Иван Сербин - Чертова дюжина
Вероника первая нарушила паузу:
— Это сложно?
— Что именно? — не понял Марафонец.
— Убивать людей сложно? Вас не мучает совесть? — Женщина чуть не стукнула сама себя по голове. Вопрос получился ужасающе бестактным, глупым, как раз в духе репортерских «бомб», вернее, пшикалок, претендующих на столь громкое звание. Лапша на уши обывателю.
— Почитайте Достоевского. «Преступление и наказание». Там хорошо написано, трудно или нет убить другого человека. — Тон Марафонца стал холодным. — С одной стороны, убить человека просто. Тут все дело в привычке. Я делал это раньше. У меня не бывает приступов рвоты и ночных кошмаров. Что же касается угрызений совести… Не знаю, не могу ничего сказать. А эти «бультерьеры», рано или поздно, все равно закончили бы с пулей в голове. Не мы, так Рыба убил бы их. Для него они свидетели — хуже не придумаешь. Так что в покойники их можно было записывать заранее.
— Кто вел машину? — быстро спросила Вероника.
— Фургон? Генерал.
— Но если вы все понимали, что Хорю на вас плевать, то почему сам Хорь не боялся, что кто-нибудь из группы отвезет остальных на Лубянку? Тот же Генерал, например.
— Потому что Хорь — умный. Он понимает, что никто этого не сделает.
— Да почему?
— Да потому. Ну отвез бы нас Генерал, и что дальше? Хоря сдать никто не может, как ни бейся. И потом, на одной чаше весов — гражданский долг, а на другой — деньги. Сумма, которую ни один из нас не смог бы заработать за целую жизнь! Гражданский долг? Не смешите меня. Государство выкинуло этих людей на улицу, вытерло о них ноги, плюнуло им в лицо. Они ничего не умеют, кроме как взрывать, драться, резать, стрелять. Убивать, одним словом. Куда их завел бы ваш хваленый гражданский долг? На нары?
— Вас амнистировали бы, — пылко возразила Вероника.
— Спасибо. И что дальше? Снова в нищету, в голодуху? — Марафонец резко повернулся к водителю. — Дай еще сигаретку. Что-то я завелся.
— Держи, — протянул тот пачку.
Марафонец закурил, стряхнул пепел в ладонь, подумал, добавил немного спокойнее:
— Если Хорь останется на свободе, то он любого из нас рано или поздно достанет. Как говорится, из двух зол выбирают меньшее. Я думаю, что все, абсолютно все его боятся. Генерал не исключение.
— Ты тоже боишься? — спросила Вероника.
— Да, — серьезно ответил Марафонец, глядя девушке в глаза, — я тоже. Мы все — профессионалы и знаем цену профессионализму. А уж Хорь-то — профессионал, поверь мне. Подумай сама, разве дилетант смог бы так все провернуть?
— Наверное, ты прав.
— Не наверное, а точно, — возразил собеседник.
— Ладно, — пробормотала Вероника. — Будем считать, что у тебя не было другого выхода. Однако ты ушел.
— Я ушел.
— Почему?
— Потому что понял одну вещь, которую пока не поняли остальные.
— Совесть, — утвердительно кивнула девушка.
— Да что ты, как юная пионерка? Со-о-весть. Если бы прошел до конца, меня совесть не замучила бы. Их не замучает тоже.
— Что же тогда?
— На этот вопрос я отвечу, когда все закончится. Договорились?
— Смотри не забудь. — Вероника выключила диктофон.
— Не волнуйся, я никогда ничего не забываю, — заверил Марафонец.
В салоне повисло молчание.
— Подъезжаем, ребята, — громко сообщил Виктор. — Смотри-ка, машин как мало.
— Может быть, уже объявлено чрезвычайное положение? — предположила девушка.
— Может быть. Вон, гляди…
На Ленинградском шоссе, у «Макдональдса», разворачивались три БТРа. За ними вытянулась длинная — конца-края не видать — колонна военных грузовиков. Справа, во втором ряду, ползла такая же длинная вереница бронемашин. Издалека доносился рев танковых двигателей.
— Началось, — прошептала Вероника.
Машина свернула с Ленинградского шоссе на Фестивальную.
— Рыба был очень осторожным, — вдруг произнес Марафонец. Его чрезвычайное положение, похоже, не волновало совершенно.
— Это вы к чему? — не поняла Вероника.
— К тому, что если бы он не был осторожным, то не продержался бы так долго на плаву. Как правило, торговлей оружием занимаются либо непосредственно силовые ведомства, либо «крутые». — Марафонец подумал секунду. — А Рыба не был ни тем, ни другим. Может быть, в прошлом, но пальцы веером не держал.
— И что?
Марафонец закусил нижнюю губу, словно раздумывая, затем медленно произнес:
— Судите сами, чем Хорь мог расплатиться за такую партию оружия: амуниция, переговорные устройства, пистолеты, автоматы, гранатометы, взрывчатка?
Девушка смотрела на него, а он ждал ответа.
— Не деньгами, — наконец произнесла Вероника.
— Разумеется, не деньгами. Но чем тогда? — продолжал Марафонец.
— Информацией, — предположила девушка.
— Конечно. — Марафонец кивнул. — Данными, которые имелись у ФСБ или МВД на торговца оружием по прозвищу Рыба. Плюс, возможно, новыми документами. Рыбе такой альянс выгоден. Денег у него наверняка и без того куры не клюют, не первый год он этим занимается. По всему видно, дело поставлено широко. Значит, остается досье. Получив досье, Рыба перестает существовать для органов. Будто ластиком стерли. Раз — и нет человека.
— Так, — Вероника кивнула, — дальше?
— А дальше вот что. — Марафонец помассировал висок, размышляя. — Положим, вы — торговец оружием. У вас есть все основания не доверять мне, может быть, даже бояться меня. А для меня прямая выгода убрать вас как лишнего свидетеля. Наверняка Хорь просчитывал свои действия заранее, и Рыба не мог не предполагать худшего исхода.
— Да, — кивнула Вероника.
— Я прихожу к вам и передаю папку. — Марафонец протянул женщине руку, словно сжимая в ней нечто невидимое.
Вероника впилась взглядом в его крепкую ладонь со стесанными, набитыми костяшками пальцев, задубевшую, сильную. Потом перевела взгляд на лицо собеседника. Догадка была простой, как все гениальное.
— Отпечатки пальцев, — сказала она. — Отпечатки пальцев на папке, конверте или что уж он там передавал.
— Совершенно верно, — кивнул Марафонец. — Он не мог отдать папку в перчатках. Рыба тут же заподозрил бы неладное и скорее всего предпринял бы собственные меры предосторожности. Скрылся бы, испарился, и тогда весь план Хоря пошел бы коту под хвост. Это и есть та самая тонкая нить. Хорь нашими руками убрал и Рыбу, и его подручных. Всех, кто мог его опознать. Он превращается в некую эфемерную фигуру. В лицо его не знает никто, по голосу опознать тоже невозможно. Остается только папка.
— Может быть, Хорь ее забрал? — предположила Вероника.
— Вряд ли, — не согласился Марафонец. — Рыба умен и осторожен. Наверняка он потрудился припрятать папку в надежное место. Если бы Хорь решил его сдать, то Рыба, в свою очередь, имел бы возможность сдать Хоря. Нужно найти папку, и тогда мы узнаем, кто этот человек. И у меня появится лишний козырь. С нашей подачи ФСБ получит Хоря тепленьким. А зная, кто он, им легко будет вычислить и все остальное.
— Правильно. — Вероника тряхнула головой. — Кстати, ты сказал о списке. Прозвища.
— Да, я набросал. — Марафонец вытащил из кармана сложенный лист и протянул женщине. — Но учти, ты мне пообещала, что в этом расследовании займешь мою сторону. Я хочу, чтобы ты осветила мое дело максимально беспристрастно. Договорились?
— Договорились, — кивнула Вероника. — Надо будет позвонить в ФСБ.
— Кому? Этого нельзя делать, пока не выяснится, кто скрывается под прозвищем Хорь, — встрепенулся Марафонец. — Ты не можешь знать, на кого нарвешься. А вдруг на самого Хоря? Что, если он — сотрудник ФСБ?
— У нас есть какой-нибудь иной выход? Чем раньше мы передадим информацию в ФСБ, тем легче будет спецслужбам обезвредить террористов.
— Нет, — упорствовал Марафонец. — Этого нельзя делать ни в коем случае.
— Но мы обязаны что-то делать!
— Мы и делаем. Ловим Хоря. Не так уж и мало.
— А как быть со списком?
— Не знаю. Придумаем что-нибудь.
— Может быть, позвонить на Петровку?
— Зачем?
— Убийством Рыбы наверняка занимался МУР. Если досье у них, то необходимо сообщить им об отпечатках пальцев. Пусть проверяют, крутят.
— Вряд ли они станут этим заниматься.
— Это уж точно, — поддержал Марафонца шофер. — Им сейчас не до тебя. У них головной боли, как у собак нерезаных. Носятся там с высунутыми языками.
— Но попробовать-то можно? — упрямо заявила Вероника.
— Попробовать можно, — согласился Марафонец. — Как говорил незабвенный Лаврентий Павлович: «Попытка не пытка».
«Рафик» въехал во двор, обогнул желтый кирпичный дом и притулился у второго подъезда.
Вероника кивнула попутчику.
— Посиди здесь. Я быстро.
Она выскочила из машины, нырнула в подъездные двери. За столом консьержки вместо Анны Иннокентьевны сидел пропитого вида парень и читал «Спорт-экспресс». Услышав шаги, он оторвался от чтения, поднял на Веронику мутный взгляд и тут же снова уронил голову, будто тяжело ему было держать ее, одрябли, видно, проспиртованные мышцы.
