Стивен Хантер - Невидимый свет
Казалось, «Брейвс» уже ничто не спасет, но они прорвались: счет сравнялся, когда Мантилла пропустил мячи Логана, посланные влево. Сэм чувствовал, что вот-вот должно произойти нечто особенное. И угадал. Буквально через несколько минут Эдди Мэтью послал вторым ударом мяч за забор правого поля. «Брейвс» победили со счетом семь — пять.
Сэм проскочил через весь город, забыв поужинать. Пришлось повернуть назад, чтобы в ближайшем кафе съесть ростбиф с картофельным пюре.
Одиннадцать часов вечера. Охранник у ворот, узнавший Сэма, кивком разрешил ему проехать на территорию тюрьмы, Сэм припарковался и вышел из машины. Его здесь знали, и потому он, без труда миновав контрольно-пропускные пункты, спустя некоторое время уже стоял в числе других двадцати зрителей в маленькой аудитории, откуда можно было наблюдать, как приводят в исполнение смертные приговоры. Среди пришедших посмотреть на казнь Сэм заметил двух репортеров из Литл-Рока, представителя администрации губернатора, помощника начальника тюрьмы и еще нескольких знакомых. На редкость странное сборище. Собравшиеся обменивались банальностями, многие обсуждали интересный послеобеденный матч и шансы команды «Брейвс» в игре против полосатых гигантов Готама[19] — Мэнтла, Берры, Ларсена, Макдагалда и Бауэра.
В комнате для казней шли последние приготовления. Электрик закреплял провода на дубовом кресле, представлявшем собой добротное сооружение в строгом стиле, которое не стыдно было бы поместить в баптистскую церковь.
— У тебя, должно быть, замечательное настроение, — заметил Хэнк Келли, репортер из арканзасской «Демократ газетт».
— Не совсем, — отозвался Сэм. — Хочется, чтобы скорей все закончилось.
— Да и мне тоже. Он ведь просто негр, да к тому же девочку убил, а нас теперь пытаются убедить, что негры тоже люди. Сколько хлопот они нам доставили этим летом. Вызов войск и все такое. И это еще только начало, попомни мои слова.
Сэм кивнул. Хэнк, пожалуй, прав, хотя старик Гарри Этеридж и поднял шумиху в Сенате, выступив заодно с диксикратами[20]. Он поклялся заставить Дуайта Эйзенхауэра заплатить за то, что тот унизил в глазах всей страны великий штат Арканзас, послав в Литл-Рок 101-ю воздушно-десантную дивизию и одновременно урезав ассигнования на содержание армии в бюджете следующего года. Однако все понимали, что босс Гарри грозится лишь для виду, — чтобы продемонстрировать свою преданность землякам, которые каждые два года во время выборов в Сенат отдавали ему девяносто четыре процента своих голосов.
Правда, все это не имело никакого отношения к данному событию, знаменовавшему отвратительный конец одного весьма неприятного дела, подробностей которого никто, кроме Сэма, не помнил, которое никого не занимало и не задевало за живое. Да и сама церемония не представляла интереса. Им предстояло стать свидетелями банальной сухой процедуры. Никаких масонских ритуалов.
Сэм, отделившись от толпы собравшихся, подошел к окну, чтобы лучше видеть машину смерти — добротное кресло. При более пристальном рассмотрении на нем были видны царапины, отчего оно, вопреки своему грозному предназначению, казалось предметом типичной конторской мебели, дарующим отдохновение уставшим ногам. Сэм молча стоял и разглядывал стул: от щита, за которым скрытый от глаз присутствующих палач будет приводить в исполнение приговор, к одной ножке тянулись толстые провода. По ней они поднимались к спинке, заканчивая свой путь в пластмассовой коробке, из которой выходили провода потоньше — два тянулись вперед, по подлокотникам, один — вверх, образуя на каждом конце крепления вовсе не браслет, как можно было бы предположить, а нечто вроде колпачка. Произведение 30-х годов, думал Сэм.
Зажужжал телефон. Помощник начальника тюрьмы снял трубку и, приняв сообщение, объявил:
— Господа, прошу занять свои места. Приговоренного вывели из камеры смертников.
Сэм взглянул на часы. Две минуты первого. Начало процедуры затягивается. Сэм нашел свободное место и сел. Лампы притушили. Люди вокруг, как в театре, ерзали на стульях, устраиваясь поудобнее, и наконец затихли. Минуты текли. Помощник начальника тюрьмы убрал свет почти до полной темноты и тоже сел.
В комнате для казней отворилась дверь. Первыми вошли два тюремщика, за ними следовали начальник тюрьмы, затем священник. Шествие замыкал Регги Фуллер, девятнадцатилетний житель Блу-Ай (штат Арканзас), негр, вес — 230 фунтов, глаза карие, волосы каштановые (приговоренный был обрит наголо).
Регги плакал. Слезы из его глаз струились нескончаемым потоком. Лицо мокрое, опухшее. Сэм заметил, как он слизнул языком вытекавшую из носа слизь. Регги был в наручниках. Глядя перед собой невидящим взглядом, он мелко семенил неуверенными шажками и не переставая что-то отчаянно бубнил себе под нос. В глаза бросалась его полнота. Тюрьма не убавила ему веса и, судя по всему, характер тоже не закалила.
Беднягу Регги подвели к стулу, но усадили не сразу. Ноги у него совсем не гнулись, будто одеревенели, и он с трудом понимал, что ему говорят. Наконец он сел, и тут случилось ужасное: один из охранников отскочил в сторону, и все увидели расплывающееся темное пятно на тюремных штанах Регги.
Священник что-то шепнул юноше, но тому от его слов стало только хуже: он в ужасе зажмурился, продолжая бормотать, словно сумасшедший. Тюремщики вновь приблизились к Регги и стали пристегивать к креслу. Один из них смочил соляным раствором его голые лодыжки, запястья и макушку, то есть те места, к которым будут прижаты электроды. Жидкость послужит проводником тока и воспрепятствует появлению ожогов на коже, хотя это не всегда помогало, как не раз имел возможность убедиться Сэм. Два других тюремщика затянули ремни и закрепили на макушке бритой круглой головы кожаную круглую шапочку, посадив ее чуть набок, так что шапочка смотрелась, как дурацкий колпак.
Из-за щита выскочил маленький человечек, чтобы в последний раз проверить готовность электродов. Опытный профессионал, он мгновенно заметил недочет и, дождавшись, когда один из тюремщиков устранил неполадку, опять исчез за щитом.
Сэм вновь взглянул на часы: 12.08. Задержка на восемь минут. Роль распорядителя исполнял начальник тюрьмы. Он кивнул, и тюремщики покинули комнату, оставив его наедине с Регги. Следующий кивок, очевидно, явился сигналом к тому, чтобы включили микрофон, потому что, когда он заговорил, его торжественный голос стал слышен и в комнате для свидетелей.
— Реджинальд Джерард Фуллер, штат Арканзас, в соответствии с действующим законодательством, объявляет вас виновным в совершении убийства первой степени и приговаривает к смертной казни. Приговор будет приведен в исполнение сегодня, шестого, э... седьмого октября 1957 года. Регги Джерард Фуллер, вы хотите что-нибудь сказать перед смертью?
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Регги. Наконец юноша сделал глубокий вдох и, всхлипывая, заговорил:
— Сэр, прошу простить за то, что я обмочился. Пожалуйста, не говорите никому, что я написал в штаны. И мне очень жаль, если я обмочил мистера Джорджа. Он всегда был добр ко мне.
Регги захлебнулся рыданиями, не в силах больше произнести ни слова, но потом все же взял себя в руки. Из его носа сочились сопли, он не мог их утереть. Глядя на людей по другую сторону окна, Регги глубоко вздохнул и сказал:
— И еще я очень скучаю по папе и маме. Я их очень люблю. А Ширелл я не убивал. Да благословит Господь всех тех, кто был добр ко мне. Надеюсь, что придет такой день, когда кто-нибудь сможет объяснить, почему этому суждено было случиться.
— Ты кончил, Регги?
— Да, сэр. Я готов отправиться к Иисусу.
— Только вот Иисус, скорей всего, не готов принять его, — произнес сидевший рядом с Сэмом мужчина.
Начальник тюрьмы, склонившись над приговоренным, что-то отстегнул на шапочке, и черты Регги скрыла упавшая на его лицо плотная маска.
Начальник тюрьмы вышел из комнаты для казней. Регги неподвижно сидел на стуле. Сэм уже подумал, что... но нет. Регги пронзил первый разряд.
В фильмах, в эпизодах казни на электрическом стуле всегда показывают, что свет в тюрьме тускнеет. Но это кинематографический штамп: электрический стул и система тюремного освещения питаются от разных генераторов. Сэм не раз присутствовал при казнях и знал, что происходит на самом деле: зрители непроизвольно вздрагивают, моргают, — нелегко сохранять невозмутимость, когда на твоих глазах хладнокровно уничтожают человека, даже если он преступник. И потому в сознании этот момент сопряжен с потускнением света. Сегодня Сэм не вздрогнул, не отвел взгляд и еще раз убедился, что свет не мигает. Он внимательно наблюдал за ходом процедуры от начала до конца. Это был его долг. Он представлял Ширелл и верил, что, честно наблюдая казнь ее мучителя, облегчает душу несчастной девушки.
