Наталья Корнилова - За миг до удара
– Но…
– Никаких «но». Ты хочешь быть актрисой или нет?
– Хочу.
– Тогда слушай, что говорят.
Он повернулся и ушёл в комнату, оставив меня наедине с бутылкой, которую я тупо разглядывала, держа в руке. Что ж, первый тайм он выиграл – придётся теперь пить водку с клофелином…
В огромной гостиной практически не было мебели. Здоровенный угловой диван в полкомнаты, журнальный столик с дымящейся в пепельнице сигаретой и какими-то бумагами, заставленная бутылками и фужерами стойка бара в углу у окна и театральные афиши вместо ковров на стенах. Олег сидел за столом и демонстративно открывал новую бутылку «Довганя». Видимо, делал это специально, чтобы я ничего не заподозрила, а на самом деле нашпиговал водку отравой с помощью шприца. Наивный, думает, я полная дура…
– Садись, выпьем перед началом. – Он впервые улыбнулся, и по моей спине пробежали холодные мурашки от его неестественной гримасы.
– Перед каким началом? – Я робко присела на краешек дивана.
– Не дури, Машенька. – Он разлил водку и придвинул мне один фужер. – Ты ведь все прекрасно понимаешь. Не так ли? Давай, твоё здоровье…
И одним махом опрокинул в себя содержимое бокала. Я смотрела на него с изумлением и не верила глазам: он что, самоубийца? Но потом до меня дошло, что, видимо, перед моим приходом он принял противоядие и на него отрава не влияет.
Жадно схватив сигарету, он глубоко затянулся и посмотрел на меня.
– Ты чего не пьёшь? Ну-ка давай! И до дна, пожалуйста. В нашем деле без этого нельзя.
– Вы так думаете? – пожала я плечами. – Хорошо, выпью, если нельзя. Но только вы уж отвернитесь – я стесняюсь, когда на меня смотрят.
– Стесняешься, когда смотрят на тебя? – Он уставился на меня круглыми глазами и вдруг расхохотался. Да так громко, что я подумала, соседи сбегутся.
Наконец, вытерев слезы, он качнул головой и проговорил:
– Ну ты даёшь, Машуля.
А что ты будешь делать, когда на тебя смотреть будут миллионы? Нет, так не пойдёт. Или пей, или проваливай.
– Так я уже выпила, – улыбнулась я, показывая фужер, который, улучив момент, незаметно опорожнила за диван.
– Да? – удивился он. – Когда это ты успела?
– Пока вы тут заливались. Ну так что, перейдём к делу? Что-то вы не очень похожи на продюсера…
– Даже так? – Он хитро усмехнулся. – А ты когда-нибудь видела живых продюсеров?
– Нет, – стушевалась я.
– Почему же тогда говоришь, что не похож? Впрочем, не о том сейчас парль.
– Что?
– Парль. Речь, по-французски. А теперь слушай, что я тебе скажу. Честно говоря, не ожидал, что ты окажешься такой красивой. Обычно в Интернете корявенькие попадаются, а у тебя фактура что надо. Ты будешь главной героиней сериала…
– Какого сериала?
– Моего. Я задумал снять первый российский эротический сериал. Я даже нашёл деньги и все прочее. Но в Думе эти проклятые недоделки все ещё муссируют вопрос об эротике на экранах, поэтому с деньгами пока затормозилось. Вникаешь?
– Вникаю. Так я что, буду голой сниматься?
– Будешь, – твёрдо ответил он. – И не одна, а с мужиками. Тоже голыми.
Правда, не всегда. К великому моему сожалению, цензура требует, чтобы герои иногда появлялись на экране одетыми. Интеллектуалы, мать их, пуритане, растуды их в качель, чистоплюи, ничего не смыслящие в настоящем искусстве…
Он опять налил и яростно выпил. Затем, закурив, продолжил:
– Но ничего, когда-нибудь они поймут, что человек по своей сути – голый. Таким он рождается и таким должен жить. Обнажённость тела, души и мыслей – вот мой главный принцип в искусстве. Не должен человек стесняться самого себя. Если он боится выйти на улицу голым, значит, и мысли свои высказывать боится, душу свою прячет, а от этого все зло на земле. Усекаешь?
– Усекаю.
– Тогда иди вон в ту дверь и раздевайся, а я сейчас подойду.
Он кивнул на оклеенную фотографиями голых девиц дверь рядом с баром.
Если бы я не знала, что передо мной маньяк, то давно бы уже выкинула его в окошко вместе с его обнажёнными принципами. Но передо мной сидел опасный преступник, который пока ещё никак не проявил себя, осторожничал, думая, очевидно, что скоро подействует отрава и я отключусь. Пусть думает. Если вообще на это способен. А пока мне придётся подыгрывать ему во всем, чтобы не вспугнуть раньше времени.
Безропотно поднявшись, я пролепетала:
– А это обязательно?
– Что именно? – задумчиво спросил он, разглядывая сигаретный дым.
– Ну раздеваться…
– Не зли меня, крошка, – я человек творческий, нервный. Иди…
Вздохнув, я взяла свою сумочку и пошла в другую комнату. Там действительно на треноге стояла любительская видеокамера, но это было единственное, что напоминало здесь киностудию, потому что все остальное пространство занимала громадных размеров кровать под балдахином. Постель была разобрана, смятые простыни, подушки и покрывало в беспорядке валялись на ней, словно там только недавно кто-то бурно занимался любовью. Шторы на окнах из плотного зеленого бархата были задёрнуты, снаружи, как я уже видела, стояли железные решётки, так что выскочить отсюда мне не удастся. Ему, впрочем, тоже.
Услышав, как он поднялся и начал чем-то греметь в гостиной, я прислонила ухо к двери и прислушалась. Гремели чем-то железным. Не было сомнений, что это орудия убийства. Приказав себе думать, что на работе не должно быть никаких условностей и ради поимки маньяка нужно идти на все, я начала решительно сбрасывать с себя одежду. Честно говоря, принципы этого преступника мне были даже чем-то близки и понятны. Я никогда не стеснялась своего тела и, если бы можно было, не только спала голой, а и на работу ходила, и в магазины, и вообще забыла бы об одежде. Может, это оттого, что тело у меня было почти совершённым, если не считать пяти маленьких родинок в форме правильной звёздочки на левой груди. Я просто не понимала, в голове не укладывалось, почему я его должна стесняться. Ещё в институте, когда я училась, один художник, увидев меня на пляже в Серебряном Бору, предложил мне попозировать. Я согласилась и два дня потом выслушивала от него профессиональную лекцию о гармоничности и совершенстве собственного тела. Ещё бы ему не быть совершённым при таких тренировках! Считай, начиная с семи лет я занималась спортом каждый день по несколько часов. Да каким ещё спортом! Ни одному чемпиону мира не снились такие физические и психологические нагрузки, которым подвергал нас отец. И я благодарна ему, ведь помимо пантеры он сделал из меня просто красивую женщину, усовершенствовав то, что дала мне матушка-природа.
Оставшись в своём излюбленном виде, то бишь в чем мать родила, я наскоро привела в порядок кровать и присела на её краешек. Шум в гостиной уже смолк, оттуда не доносилось ни звука. Прошло ещё минуты две. Ничего не менялось. Достав из сумочки свои сигареты, я закурила. Теперь, когда последние сомнения относительно истинной сущности этого «продюсера» рассеялись, я могла спокойно обдумать ситуацию. По идее, если я выпила водку с клофелином, значит, мне давно пора уже засыпать. Может, он специально не входит – ждёт, когда я полностью отрублюсь? Тогда надо бы доигрывать свою роль до конца, а именно: ложиться на кровать и делать вид, что сплю. Иначе он сразу заподозрит неладное и не станет ничего предпринимать. А потом пойди докажи в суде, что он не верблюд.
У двери послышались шаги, и я не стала больше раздумывать – затушила сигарету в пепельнице на полу, упала на подушку, раскинув руки в стороны, и закрыла глаза.
Дверь открылась, он вошёл и приблизился к кровати. Я слышала, как он дышит, чувствовала на себе его похотливый взгляд и представляла, как жадно облизывает он свои пересохшие губы, как дико блестят глаза и тянутся ко мне его противные, липкие растопыренные руки со скрюченными пальцами.
– Эй, Мария, – раздался его хриплый голос. – Ты что, спишь?
Сейчас я все бросила и ответила! Давай, ублюдок, доставай свои ножи, или что ты там приготовил, и начинай, а потом посмотрим, кто кого. Я не шелохнулась.
– Боже, какая потрясающая фактура, – пробормотал он. Затем тихонько тронул меня за плечо и потряс. – Мария, ты меня слышишь?
А вот этого, подонок, ты никогда не узнаешь, подумала я злорадно.
– Та-ак, отлично, – выдохнул он сипло. – Отрубилась, дурочка. Но до чего ж хороша, стерва…
Он встал, отошёл к камере и начал с ней что-то делать. Вскоре послышалось тихое жужжание, потом щёлкнул выключатель, и мои веки залило ярким светом. Замечательно! Оказывается, этот извращенец все свои кровавые оргии ещё и на плёнку снимает. Теперь только бы отыскать все кассеты, и тогда мне будет ясно, кого он ещё убил, а суду будет достаточно поводов для смертного приговора. Скорей бы уж он начинал своё страшное дело, а то у меня уже чесались руки и пятки на этого мерзавца. Но он, судя по всему, не спешил – растягивал удовольствие. И даже что-то невнятно напевал себе под нос. Громыхнув чем-то, он приблизился и застыл надо мной, громко сопя. Не выдержав такого напряжения, я легонько приоткрыла одно веко.
