Дембель против бандитов - Ахроменко Владислав Игоревич
— Так что мне теперь делать? — убито спросил Жора.
— Ничего. Давай, наверное, так поступим: погости у меня денек, а завтра домой возвращайся. И договоримся: ты ко мне не ездил и ни о чем мы с тобой не беседовали. Возьму грех на душу, не буду о тебе Васе рассказывать.
Сникерс молчал. С одной стороны, Шашель вроде бы не собирается сдавать его Злому — это уже хорошо. Но с другой… Беседа оказалась безрезультатной, и он, Жора, не проиграл, но и не выиграл.
— Я все понимаю, — продолжал Шашель с улыбкой превосходства, — работа у нас нервная, дела задавили… Срываются люди — что поделать? Вон и мои пацаны, хоть и дружим все вот с такого, — говоривший провел ладонью в воздухе на уровне столешницы горизонтальную линию, демонстрируя, с какого возраста дружит он со своими пацанами, — тоже на меня иногда скалятся. Я-то не в обиде. Я все понимаю. Ты ведь не сдавать Васю приехал, ничего конкретного мне не предлагал…
Слово «конкретное», засвеченное в предварительной телефонной беседе, по мнению Шашеля, и должно было стать ключом к дальнейшему развитию беседы. Это было завуалированное напоминание: мол, ехал ты сюда с каким-то предложением, говорить со мной об этом предложении не хочешь… твое право, конечно. Но если все-таки надумаешь — с радостью выслушаю.
Жора понял — беседа подошла к кульминации. Или он окончательно сдает Злобина, делая это самое конкретное предложение, или уходит в тень.
Оглянувшись по сторонам, будто боясь нежелательных глаз и ушей, Сникерс наконец решился:
— Сергей… Такое, значит, дело… Я тебе уже сказал, почему Вася деньги собирает.
— Сказал, — подтвердил Сергей. — Заводики какие-то выкупить хочет.
— Ну да… Через аукцион, или как он там называется. Но деньги у Злого наличные.
— Естественно. Что-то не слышал, чтобы барыги-лотошники за охрану в швейцарские банки безналом переводили. Да и вообще: нал — это всегда хорошо.
— Так вот, этот налик отмыть надо. Ну, типа как легализировать. Как ни крути, а Васю рано или поздно спросят: откуда у тебя столько?..
— За нал всегда можно купить безнал. У Васи, насколько я знаю, своя фирма. Договорится с банком, накатают договорчик, напишут, что такая-то сумма перечислена на счета фирмы господина Злобина в качестве платы за охранные или консультационные услуги, за соответствующую плату оформят в налоговой необходимые бумажки — мол, со всего уплачено, и так далее.
— Может быть и такое. Только Вася мне о каком-то казино рассказывал.
— А, это чтобы наличность в качестве выигрыша оформить? Тоже неплохо, — с явным пониманием ситуации согласился Шашель.
— Так вот… Весь этот налик теперь у Злого. Как ни крути, а его рано или поздно в Москву везти придется. А Вася такие вещи никогда никому не доверит — ни инкассаторам, ни охранникам.
— А кому доверит? — уже не скрывая заинтересованности, осведомился Гладилин.
— Себе.
— Сам, что ли, повезет? Деньги, как я понимаю, немаленькие.
— Ну, не один… Наверное, кого-нибудь из нас, пацанов, с собой возьмет.
— И что?
— А то. Вот послушай, чо сделать-то можно…
Вишневая «девятка» Сникерса отъехала от коттеджа Шашеля после обеда. Несмотря на неоднократные предложения хозяина погостить, Жора наотрез отказался остаться до завтрашнего утра. Во-первых, дома дел невпроворот, с теми же Антипом и Прокопом встретиться надо. Во-вторых, длительное отсутствие Жоры в городе наверняка вызовет подозрения Злобина. В-третьих, и это основное, — главная цель визита достигнута. Шашель принял его предложение. Все проблемы, слава богу, решены, все слова произнесены, подкреплены заверениями и рукопожатиями.
Линия поведения Сникерса с Васей разработана до мельчайших подробностей. Теперь главное для Жоры — усыпить бдительность Злобина. Во всем угождать, со всем соглашаться, не перечить. Пусть думает, что Сникерс смирился со своей участью. Пусть считает, что своим усердием Жора зарабатывает место у будущей кормушки преуспевающего бизнесмена.
Аукцион вроде бы через две-три недели. За это время Злобину следует собрать все долги, мобилизовать все средства, отвезти налик в Москву и отмыть его. Но по дороге в столицу рядом с Васей и, естественно, его деньгами обязательно должен оказаться Жора. Чего бы это ни стоило.
Все в мире имеет свою цену. Пусть кто-то назовет Жорин поступок предательством, но сам он так не считает: просто борьба за существование. К тому же и цена названа немалая: четверть всей злобинской налички Шашель пообещал Сникерсу. Даже по самым скромным подсчетам, у Злобина где-то двести сорок штук баксов! Стадо быть, четверть — шестьдесят тысяч долларов. Да за такие, бля, деньги…
…Вишневая «девятка» мчалась по ровной, как стрела, трассе. Транспорта на дороге заметно поприбавилось: тяжелые фуры международных перевозок, ржавые «Запорожцы», «Москвичи» и «копейки» жителей близлежащих городков, «уазики» с колхозными номерами, самосвалы со щебенкой, бренчащие жестью рейсовые автобусы, набитые рабоче-крестьянским людом… Железно-масляный гул мотора, упругий шелест протекторов по влажному асфальту, свист ветра в боковом стекле убаюкивали Сникерса. Но он топил и топил педаль газа, рискованно подрезал носы попутным грузовикам, проскакивал в узкие щели, обгонял, обгонял, обгонял…
Если бы Сникерс был чуточку наблюдательней и, главное, умней, некоторые моменты в беседе его бы наверняка насторожили.
Почему Шашель не сразу спросил его о цели визита?
Почему так долго темнил, недоговаривал, почему демонстративно не хотел ввязываться в дела Злого?
Почему проявил такую неожиданную щедрость, пообещав фантастическую, в понимании Жоры, сумму в качестве платы за наводку?
И, кстати говоря, почему так долго искал упавшую под письменный стол зажигалку?
Но Жора по-прежнему находился в эйфории от результатов переговоров. Он топил, топил педаль газа, разгонял машину до немыслимого, уворачивался от лобовых столкновений. Сникерс спешил домой. На финише этого безумного ралли его ждал приз. Будущее наконец-то обрело перспективу, прорезался свет в конце бесконечного, казалось, тоннеля. А прощальная фраза Шашеля «тебе четвертуха с круга, без базаров!..» звучала в Жориных ушах волшебной музыкой…
Распрощавшись со Сникерсом, Гладилин отправился в свой кабинет. Уселся в кресло, положил ноги на стул, закурил, задумался…
Теперь, оставшись в одиночестве, он наконец мог неторопливо, спокойно и трезво подвести черту под результатами встречи.
То, что этот отмороженный спортсмен с перебитым носом — козел и чмо, было ясно с самого начала. Шашель отлично понял это еще в те времена, когда наезжал с дружественными визитами к Злому: корыстливый кривоносый скот Жора постоянно вертелся рядом, заглядывал в глаза просительно, угождал, лебезил…
Да и мозгов у Сникерса немного, а те, что есть, травмированы большим спортом. Был бы хоть чуточку умней, никогда бы не стал предлагать такое тут, в кабинете.
Шашель извлек из-под стола черную коробочку диктофона, предварительно отсоединив его от микрофона, вмонтированного в столешницу. Перемотал кассету, поставил на воспроизведение…
«Понимаешь, когда мы начинали, то все равными были. Пусть еще бедными, не при деньгах, но равными. Все одним делом занимались. У нас были проблемы — Вася помогал. У Злого дела вкривь-вкось шли — мы на такие дела всем скопом наваливались и решали…» — даже теперь, в записи, голос Сникерса звучал испуганно и униженно.
«Теперь, что ли, дела разными стали?» — интонации самого Гладилина были на удивление ровными, и Шашель, улыбнувшись, прибавил звук.
«Да нет…»
«Так что?»
«Да скурвился он!»
«Вот как? Жора… Ты за слова-то свои отвечаешь?»
«Да… Да!»
Попади эта кассета в руки Злому — уже этих слов достаточно, чтобы отправить Жорика на тот свет. Но ведь главное-то впереди…
«Я все понимаю. Работа у нас нервная, дела задавили… Срываются люди — что поделать? Вон и мои пацаны, хоть и дружим все вот с такого, тоже на меня иногда скалятся. Я-то не в обиде. Я все понимаю. Ты ведь не сдавать Васю приехал, ничего конкретного мне не предлагал…» — собственная фраза настолько понравилась Гладилину, что он не мог удержаться от улыбки самодовольства.
