Массажист - Ахманов Михаил Сергеевич
Больше в папке интересного не нашлось, а вот коллеги из Красноярска порадовали, сообщив, что в КНЦ, в научном центре, про Саркисова не знают ничего, что сообщений, кроме накладных и актов о приемке оборудования, от него не поступало, зато регулярно приходят переводы в счет долевого участия красноярцев. Суммы скромные, шесть процентов от прибылей, но столько положено по договору, а раз он выполняется, то у дирекции КНЦ претензий к Саркисову нет. Правда, деньги перечислялись от неведомой компании «Фарм Плюс», как бы торгового саркисовского партнера, но приходили на счет красноярцев в должных объемах и без проволочек – а что еще нужно в нынешние воровские времена?..
Ответ на запрос пришел еще в понедельник, и Глухов тут же загрузил работой Линду, ибо таинственных благодетелей-фармачей, плативших за несуществующие препараты, полагалось найти и изучить со всей подробностью – если, конечно, они не относились к категории мифологической. Глухов почти был в этом уверен, но, к его изумлению, Линда, просидев за компьютером восемь часов, обнаружила целые горы сведений – и должным образом зарегистрированный устав, и балансы, сдававшиеся в потрясающей аккуратностью, и отчеты в пенсионный фонд, и даже акты аудиторских проверок. Словом, «Фарм Плюс» была не каким-то призрачным паранормальным явлением, а вполне реальной конторой, исправно платившей налоги, учтенной во всех необходимых инстанциях. И в этом не содержалось ровным счетом ничего криминального, если бы не два обстоятельства: во-первых, проплаты в Красноярск, и, во-вторых, состав учредителей. Компаньонов было трое: братья Мосоловы и деловая спутница жизни законодателя Пережогина.
Сей любопытный факт Глухов предполагал обсудить не далее, как завтра, на совещании у Олейника, которое проводилось по пятницам. Пока же он распорядился, чтоб за тремя компаньонами понаблюдали, и позвонил Мосолову Нилу Петровичу с завода шампанских вин, полюбопытствовав, есть ли успехи с розыском пропавшей красноярской установки. Успехов не было, но ожидалось, что оборудование вот-вот найдут. Найдите и предъявите, иначе начнется следствие по факту о хищении, сказал Глухов строгим голосом и положил трубку.
Что до Мосолова Виктора Петровича, владельца «Дианы», то он вдруг раздвоился, пробравшись во второе дело, к художнику и генеральше, к актрисе и писателю и к остальным покойным старикам. Правда, был Мосолов не подозреваемым в убийствах, а только в свидетельском статусе.
Случилось это во вторник, когда Ян Глебович заглянул в салон «Тримурти» с жалобой на боль в спине. Заведение было не из крупных, но выглядело весьма пристойно: уютный холл с интригующей фреской, в которой, при желании, можно было угадать объединенных вместе Брахму-творца, Вишну-хранителя и Шиву-разрушителя; плюшевые кресла и диваны, нежившие на своих подушках скорбных телом пациентов; длинноногая красотка в кассе и три массажных кабинета, где принимали мастера, проникшие в тайны аюрведы, йога сутры и самхит Чараки. [16]Так, во всяком случае, утверждалось в прейскуранте, и Глухов, поглядев на цены, испустил безмолвный стон, но попросил, чтобы его направили к лучшему и наиболее дорогому умельцу. То есть к хозяину «Тримурти» Федору Кириллову.
Кириллов оказался мужчиной за пятьдесят, мускулистым, темноволосым, разговорчивым и совершенно не подходящим к роли «не того доктора». Кстати, он называл себя не доктором, а профессором, и пару раз упомянул, что обучался в Калькутте и Мадрасе. Потом Ян Глебович, кряхтя и охая под мощной профессорской дланью, выслушал перечень своих недугов, о коих не подозревал и даже в мыслях не держал, что есть такое – но все их, к счастью, можно было вылечить в «Тримурти», избавившись, во-первых, от болей, а во-вторых, улучшив сон, повысив общий тонус и потенцию. Мало-помалу он стал направлять словоохотливость профессора к нужной цели, спрашивая то об одном, то о другом, и в частности о том, сколько подобных искусников в Петербурге; и получил ответ, что их немного, по пальцам перечтешь, что цены у них запредельные, поскольку вкалывают на дядю, а дядя, как известно, жадноват; он же, профессор Кириллов, специалист независимый, трудится лишь на больного и на себя и плату берет умеренную, ибо, по всем канонам аюрведы, грех обирать болящих и страждущих. Глухов с этой мыслью согласился и даже слегка ее развил, отметив, что алчные в грядущем перерождении превратятся в ненасытных гиен и крыс. Теперь не составляло труда выпытать что-то полезное о всех профессорских конкурентах – как кого зовут, сколько кто берет, где и как учился и на кого работает.
Баглай работал в «Диане», на Виктора Петровича Мосолова.
Такое пересечение обстоятельств не удивило и не смутило Глухова. Как всякий сотрудник органов с тридцатилетним стажем он видел жизнь в ее разнообразных проявлениях и знал, что случайности в ней неизбежны, что происходят они с гораздо большей вероятностью, чем принято считать, и что за каждым случайным событием проглядывает если не закономерность, то строго обусловленная причинно-следственная связь. Особенно это касалось мотивов, осознанных или нет, объединяющих людей, тех причин, по которым они выбирали приятеля или супруга, соратника, коллегу, начальника и, разумеется, вождя. Рыбак рыбака видит издалека… Возможно, они не испытывают приязни и даже совсем наоборот, но общая страсть толкает их к объединению – вернее, выталкивает в определенный слой, где плавает рыба определенной породы. И оттого не надо удивляться, что властолюбивые крикуны маячат в Думе, мздоимцы – у государственных кормушек, а лицемеры-фанатики – у алтарей. Так и убийцы. Даже не ведая, кто есть кто и что сотворил, они инстинктивно тянутся друг к другу.
Пока Глухов размышлял об этом, минул отмеренный срок, речи Кириллова иссякли, и сеанс закончился. Они с самозванным профессором являлись рыбами разных пород и не имели общего, кроме сиюминутной связи, какая бывает меж продавцом и покупателем, а потому расстались без сожалений. Профессор начал месить и мять очередного клиента, а Глухов отправился в управление, выпил кофе с Линдой, сказал, что красное ей к лицу (она была в багряном платье) и попросил подготовить ориентировку на Мосолова, с указанием всех его родственников, мест работы, дружеских связей и деловых интересов. Потом он вызвонил Суладзе и объяснил ему задачи на следующий день: заняться «Дианой» и раздобыть информацию о Баглае. С подозреваемым встреч избегать, и повод к визиту измыслить нейтральный, но веский, дающий возможность взглянуть на документы в отделе кадров; выводы, в порядке исключения, изложить в письменной форме. Красивым почерком, однако не более, чем на двух листах.
Сейчас рапорт Джангира и справка, подготовленная Линдой, лежали перед Глуховым. Рапорт, как велено, был на двух листах, но исписанных с обеих сторон; четкие ровные строчки казались подтянутыми, молодцеватыми, как сам Суладзе в отглаженном мундире. Глухов, склонив голову, изучил витиеватую подпись на последней странице, одобрительно хмыкнул и начал читать.
В «Диану» Джангир явился вместе с приятелем, сотрудником налоговой полиции, и был препровожден в руководящие сферы, то есть к самому Мосолову. Цель визита обозначалась так: некие сотрудники «Дианы» – прежде всего, массажисты, и, вероятно, экстрасенс – наносят ущерб казне, занимаясь частной практикой без надлежащего патента и отчислений с прибылей. Дабы ситуация не обострялась, подозреваемых надо предупредить, и эта миссия, на первый раз, доверена работодателю. Если же этот превентивный шаг окажется бесцельным, работодатель – как лицо, осведомленное о всех делишках и делах своих сотрудников, – пусть подумает, кого оставить, а кого уволить. Ибо с теми, кто не внял увещеваниям, будут разбираться по закону.
После такого вступления джангиров друг потребовал листки учета кадров и трудовые книжки, и помрачневший хозяин «Дианы» отвел инспекторов в соседний кабинет, к своему заместителю Лоеру, который, собственно, и занимался кадровым вопросом. Все документы были представлены, изучены, обсуждены, а с наибольшим тщанием тот, что относился к экстрасенсу Рюмину; он, по словам заместителя, был жадным, своекорыстным и болтливым типом – в общем, подозреваемым номер один.
