Михаил Нестеров - Бешеная стая
…Родион сфокусировался, переместившись на пару метров от камеры. И я впервые увидел другой фон за ним – не приевшиеся обложки от дисков на двери… а что? Я прильнул к экрану, напряг зрение… Блондин стоял напротив оружейной комнаты. Он как будто специально стал так, чтобы я сразу сообразил, откуда он собрался вести свой репортаж «почти в прямом эфире». Справа и позади него узнаваемая, с матовым стальным покрытием, широкая дверь оружейной комнаты. Я отчетливо разглядел кодовый замок, отличительной деталью которого был электронный блок с цветными, как на детском телефоне, кнопками; ниже – полукруглая накладка на личину механического замка.
Блондин прикурил, пустил дым в потолок и только потом посмотрел прямо в объектив видеокамеры.
– Здравствуй, Паша.
Я как завороженный смотрел на цветной электронный замок, на край двери – когда же она откроется. Перевел взгляд на Родиона: «Ну давай, сволочь, не тяни резину!» И он словно услышал меня: подошел к двери, распахнул ее, шагнул внутрь и наклонился. Подхватив чье-то тело под мышки, он вытащил его наружу. Взявшись поудобнее, Родион развернулся вместе с ним. Я с трудом узнал в этом человеке с заплывшим глазом и рассеченным подбородком капитана Болдырева. Блондин тряхнул его, заставляя смотреть в объектив видеокамеры, прямо мне в глаза.
– Он пришел сюда за тобой, но нашел здесь меня. Это после трех месяцев поисков! Мой отец часто говорил: «Если хочешь что-то спрятать, оставь это на виду». Ты оказался ближе ко мне, чем он. – Родион снова тряхнул Болдырева. – Ему и в голову не могло прийти, что я скрываюсь у женщины, которой он выколол глаза.
Блондин замолчал, как никто другой понимая, что пауза мне необходима.
Этот ублюдок инсценировал свою смерть и заявил об этом так громко, что даже Болдырев не рискнул приехать, засветившись на КПП. Кто сгорел в гараже – для меня было неважно. Может быть, бомж, клюнувший на предложение заработать, прибарахлиться или просто выпить. Но это означало, что в записке, оставленной Блондином, две строчки верны: «Я убил мать, потому что ненавидел ее. Я оставил отца одного, потому что ненавидел его». Он не смог убить себя, потому что любил себя.
«Ей на голову надели полиэтиленовый пакет, она задохнулась».
Я знал, что случится дальше: скоро я останусь один на один с тем, кого Игорь Болдырев назвал брендом «определенного круга людей». Не пройдет и минуты, как Болдырев распрощается с жизнью. Я мало знал о нем – но зачем мне знать о нем больше?.. Не с ним, а с Блондином я проводил долгие вечера, то жалея его, то остро ненавидя… Но вот акценты расставлены.
А Блондин тем не менее продолжал – продолжал вести свой убийственный дневник:
– Человека, на которого ты работал, уже нет в живых. Ты думаешь, это я убил его? Не-а. Я дождался, когда Розовый воткнет ему нож в спину, а потом – дело техники. Я застал его врасплох, у него челюсть отвисла: «Ты?!» В армии ему не хватало натуральной резни. От аббревиатуры ГРУ он ждал чего-то большего. Можно сказать, он разочаровался в армейском спецназе, который венчали эти три буквы. Он был одним из тех военных, которых манили горячие точки. В 90-х многие нашли себя в Сербии, Хорватии, многие себя там и потеряли. Он не считал себя профессионалом – он хотел им стать, а вот возможности для этого так и не получил. Он уволился из армии, попробовал себя в угрозыске: не цепляет. Его зацепила идея самому создать условия для реализации своих возможностей и заточки амбиций. Все предельно просто. Теперь ты знаешь о нем достаточно.
Я сморщился, когда Родион просунул свою левую руку под левую руку Болдырева и положил ладонь ему на затылок. Сильно нажимая этой рукой, другой он захватил его за воротник пиджака и потянул к себе через правое плечо. Одновременно он прижимал капитана к себе. И вдруг резко ударил его ногой в подколенный сгиб, заставляя сесть на пол. Продолжая тянуть его за ворот, он коленом, упертым в середину спины противника, отжимал его от себя. Этот удушающий прием длился больше минуты, пока наконец сломленный, не способный к сопротивлению Болдырев не обмяк под своим более сильным противником.
Все?
Нет, я был уверен, что конец Розового – начало чего-то еще более отвратительного и ужасного.
Блондин, только что убивший человека, подошел к камере и выключил ее. Мгновение, и он, как по волшебству, перенесся в свою комнату. Я снова увидел знакомый фон – дверь с обложками дисков. Родион берет с журнального столика лист бумаги, что-то пишет на нем и поворачивает к камере. Крупные цифры – это номер телефона; буквы чуть поменьше – указание: «Позвони».
Внутри у меня все похолодело – изображение пропало, а я не успел записать десятизначный номер. Эта информация, оставленная Блондином, для меня была жизненно необходима, и я испугался, что не смогу вернуть назад хотя бы несколько кадров и зацепиться за последний, с номером телефона. Я нажал на клавишу быстрой перемотки и вернул изображение Родиона с его номером телефона – в этом я не сомневался. Я по привычке начал считать гудки. Первый, второй… Опершись о подлокотник, я бросил взгляд на исцарапанный ножками пол и увидел уголок белого листа бумаги, торчащего из-под кресла. Я опустил руку и вынул его. С одной стороны он был чистым, с другой – уже знакомые мне цифры и буквы; мне он показался теплым, как будто его только что отпустила рука Родиона.
Пятый, шестой гудок, и он ответил мне:
– Нам нужно встретиться.
Я ответил сразу же:
– Я лично познакомился с каждым из вашей компании, ублюдок; почему ты должен стать исключением? Кто назовет место и время встречи?
– Я. Дело срочное. В течение часа приезжай на Автозаводскую. Приезжай один. Нарушишь условие – я уподоблюсь Розовому и выколю глаза твоей подруге. Это для начала.
Спина у меня тотчас покрылась инеем:
– Только попробуй тронуть ее, урод!
– Не опоздай. Время пошло. И захвати кассету, которую ты только что просмотрел.
Родион оборвал связь.
– Тварь! – Я выбрал из списка набранных номеров последний и нажал на клавишу соединения.
Один гудок, другой. Я скоро с ума сойду, если и дальше продолжу считать гудки.
– Алло?
Я предчувствовал, что услышу ее голос.
– Как ты, Зоя?
– Тридцать минут – полет нормальный.
– Потерпи, я скоро приеду.
Я вложил телефон в чехол и снова напрягся. Слух не мог подвести меня: я услышал чьи-то шаги за дверью. Неужели Блондин дурит мне голову? Позвонил якобы от Зои, тогда как сам прятался здесь? А как же сама Зоя? Он что, успел привезти ее сюда? Бред, бред!
Я распахнул дверь рывком и резко шагнул в сторону. Пистолет, который я забыл сдать Аннинскому, пригодился как нельзя кстати. С поднятым вверх стволом я прижался к стене и услышал, как она дрожит от моего сумасшедшего пульса. Я метнулся к противоположной стороне, мелькнув в дверном проеме. Но и этого мига мне хватило, чтобы чуть-чуть успокоиться: за дверью никого… Если бы за ней стоял Блондин, он бы отстрелялся по промелькнувшей мишени.
Как и в цеху-мастерской Зои, когда внутрь вошли наперсники ее любовника, я весь превратился в слух. И тотчас услышал чьи-то шаги на лестнице: как бы ни был осторожен этот человек, его выдали две ступеньки – пятая и седьмая. И снова тишина. И снова шаги… Я действовал на опережение: когда, по моим подсчетам, незнакомцу оставалось пройти шаг или два, я, припадая на одно колено, перекрыл дверной проем. Мой палец потянул спусковой крючок, выбрал свободный ход. Но дожать его мне было не суждено. Мне представился случай спросить этого вооруженного пистолетом человека, чему он улыбается, а уже потом согнать улыбку с его лица.
Передо мной стоял Олег Прохоров собственной персоной. Мой защитник, мой Саид, который появлялся, когда стреляли. Но он не улыбался. Его рот был растянут в жуткой гримасе. Я впервые в жизни увидел такие черные губы и посиневшее лицо, а причиной этого стала удавка, оставившая не менее жуткую борозду на его шее. Я едва успел убрать пистолет и подхватил боксера под мышки.
– Прости, – прохрипел он мне в ухо. – Родион… сволочь… повесил меня…
Мне не за что было его прощать. Он не выдержал пыток, которым его подверг «бешеный пес», потому что был человеком, а не машиной. Мне еще предстояло узнать, в какой форме Родион расспросил боксера о моих близких или самом близком мне человеке…
– Генерал жив? – спросил я без всякой надежды.
Прохоров покачал головой. Он не смог уберечь своего хозяина. Его противником был человек, который на протяжении двух лет убивал и грабил; был очень, очень сильным человеком.
– Убью эту тварь!
– Тебе придется в очереди постоять.
– Возьми… меня… с собой, – в несколько приемов выговорил боксер, глядя на меня мутноватыми глазами. – Я помогу.
– Ты даже муху прихлопнуть не сможешь.
Я уложил его на свою кровать, вынул из кармана ключи от машины и вышел из комнаты.
