Александр Бушков - Под созвездием северных Крестов
Алексей приостановился, насторожившись:
– Зачем?
– Ну… одиночных-то камер нет… Запрещены одиночки-то… А этот один остался…
Они втащили внутрь, держа под мышки, обвисшего пленника.
– И поэтому парня тягают туда-сюда?
– Ну а как иначе.
– Сильно…
Вертухай торопливо запер за ними дверь. Камера, в отличие от «четыре-шесть-*», содержалась далеко не в идеальном состоянии, но озираться и разглядывать времени не было.
– Куда его? – быстро спросил Карташ.
Все же специалистом как по приведению подследственных в чувство, так и по выколачиванию у них признаний был в их спайке не он, а Эдик. Ему и банковать.
– На пол кладем, на спину, – распорядился Эдик. – Эх, жаль подручных средств маловато. Противогазик бы сюда – мигом бы распелся. Аттракцион «слоник», не слышал?
– Не-а…
Они опустили пленного на пол.
– А вроде с одним и тем же контингентом работали. О чем же они тогда тебе пели, как не о ментовском беспределе? Ну да ладно. Рассказываю. На морду лица надевается резиновый намордник со шлангом, но фильтрующая коробка снята. Ручки и ножки у подопечного, естественно, скручены, чтобы не мешал работать. Пережимаешь противогазный хобот рукой. Потом отпускаешь трубку, даешь подышать, снова пережимаешь. И так до полного признания вины… И хорошо бы еще туда, в хобот, аммиаку чуточку капнуть – вообще идеальное средство…
– А, это. Как же, как же… Только у нас это «газовая атака» называлась.
Разговор не мешал Эдику заниматься делом. Напевая под нос:
– Барахолка, барахолка,Кто в «крестах», а кто в наколках…
– он рванул на пленном рубашку на груди, распахнул. По полу защелкали отлетевшие пуговицы.
По всему торсу плененного синели кусочки вытатуированной колючки, паук посреди паутины, рука с кинжалом, оскалившийся то ли кот, то ли тигр… Эдик закатал ему рукав. На предплечье истекала слезами роза, опутанная колючей проволокой.
– Так, так, так, – удовлетворенно проговорил Эдик. – Сиделец со стажем, пусть и не впечатляющим. Повезло, что он разрисован – у нонешних это искусство из моды выходит… Ну, а нам работать проще. Знаешь, на что надавить. Эту хитропись читаешь?
– Самую малость, – соврал Карташ. Пусть опер почувствует себя на коне… – Общее и поверхностное. Глубоко не вникал.
– Эх, братья наши меньшие, – удрученно покачал головой Эдик. – Как же вы контактируете с контингентом, ума не приложу! Итак, что мы тут имеем… Малолетка и ходка на взросляк… Грабеж… «Злая киса» – отрицаловка. СЛОН… ну, это ежу понятно, понты обычные. Хм, наркомовской наколки не вижу, не балуется, что ли, наркотиками? Удивительно, в наше-то время по кичам, вроде бы, все поголовно употребляют… Или решил не вековечить сей факт… А вот эту фиговину ему определенно в Пармлаге накололи… Ясненько. К его годам и при таком бурном начале карьеры должен был еще как минимум разок сходить до сего дня. А в карьере образовалась пауза. И почему-то я сильно сомневаюсь, что он был во временной завязке… Сечешь, о чем это говорит?
– Удачно окопался при каком-то бизнесе с надежной «крышей», – предположил Карташ.
– Очень похоже.
– А не проще ли от самого узнать?
– Рекогонсцировочку провести никогда не мешает. И еще кой-чего не помешает.
Эдик огляделся, стряхнул с бельевой веревки дырявый полиэтиленовый пакет, ловко порвал его на полоски и, бормоча: «Простите, мужики, потом верну», – прихватил пленному ноги у лодыжек.
– А граблями пусть шевелит, это нам не повредит, если что – вмиг обломаю.
– Готово? Давай будить, что ли, – сказал Карташ. – Времени мало.
– Успеем. А еще лучше автомобильный аккумулятор, – задумчиво проговорил Эдик.
– Что? – не понял Карташ.
– Проводочки кинули бы от аккумулятора, замкнули на головке евонного «болта» – вот где исповедь полилась бы, как перед попом на причащении.
– Ты еще об «испанском сапоге» повздыхай. Коль на то пошло, берется спичка, вставляется в отверстие в том самом органе, о котором ты тут вспоминал, поджигается…
– Следы остаются, – сказал Эдик. – А в нашем деле приходилось думать о том, чтобы не оставлять на теле отметин, иначе от жалоб и заяв не отобьешься. Но сегодня можно не разводить осторожностей… Ладно, пора играть подъем.
Эдик умело, двумя пальцами сжал пленному нос, другой ладонью накрыл рот. Секунды три ничего не происходило. «Так и задушит ненароком», – с беспокойством подумал Карташ. Но тут пленный задергался, заерзал на полу, попытался оторвать от своего лица чужие руки. Эдик не сразу подарил ему возможность дышать, какое-то время еще подержал руки, хоть пленный и бился под ним, что твоя рыба на берегу. И, наконец, освободил.
Пленный лежал, хватая ртом воздух, растирая рукой горло и переводя ошалелый взгляд с Карташа на Эдика и обратно.
– Гутен морген, – поприветствовал его Эдик. – Ну че, падла, петь готов? Исполнять сольную партию «Я встретил вас – и все»? Или сперва желаешь немного помучиться?
Глава 21
Мирные беседы у шконки
Карташ с интересом покосился на преобразившегося, оказавшегося в родимой среде Эдика. Он пока не вмешивался, предоставляя вести дело профессионалу сыска и повелителю наручников. Вот когда закончится подготовительный этап и настанет пора собственно расспросов, тогда он вступит в мероприятие со всей активностью. А пока Карташ готовился подыгрывать Эдику, едва проклюнется в том необходимость.
Облажавшийся киллер уже продышался, уже окончательно очухался. Сел, прислонился спиной к шконке, огляделся – типа, куда это меня занесло, хотел сплюнуть, но удержался, вспомнил, где находится. И просто проглотил слюну.
– А как начет покурить, братан?
Карташ не уловил момент замаха. Короткое резкое движение – и Эдик всадил жилистый кулак пленнику в солнечное сплетение. Киллера скрючило, лицо перекосило от боли.
– Ножки подогнул, – объяснил Эдик. – Глазенками стрельнул, примериваясь, куда каблуки всадить. Мышцы на ручонках напряглись. Меня на такой туфте не купишь. А во-вторых, еще раз примажешься, гнида, к моим родственникам – передние зубы выбью, чтоб урок на киче «королевским минетом» ублажать со всем комфортом…
Пленника отпустило, он снова выпрямился, глянул на повязавших его людей, не скрывая злости. Что-то хотел вякнуть, но Эдик не дал – взял киллера двумя пальцами за кадык.
– Как говорят в киношках ихние копы – «и даже не думай»… с-сучара. И считай это последним добрым предупреждением. Потом яйца отобью. А закуришь, когда нам понравится твое поведение.
Совсем не ради того, чтобы усилить душевные мучения пленника, а исключительно ради себя самого Карташ тоже закурил.
– Чего выеживаетесь, макаки? – прохрипел пленный, когда пальцы Эдика отпустили его горло. – Чего надо?
Карташ подумал, что сейчас Эдик снова пустит в дело кулак, но ошибся – его сокамерник заулыбался так широко, словно ему сообщили, будто дело его развалилсь и завтра ему марш-марш на волю.
– А надо нам, гиббон ты краснозадый, чтоб ты кололся, как сухое полено. Кто тебя послал? Что говорили, что обещали?
Пленник пожал плечами, посмотрел на Карташа:
– Скажу уж, раз кругом засада. В карты проигрался, уж извини, начальник. Или долг отдавай, говорят, или мочи первого попавшегося. Долг отдавать нечем. Пришлось брать перо… Вот, попался ты, такая, бля, фортуна. Ты в полном праве на претензию.
Он излагал вполне убедительно, но Карташ не верил ни на йоту – и не только потому, что за такой короткий срок два проигрыша в карты, оканчивающиеся мочиловом, и оба так или иначе связанные с Карташем – это уже слишком большое совпадение (не «Кресты» получаются, а игорный дом какой-то), но и потому, что в глазах оплошавшего киллера пряталась едва заметная усмешка.
– Не, ну просто песня о старом и главном, – Эдик говорил все с той же широкой улыбочкой. – Как я это люблю, не передать! Словно вновь на любимой работе… Морда, ты ж не первоходка, ну понимать же должен, что я тебя все равно расколю. Там, на воле, колол, так что потом не угонишься записывать за вами, бланков не хватало, и здесь расколю…
Эдик резко стер с лица улыбку, ухватив цепкими пальцами, вздернул пленному подбородок.
– Ты понимаешь, морда? Все колятся, – голос Эдика зазвенел от не наигранной злости. – Не дошло еще? Повторяю: все. Я всех гнул, всех, и тебя, говнюк, согну! Нет так, так сяк…
У него получалось. Ненависть, клокотавшая в нем, ощущалась кожей с нескольких метров, как жар от раскаленной печки, и даже Карташ почувствовал себя в этот момент неуютно. Черт его знает, блефовал Эдик или нет. «А пожалуй что и нет, – подумал Алексей. – Очень похоже, он по-настоящему завелся. Видимо, у него пунктик на этом. Когда быкуют у него на глазах, что-то замыкает в башке. Подстрелил же он того гопника, который к нему на улице подошел… И хорошо еще, что его посадили раньше меня, а то попал бы к нему в разработку, чего доброго…»
