Владимир Михановский - По острию ножа
— Не видит?
— Маловероятно…
— Может, решила дать ему возможность вытащить раненого?
— Свежо предание, но верится с трудом, — проговорил командир и отдал команду: — Начинайте огневое прикрытие. Изо всех свободных стволов.
Ахнула противотанковая пушка, застрекотали пулеметы, к ним подключилось несколько автоматов. Все понимали, что вся эта стрельба вряд ли может повредить снайперу, который наверняка находится в надежном укрытии.
Пальба по вершине горы имела скорее чисто психологическое значение, она должна была хоть немного отвлечь внимание вражеского снайпера от операции по спасению раненого лейтенанта.
Поначалу внимание Роксолану действительно было отвлечено беспорядочной стрельбой, однако, убедившись, что она не представляет для нее никакой опасности, снайперша снова переключилась на своих «гостей»: теперь их было уже не один, а двое — дай бог, не последние…
Сначала она решила было подранить спасателя на полпути, но потом решила, что это может отпугнуть остальных: лучше создать у русских иллюзию, что операция почти удалась, только какого-то пустяка не хватило для ее завершения.
Пусть доберется до раненого, а там посмотрим.
Механик под конец совсем расхрабрился и двигался в гору, не таясь: молчание снайпера придавало ему сил.
Преодолев последние метры, он добрался до лейтенанта и сел с ним рядом, обессиленный, прямо в снег.
Вокруг лейтенанта снег был в крови, однако сам он — жив, и даже не потерял сознания.
— Ну, как? — спросил водитель.
— Хреново, брат.
— Куда ранен?
— В руки… И ноги.
— Твое счастье, что снайпер неважный.
— Насчет счастья — это точно, — со стоном проговорил лейтенант и хватанул снег прямо губами — руками помочь себе он не мог.
— Конечно, счастье. Ты остался жив, снайпер больше не стреляет. Сейчас отдышусь и стащу тебя вниз. А там в госпиталь тебя отправим, в Краснодар.
— Почему в Краснодар?
— Там есть военный хирург, чудеса делает… Мигом тебя на ноги поставит.
— У меня кисти рук перебиты. И одна голень раздроблена…
— Это для него — тьфу!
— Откуда про врача знаешь?
— Генерал Матейченков рассказывал.
— Другой разговор…
В горах темнеет быстро, особенно в зимний период. Фиолетовые тени на снегу начали сгущаться и удлиняться. Усилился ветер, словно старавшийся смахнуть их с горы.
— Все, я очухался, — произнес механик. — Сейчас двинем вниз. Потащу тебя на своем маскхалате, как на санках.
— Тогда уж на моем.
— От твоего одни клочья остались.
— Снайпер тебя сразу заметит.
— Товарищ лейтенант, если бы снайпер хотел, он бы десять раз мог подстрелить и тебя, и меня.
Это было логично, однако логика пасовала перед дьявольским планом, который зародился в голове Роксоланы.
Украинку ничуть не смущала наступающая темнота. Наоборот, она была ей на руку.
С одной стороны, у снайперши были приборы ночного видения, запасливо сгруженные с вертолета вместе с прочим снаряжением.
С другой же стороны, у русских, пытающихся спасти своего собрата, темнота могла создать видимость полной безопасности. И то, и то было в ее пользу.
В прибор она наблюдала, как пришедший на помощь положил раненого на свой маскхалат и завязал на его груди рукава крест-накрест, чтобы тот не скатился. Теперь он тащил его вниз, на каждом шагу хватаясь свободной рукой за стволы деревьев и ветки кустарника.
«Пусть немножко спустятся. Вот, например, до того валуна, похожего на бараний череп. А там мы сделаем небольшое внушение спасателю».
Спуск проходил нормально, если не считать того, что толчки и неровности почвы разбередили раны лейтенанта, которые разболелись так, что он, несмотря на сцепленные зубы, не мог сдержать стоны.
— Потерпи, брат…
— Да уж терплю.
— Главную часть одолели.
— Вижу.
— Осталось всего ничего.
— Сделай передышку, не могу больше.
— Хорошо.
— Остановись, христом богом прошу.
— Вон валун впереди, видишь? За ним отдохнем. Он нам и прикрытием будет, — сказал механик.
В тот же миг он охнул и опустился на снег.
— Ты что? — спросил лейтенант.
— Пуля попала…
— Куда?
— Бедро раздробила, кажется, сволочь… — сквозь зубы выдавил механик.
Когда «возлюбленная парочка», как мысленно окрестила Роксолана двух спускающихся бойцов, поравнялась с обкатанным валуном, она взяла на мушку переднего, который тащил на своем халате раненого.
Ей нестерпимо хотелось «щелкнуть» его в причинное место — это был фирменный знак Роксоланы, она всегда старалась оставить его. Так бывшая спортсменка, сама того не осознавая, мстила проклятым мужикам за неудавшуюся личную жизнь.
Но она сдержала эмоции.
Нельзя перебарщивать, пока свой гонорар она только удвоила, а надо его увеличить больше, гораздо больше, насколько получится…
Командир соединения выругался, увидев, что механик упал рядом с лейтенантом. Вскоре, однако, он убедился, что оба живы.
— Ранила и механика.
— Куда?
— Не разберешь отсюда. Но, видимо, рана несерьезная, он активно шевелится.
…А в это время механик катался по земле от сумасшедшей боли, рискуя скатиться вниз…
— Смотрите, они преодолели больше половины расстояния.
— Осталось совсем немного.
— Разрешите мне, товарищ командир! — шагнул вперед рослый пулеметчик, стоявший рядом с гусеницей БТРа.
— Их двое.
— Обоих вытащу!
— Силенок хватит?
— Хватит.
— Действуй.
— Есть действовать!
— Справишься, к ордену представлю, — крикнул вдогонку пулеметчику командир.
Увидев в прибор ночного видения третью фигуру, спешащую на помощь двум предыдущим, Роксолана пришла в совсем уж хорошее настроение и снова принялась напевать:
Цып, цып, мои цыплята,
Цып, цып, мои цыплята,
Все сюда скорей,
Все сюда скорей…
Это был рослый мужик, двигался он ловко и быстро. Вот кому бы пулю дуру между ног всадить… Пусть бы отведал ее фирменное блюдо, узнал, что такое настоящая боль… Нет, нельзя.
Как говорится, сначала дело, потом удовольствие.
Вскоре третий достиг тех двоих, благо ему подниматься досталось гораздо меньше. Они о чем-то коротко переговорили, потом новый спасатель сделал из прихваченного с собой троса две петли, в каждую, как в пояс, поместив по раненому.
Девушка еще больше развеселилась:
— «Давай, космонавт, потихонечку трогай, и песню в пути не забудь», — выводила она тонким голоском, следуя мушкой прицела за третьим спасателем. Куда же этого? Для разнообразия по обеим ножкам, — решила снайперша и двумя выстрелами прошила ему ноги.
Третий рухнул рядом с двумя.
…Четвертого, который упал рядом со своими предшественниками, Роксолана решила отметить особо, допив весь кофе из термоса.
Всем спасателям она целила в ноги, чтобы обездвижить. Раненые лежали на почерневшем от крови снегу, старались передвигаться на руках, но из этого ничего не получалось. Впрочем, отползли они довольно далеко.
— Ну что же, недурной улов на живца, — вполголоса проговорила Роксолана, припомнив далекий Ирпень и высокий берег реки. — На сегодня, пожалуй, достаточно.
Поставив у ног пустой термос, снова прильнула к прибору:
— Эй, ребятки, что ж вы расползаетесь, как раки? — промурлыкала она. — Сейчас мы закончим комедию.
Убедившись, что добровольцев больше не будет, Роксолана переключила на снайперской винтовке рычажок и несколькими длинными очередями прошила всех четверых, уже не разбирая, куда попадают пули.
Шевеление прекратилось.
Бой в лощине затихал, и она решила немного вздремнуть. На сегодня добычи достаточно. Можно будет Ленке Коротченко похвастаться, когда на отдыхе увидятся. То-то будет завидовать! А чего завидовать, она и ее просветит. Напоследок Роксолана пропела себе под нос:
Эх, полным полна коробушка,
Есть и ситец, и парча…
Затем залезла в спальный мешок, поуютнее улеглась и сладко задремала. Ей снились похвалы чеченских руководителей и высокие гонорары, по контракту исчисляемые с головы…
Глава 18. Расплата
Командир части был в ярости.
На склоне горы лежало четверо убитых, которых уложил невидимый снайпер. Четверо!
— Я с этой гадиной рассчитаюсь! — произнес он. — Живой отсюда она не уйдет.
— На горе ее не достанешь.
— Достану.
— Как?
— Кровь из носа, достану!
Командир отправился к радисту и связался со штабом. Слышимость была плохая, мешали помехи, какие-то разряды.
Начальник штаба долго не мог понять, чего добивается командир соединения. Вникнув в существо дела, он переспросил:
