьерист отменный, но дело знает туго. Усек, старлей? Ты на нее запал или все же мечтаешь абордаж учинить адмиральской дочке? Или все вместе?
– Да ничего я на нее не запал,– осторожно сказал Мазур.– Просто...
– Просто у тебя было мало баб, старлей,– сделал Дракон вывод.– В твоем возрасте каждую поиметую бабу и бросать-то жалко, не говоря уж о том, чтобы оформить темной ночкой нечаянное падение за борт... Ничего, это с возрастом проходит. Ты лучше о себе подумай. Самое время.
– Простите?
– Я тебя перед берегом отмазал,– сказал Дракон серьезно и тихо.– Не ради твоих красивых глаз и накачанных мускулов, а потому, что верю: все происходило с тобой именно так, как ты и описал. Жизнь частенько случается похожей на самый затейливый приключенческий роман. Бывали в реальности приключения и похлестче, рассказал бы, да нельзя... Так вот, товарищ Мазур. То, что тебя более-менее отмазали и отстояли,– еще полдела. Нужно сделать так, чтобы не потянулся за тобой хвост. А то ведь широко известна старая народная мудрость: то ли он бушлат украл, то ли у него сперли, но слух прошел. В особенности если учесть, что берег до сих пор под впечатлением прошлогоднего ЧП...
Он многозначительно замолчал. Мазур его прекрасно понял. Об этом в военно-морском флоте не только не вспоминали вслух, но и старались не думать вовсе – о том, как в прошлом году капитан третьего ранга Саблин пытался угнать БПК[3] в Швецию, о разразившейся после того над Балтфлотом невидимой и неслышной цивильному миру грозе...
– Самое страшное – попасть в поганую колею,– продолжал Дракон тем же тоном.– Понесет по ней – вовек не выберешься. В числе прочего, выбираться из этой колеи лучше всего стахановскими трудами и героическими усилиями. Старший лейтенант Мазур, в одиночку действуя в экстремальнейших обстоятельствах, проявил при этом... Понимаешь? Под воду у атолла завтра пойдешь в одиночку... или, в крайнем случае, с единственным страховщиком. Хотя глаза у нашей француженки и застланы золотым миражом, ей все же может показаться странным, что алчный русский капитан, сиречь я, что-то уж подозрительно быстро вовлек в поиски клада кучу народу... Она ведь отнюдь не дура. И главное – не дать ей заподозрить, что мы – контора. Не мирные цивильнячки, а серьезная государственная контора. Иначе в переполохе натворит дел с непредсказуемыми последствиями... Короче, пойдете завтра к атоллу в минимальном количестве. Кучка особо преданных капитану прохвостов. То, что ты с ней переспал, это хорошо. Тем самым в ее глазах малость подразрушил стандартный образ советского туриста за рубежом, который, как в той комедии, от шлюх шарахается, поскольку обладает облико морале...
Мазур рискнул поинтересоваться:
– Как вы думаете, она не врала насчет подстраховки? Насчет своего компаньона?
– А черт ее знает,– серьезно сказал адмирал.– Даже если и врала, обязательно постарается как-то подстраховаться, письмо оставит в банковском сейфе или что-то в этом роде... Поэтому вести себя надо так, словно мы заранее знаем, что подстраховка есть. Я тебя прямо-таки прошу – ты уж выложись...
* * *...Этот разговор и сейчас навязчиво прокручивался какой-то, свободной от работы с окружающими впечатлениями, частичкой сознания, пока он плыл метрах в десяти над дном, размеренно шевеля ластами. Тихо пощелкивали клапаны, время от времени, как и полагалось по правилам, Мазур выполнял «штопор», оборот вокруг оси, чтобы следить и за обстановкой вокруг, и не терять из виду подстраховывавшего его Морского Змея,– тот двигался левее и выше по правилам боевой «двойки».
Обстановка, правда, сюрпризами не баловала – дно и рыбьи стаи, рыбы и дно, крупные и мелкие камни, торчащие из песка, заросшие кораллами, покрытые всевозможной мелкой живностью вроде ракушек и иглокожих, час за часом, час за часом... что там Киплинг писал об Африке, весьма даже талантливо, даром что трубадур империализма? День-ночь-день-ночь мы идем по Африке... Разница только в том, что здесь нет и не может быть пыли от шагающих сапог, здесь никто не шагает, но в главном – удивительно схоже. Монотонный и однообразный подводный поиск ничем не отличается от долгого, утомительного марша по пыльной пустыне или разгрузки вагонов...
Они давно уже отыскали акваланг Мадлен. Без всякого труда – ориентиры она запомнила хорошо – нашли корабельную пушку с хорошо сохранившимися выпуклыми буквами близ запального отверстия: «Шеффилд, 1768» и еще какой-то неразличимой эмблемой, быть может, знаком тогдашнего ОТК. Но на этом успехи и кончились, своих открытий пока что сделать не удалось...
Мазур свернул на норд-норд-ост, ближе к осту – в сторону атолла. Несмотря на близость берега, дно не поднималось, а, наоборот, опускалось, и он ушел ниже, в сине-зеленый сумрак, к полукруглой гряде скал, усеянной черными дырами – входами в небольшие пещеры. Машинально коснулся рукоятки ножа – вспомнил о мурене. Жаль, что не разрешили взять что-то посерьезнее. На судне, в той его части, о наличии которой посторонние если и подозревали, то не знали ничего конкретного о ее тайнах, хранилось и подводное оружие, и кое-что еще, но им не позволили вооружиться новейшими, секретными стволами, аналогов которых у «вероятного противника» пока что не имелось. По большому счету, это наверняка было правильно: мало ли что может произойти с катером и его четырьмя пассажирами, но все равно с автоматом чувствовал бы себя увереннее. При воспоминании о молниеносной атаке мурены до сих пор было не по себе...
Двумя сильными гребками ушел еще глубже. Двадцать шесть метров, холодный сине-зеленый сумрак, зеленые водоросли кажутся темно-бурыми, словно бы обожженными морозом, подводная «долина» тянется в необозримость, сливаясь впереди с потемневшей водой, а справа, можно рассмотреть, дно полого уходит на батиаль, в бездну, иногда кажется, что в той стороне лениво клубятся тяжелые завихрения мрака...
Мазур перестал шевелить ногами. Гребком правой переместился правее и ниже. Темный силуэт Морского Змея повторил его маневр. Они сблизились в сумраке, и Мазур показал вниз.