Александр Афанасьев - Жертва особого назначения
– Пистолет!
Хорошо, что не выпал.
– Где документы?
Солдаты шарили по карманам, но бить уже боялись. Забрали телефон и ключи от машины – они были в кармане, хотя самой машины уже не было.
– Документов нет, Амалла-бей.
Офицер пихнул меня сапогом.
– Ты кто? Говоришь по-арабски.
– Я руси, руси.
Офицер пнул сильнее.
– Арабский? Говоришь?
– Подполковник. Сулейман Мусауи. Позвони ему.
– Что ты говоришь, безродное отродье?
Офицер употребил ругательство, после которого обычно начинается поножовщина, но мне было плевать.
– Подполковник. Мусауи, – сказал я. – Позвони ему. Я человек Мухабаррата.
Офицер раздраженно пихнул меня ногой.
– Что говорит этот сумасшедший?
– Он говорит про какого-то подполковника, бей.
И тут мне снова повезло – фортуна наконец-то повернулась лицом ко мне. Ничто не мешало этому офицеру, явно не слишком-то тяготящемуся требованиями закона, бросить меня в багажник, а потом выбросить на окраине на свалке. Меня даже убивать не надо будет – несколько часов в багажнике без воды, и готово. Не я был бы первый и уж точно не последний. Но кто-то из солдат понял, что я говорил. А среди солдат могут быть осведомители того же Мухабаррата, даже наверняка есть. И поступив так, этот офицер и сам рискует оказаться в камере, а потом и перед военным трибуналом. А оно ему надо?
– Телефон.
Телефон у меня солдаты забрали. Первое, что делает полицейский, задерживая человека, это забирает и просматривает его телефон. На моем почти ничего не было, что само по себе было подозрительно. Последний исходящий был на номер МТС. А офицер знал, что этими номерами пользуются многие в спецслужбах. Дело в том, что после ряда скандалов с перехватом русские операторы не использовали инфраструктуру, как-то связанную с США. И поэтому покупали именно эти номера.
И офицер решил позвонить.
– Смотрите за ним. Не дайте убежать.
– Слушаюсь, бей.
Полицейский схватил мою правую руку, вывернул назад и встал на мою спину ногой. О правах человека, не говоря уж о правах задержанного, здесь были самые примитивные представления.
Бронированный «Субурбан» с широкими подножками и поручнями на крыше остановился рядом с нами. С переднего сиденья высадился Мусауи, я видел его сапоги.
– Поднимите, – приказал он.
Полицейские выполнили приказ, и я оказался перед подполковником. По его лицу прочесть что-либо было невозможно.
– Это наш человек, – сухо сказал он. – Как вы смели положить его на землю?!
Полицейские отпустили меня и от страха взяли под козырек. От того, что меня больше ничего не держало, я едва не упал.
– Но у него не было пропуска, эфенди подполковник. Он сказал, что знает вас, и я немедленно приказал связаться с вами. Русские приказали задерживать всех подозрительных.
Хлесткий шлепок оплеухи.
– При чем здесь русские, идиот? Я, а не русские – твой командир.
– Да, эфенди. – Офицер даже не подумал обидеться и тут же вызверился на своих подчиненных: – Отпустить! Дети шакала!
Мусауи осмотрел меня и сухо сказал:
– Давай в машину.
* * *«Субурбан» шел мягко и плавно. Мы ехали далеко впереди всего конвоя, проверяя посты. Рация в держателе на передней панели давала интенсивный обмен. Как я понял, конвой из аэропорта еще не тронулся, какие-то мероприятия были запланированы в аэропорту. Ничего удивительного – там только что сдали гостиницу с конференц-залом. Круче любой московской.
Мусауи ехал впереди. В обмен он не включался, только слушал.
– Аль-Малик был у меня дома, – сказал я. – Я тогда сильно выпил. Я не смог ничего с ним сделать.
– Водка – харам, – глубокомысленно заключил Мусауи (хотя сам не прочь был приложиться). – Это тебе наказание Аллаха.
– Что ты знаешь про Амани? Не время для старых обид, друг.
Мусауи широко улыбнулся, обернувшись ко мне.
– У меня нет обиды на тебя. Если бы была, ты был бы мертв. Между нами нет вражды.
– Что ты знаешь про Амани? – повторно спросил я.
– Ничего такого, что следовало бы знать тебе. Мы сами с этим разберемся. Это наше дело, русский. Тебе в нем места нет.
– Черт возьми, они собираются совершить теракт на саммите.
– Все будет так, как угодно Аллаху.
«Субурбан» останавливался.
– Не лезь в это дело. Мы решим сами.
Машина остановилась. Чуть дальше бронетранспортеры перекрывали выезд на набережную. Прежде чем кто-то успел меня остановить, я сорвал с бойца, который был со мной рядом, значок – белый цветок. Пароль на сегодня. И выскочил из машины.
Боец попытался схватить меня, но не успел. Второй с проклятьем выскочил из машины, но Мусауи заступил ему дорогу.
– Нет!
И пояснил:
– Пусть идет.
Политехнический университет
12 июня
В бумажнике, украденном мной у соседа, было достаточно денег. Благословенный Ирак – укради я бумажник в Париже, там хватило бы денег только на «позавтракать». Но тут не везде есть банкоматы, и лавочники не верят кредиткам, поэтому носят наличные. Хоть набережная и была перекрыта – пара лавок все-таки работала. В одной из них я купил костюм от Армани ереванского производства и приличные туфли. Хозяин был армянином, он обрадовался, узнав, что я русский, позволил привести себя в относительный порядок в своей квартирке в этом же доме и посоветовал, к кому можно обратиться, чтобы перебраться на ту сторону Тигра, минуя мосты. Переодевшись, я стал похож на человека, а не на чучело. Хороший человек. Помогай ему Аллах.
На лодочнике, которые тут еще были, возили экскурсии, я переправился на ту сторону Тигра. Нас никто не остановил. Полиция была, но белая метка на пиджаке их останавливала. Им самим такой не дали.
Оставалось самое малое – понять, в чем смысл заговора, что задумали террористы. Понять то, что не смог понять целый штаб.
Снайперу не так-то просто стрелять. С близкого расстояния – а по нынешним временам это от пятисот до восьмисот метров – выстрелить просто не дадут. Любое открытое окно – повод для тревоги. К тому же будут и приборы «антиснайпер». Если у Аль-Малика будет моя винтовка – он будет стрелять с расстояния от километра до полутора. 50БМГ – это самая «его» дистанция, на предельных он начинает «чудить», там нужны «сороковые» калибры типа 408СТ или 416 Барретт.
– Стоп!
Я сказал это сам себе, потому что…
Что, если…
Если их двое – Аль-Малик и Амани – они должны как-то общаться, так?
В зоне визита глушат все мобильные. Это в целях безопасности, для предотвращения подрыва. Но кроме мобильных есть и спутниковые – верно? Их не заглушить. А номер спутникового телефона Амани я знал, потому что сам подарил ей аппарат. И номер – не номер телефона, а номер аппарата – я тоже помнил. Спутниковый не отследишь, но вот гибрид спутника и сотового, какой я подарил, именно по сотовой симке отследить можно.
Я достал телефон, натыкал номер штаба. Если там знают, что меня отстранили, тогда крышка. Но если приказ еще не прошел…
– Дежурный.
– Номер один-один-три-семь-семь экстренный, проверьте…
Ну же!
– Допуск есть, слушаем.
– Мне срочно надо пробить местонахождение аппарата. Диктую код.
* * *В холле Багдадского университета стояли полицейские, один из них решительно направился ко мне.
– Сюда нельзя.
Я показал карточку.
– Служба общей безопасности.
Полицейский отступил, козырнул.
– Прошу прощения, эфенди.
Я делал шаг, но тут же остановился.
– Один вопрос.
– Да, эфенди.
– Никто в здание не проходил? Даже с такими документами, как у меня?
– Никак нет, эфенди.
– Ты уверен? С любыми документами?
– Уверен, эфенди. Квартал же оцеплен!
Тут я допустил ошибку, смысл которой осознал только потом. Полицейский не врал мне, он был искренним. Мы просто не поняли друг друга. Когда я его спрашивал, я спрашивал о любом человеческом существе. Когда он мне отвечал, то имел в виду, что в здание не входил ни один мужчина. Он просто не принимал женщин во внимание, потому что его так воспитали. Женщины не в игре, они не в счет.
– Стой здесь и никого не пускай.
– Вам помочь, эфенди? Мы готовы.
– Я сказал – стой здесь и никого не пропускай. Никого!
– Слушаюсь!
Полицейский офицер обернулся и рыкнул на подчиненных. Я тогда не обратил внимания, что на его руке нет повязки командира патруля – у командира должна быть повязка в цветах национального флага.
Лифты были отключены для экономии электроэнергии и для того, чтобы никто лишний не ездил по ним сейчас. Двадцатичетырехэтажная высотка была пуста – только в авторитарной стране могут вот так вот взять и объявить выходной, приказать освободить целое громадное здание ради безопасности, закрыть весь центр города. И чем дальше, тем больше я убеждался в том, что это решение – ошибка, пусть недоказуемая, но ошибка. Ошибка страшная и скорее всего – не случайная. Потому что сейчас в распоряжении террористов – целое пустое здание. Здесь с этажа на этаж не ходят люди, здесь не работает лифт. Люди, случайные свидетели, способные заинтересоваться чем-то, увидеть неладное, поднять панику при виде оружия – вот самая надежная защита встречи на высшем уровне. И кто-то этой защиты нас лишил.
