Александр Тамоников - Честь в огне не горит
– Хоп, Вели! Удачи тебе!
Потом Абушер набрал номер, продиктованный ему Баджаром:
– Глухов? Это Амир!
– А?.. А!.. Здравствуйте, господин Амир, добрый вечер!
– Ты чего засуетился, Александр?
– Не каждый день приходится общаться с таким человеком, как вы, господин Абушер!
– Прекрати!.. Как ведет себя господин Гординец?
– Успокоился. Подавлен, хотя внешне старается не показывать этого.
– Не попытается сбежать?
– Я предупредил его, что любая попытка побега будет означать для него смертный приговор.
– Ты постоянно следишь за ним?
– Конечно!
– Где он сейчас?
– У себя в комнате.
– Что делает?
– Смотрит телевизор. В 23.00 я провожу Гординца в его спальню.
– Понятно! Вижу, ты хорошо исполняешь свои обязанности.
– Благодарю вас, господин!
– Передай трубку Гординцу.
Спустя несколько минут Абушер услышал изумленный голос бывшего управляющего пансионатом:
– Да. Вечер добрый, господин Амир!
– Здравствуй, Станислав Владимирович! Как здоровье, настроение?
– Господин Абушер, клянусь, я не виноват в провале Дробуса. Как на него вышли спецы, мне неведомо. Что было в моих силах – в частности, убрать курьера, – я сделал. Бежал, хотя шансов оторваться от спецов было очень мало. Да, признаю, мне предлагали сотрудничество; я согласился, но обманул спецслужбу. А меня заточили под охраной в какой-то дом-тюрьму и следят за каждым шагом…
– Успокойся, Станислав Владимирович. Если бы я хоть на йоту сомневался в твоей честности, то ты сгорел бы в своей машине. Я не прощаю предательства. Верю в то, что ты сделал все, что мог. А то, что тебя поместили – заметь, поместили, а не заточили, как ты выражаешься, – в тюрьму, то, во-первых, загородный дом не тюрьма, а шикарное жилище. Не всякий богач в России может позволить себе жить в подобном особняке. Во-вторых, твое нахождение в усадьбе – дело времени, и оно связано с тем, что спецы активно тебя ищут. Пройдет время, поиски прекратятся, и в этом помогут верные мне люди, занимающие достаточно высокие посты в российских властных и силовых структурах. В-третьих, охрана приставлена к тебе по моему приказу, и только ради твоей же безопасности. Повторяю, пройдет время, и ты вновь встанешь в строй. Твои счета заблокированы – я помогу тебе вернуть деньги. Ты мне нужен, подполковник. У нас с тобой еще есть работа в России.
Немного успокоившись, Гординец вновь напрягся:
– О какой работе вы говорите?
– Об этом позже. Скажу только, что это будет разовая и пустяковая акция, после которой тебя перебросят в Турцию. А уже отсюда, получив деньги, ты сможешь уехать куда угодно, хоть на Фарерские острова – если, конечно, тебя устроят постоянно идущие там дожди. Выбрось дурные мысли из головы. Никто тебя не тронет. Мы знакомы давно, и ты должен знать, что я умею быть и беспощадным к врагам, и благодарным друзьям. Ты мне друг, и это главное. Отдыхай, Станислав. На охранника не обращай внимания, но и не провоцируй его. В случае если ты решишь бежать и из особняка, тебя убьют, и я ничего не смогу сделать. Просто не успею!
– Ясно, – проговорил Гординец. – Значит, мне следует во всем слушаться этого накачанного идиота-охранника?
– Он далеко не идиот. Скажу больше, твой охранник – профессионал высокого уровня. Я имею в виду, как воин. Слушаться его только в части, касающейся обеспечения твоей же безопасности. Он не надзиратель, он охранник. Надеюсь, ты правильно понял меня?
– Да, господин Абушер, я правильно вас понял. Скажите, что с моей семьей?
– Ничего. Сына спецы не тронули, частное охранное предприятие после формальной проверки продолжает работать. Так что с семьей все в порядке. Конечно, за твоим сыном следят, но он чист перед законом, а значит, ему ничего не грозит.
– Благодарю за информацию. Я могу позвонить вам сам, если в этом возникнет необходимость? – спросил Гординец.
– Нет! – кратко и категорично ответил Абушер. И добавил: – Я свяжусь с тобой, когда придет время. Перед проведением последней акции.
– Крайней акции, так правильнее.
– Как угодно… У меня все. До свидания, господин Гординец! Будь спокоен, тебя ждет прекрасное, обеспеченное будущее.
Абушер выключил телефон, передал трубку помощнику, выдохнул:
– Ф-ф-фуу! Давно я так долго не говорил… И было бы с кем! С марионеткой, с мясом… Но так надо, Азиз!
– А надо ли? – усмехнулся Баджар. – Ему жить осталось только до акции. Или я ошибаюсь, и ты действительно обеспечишь ему эвакуацию и достойную жизнь за рубежом?
– Ты не ошибаешься. После акции Гординец умрет. Но до этого он должен быть уверен в том, что его ждет прекрасная жизнь. А может, и ждет, Азиз? На небесах… Хотя вряд ли. Слишком много на нем крови.
– На нас не меньше, – проговорил Баджар.
– На нас, Азиз, кровь врага, а это не грех, это доблесть, святое дело. Гординец же убивал таких, как и он сам. Он мерзкий предатель, и его ждет ад. На этом или на том свете… Но достаточно о нем. Пойдем взглянем на блондинку. Сколько, говоришь, ей лет?
– Одиннадцать, босс!
– Не маловата?
– Нет! Фигурка – пальчики оближешь. Цветок!
– Посмотрим на этот цветок, цветение которого может прекратиться уже этой ночью…
15 июля, четверг. Секретный военный городок размещения офицеров спецслужб и членов их семей. Ближнее Подмосковье. 13.20
Получив после приезда из загородной резиденции Крымова и Тимохина выходной, Шепель пришел домой. У подъезда увидел «Порше» жены. Зашел в подъезд. Как только Валентина открыла дверь, майор спросил:
– И далеко ли ты собралась, дорогая?
– Папа звонил, у него выпало свободное время, хотел повидаться с внуком. Вот покормлю тебя и отвезу Ваню к деду. У тебя сколько времени?
– Вечность! До завтра выходной.
– Тогда, может, поедем вместе? – обрадовалась Валентина.
– Нет уж, – отмахнулся Шепель, – езжай ты к папеньке с Ваней, а я высплюсь.
– Миш, ну почему ты не любишь моего отца? Он уважает тебя, хочет наладить родственные отношения – а ты как ежик, иголки выставишь и не подпускаешь к себе…
– Ты меня еще морской свинкой назови.
– У тебя плохое настроение?
– У меня прекрасное настроение. Да и каким еще ему быть? Тут в кои веки раз выходной выпал, а семья сваливает из дома…
– Но ты же сам сказал – хочу выспаться…
Шепель прошел на кухню, присел на стул у окна, закурил. Валентина подошла к нему:
– Ну, что злишься? Я же к отцу еду, а не куда-нибудь.
– А с моим мнением в этом доме уже не считаются?
– Миш, прекрати капризничать!
– А ты, дорогая, прекрати раздражать! Какого хрена разъезжаешь на дорогущей иномарке?
– Но это подарок отца!..
– Могла бы и отказаться. У нас «Форд» есть, чем он тебе плох? Или дочери нефтяного магната подавай крутую тачку? По статусу положено?
– Не кричи, Ваня еще спит, разбудишь до времени…
Шепель, затушив окурок в пепельнице, пробурчал:
– Без папеньки никуда.
– Так! – Валентина сбросила фартук. – Хватит! Надоело слушать всякую чушь.
– Ну, конечно, я только и могу, что пороть чушь. Это у папеньки его лощеные холуи умные речи толкают… Короче, Валентина, «Порше» отгони в парк, и пусть стоит там. Нечего людей дразнить.
– Машина его раздражает… А коттедж за городом, который нам тоже отец подарил, тебя не раздражает? Почему-то к нему ты относишься спокойно… Планируешь переселиться туда, как выйдешь на пенсию… Может, и от него мне отказаться? Или попросить отца выделить людей, разобрать по кирпичику и сложить кирпич в вашем парке, рядом с «Порше»?
Шепель сощурил глаза, и это был недобрый знак.
– Плевать я хотел и на коттедж, и на «Порше», и на все подарки твоего папеньки!
– Может, ты и на меня плевать хотел?
– Не зли, Валентина…
– Ладно, – пошла на попятную Валя, – достаточно. Прекратим этот ненужный разговор.
– Но ты все равно сделаешь по-своему, так?
– Я обещала отцу, что привезу сына. Ты свое слово держишь, почему я не должна держать свое?
– Как же надоело все! Пойду-ка я к Сане Тимохину или Дрозду, водки выпью… А ты делай что хочешь.
Валентина присела рядом с мужем:
– Скажи, Миша, ты меня любишь?
– Ну, началось, в натуре!.. И что вы за народ, женщины? Изворотливые, как ужи… Люблю, не люблю, сейчас-то чего об этом говорить?
– Понятно…
– Что тебе понятно? – повысил голос Шепель.
– Все, кроме одного. Ведь ты знал, когда предлагал выйти замуж, что я дочь богатого человека. И тогда тебя это не смутило. А сейчас…
Шепель прервал жену:
– Я, Валентина, женился на журналистке Туркиной, а не на дочери нефтяного магната Туркина. И давай завязывай с базаром. Поговорили. Собирай манатки и езжай к папеньке. Поплачься ему, какой у тебя хреновый муж…
– Да иди ты… к своим друзьям! Пей, гуляй, никуда я не поеду.
И, заплакав, Валентина ушла в гостиную.
Шепель прикурил вторую подряд сигарету. Пару раз затянулся, бросил в пепельницу, процедил:
