Александр Тамоников - Боевой расчет
– А как же твоя дочь? Ты успеешь выплатить выкуп?
Вот этого и ждал Дмитрий Петрович. Клюнула честь офицерская! С заглотом клюнула. Вишняков сыграл скорбное раздражение:
– Тебе теперь какая разница? Ты и твоя семья не пострадают, а это для тебя главное. Какое тебе дело до моей дочери?
– Я спросил, ты успеешь заплатить выкуп?
– А где я возьму три миллиона долларов? Может, ты займешь мне?
– Три «лимона» «зеленых»?
– Ты думаешь, если сумма была бы реальной, я пожалел бы денег и стал искать профессионала? Да мне плевать на деньги, но у меня нет той суммы, которую запросили похитители, и взять ее негде! Ну что ты застыл? Мы едем? Или и дальше будешь мне мозги сношать? Выиграл? Радуйся!
– Стой! Погоди! Отдай команду вывезти моих родителей на Лубянку, я им записку передам, кого там спросить. Друг сделает для них все, что нужно! И нож с часами прикажи сюда доставить. Потом говорить будем. Звони, не теряй времени!
– Я не пойму тебя, герой!
– Звони, говорю, потом поймешь! Я пока думать буду!
Через два часа условия Астафьева были выполнены. На сотовый телефон Вишнякова позвонил Кулагин.
– Егор, что все это значит? И где ты?
– Володь, мои у тебя?
– Да!
– Сними где-нибудь для них квартиру, чтобы ни-кто, кроме тебя, адреса не знал, и, если есть возможность, обеспечь их безопасность.
– Ты можешь мне объяснить, куда ты попал?
– Со мной все в порядке, еще встретимся. Назови свой мобильный номер.
Кулагин продиктовал цифры. Егор, обладавший отличной памятью, не стал записывать. Спросил:
– Я могу, Володь, на тебя рассчитывать?
– Насчет родителей или ты еще что-то имеешь в виду?
– Насчет родителей.
– Можешь не волноваться, они будут в резиденции одной секретной службы.
– Спасибо, и прошу тебя, не пытайся что-либо выяснять обо мне, только навредишь. Как встретимся, я тебе все объясню. Ну пока, мне пора.
Вишняков, слышавший этот разговор, был доволен. Все же он добился своего!
Нож и часы были уничтожены. Егор обратился к Вишнякову:
– У тебя есть фотографии дочери? Желательно последние.
– Конечно.
– Покажи.
Вишняков достал альбом из книжного шкафа, вытащил несколько фотографий, разложил на столе. Егор подошел. Взял в руки одно фото, где девушка была снята одна.
– Какая она красивая! – невольно вырвалось у Егора.
И в самом деле, его поразила необыкновенная, какая-то естественная, природная красота Вики. Егор взял другой снимок, где Вика была уже в свадебном платье рядом с молодым человеком, который сразу не понравился Астафьеву.
– И этого урода твоя дочь выбрала себе в мужья?
– А что тебя в этом удивляет? Любовь – она не выбирает.
– Заговорил стихами. А удивляет потому, что не могла Вика полюбить этого самовлюбленного типа!
– Почему?
– Потому, что не могла! Это твое наверняка решение связать их браком.
– Разве можно насильно заставить девушку выйти замуж, это в наше-то время?
– В вашем гадюшнике все возможно! А такой новоиспеченный отец мог сделать из ребенка послушную игрушку, такую бессловесную овечку, во всем подчиненную прихотям пастуха – деспота отчима!
– Этот брак в ее же интересах!
– Да? Значит, я оказался прав? Ты заставил Вику выйти замуж за нужного тебе человека?
– Я ее не заставлял. Просто сказал, что этот союз был бы выгоден всем!
– И тебе в первую очередь! Ну и подонок ты, Вишняков!
– Послушай, выбирай слова!
– Да пошел ты!.. Хотя, подожди, после твоей смерти кто получает наследство и в каких долях?
– Тебе это зачем?
– Ответил бы я тебе… Так как обстоит дело о наследстве?
– Все переходит к Вике.
– А после ее смерти к мужу?
– Да, но лишь при наличии прямого ее завещания, которое должно быть составлено и зарегистрировано в Москве. Она его еще не составляла, насколько я знаю.
– А как в твоем окружении оказался будущий муж дочери?
– Ты учинил мне настоящий допрос! Зачем тебе все это?
– Так, выяснить для себя кое-что.
– Эдуард Хованский, так его зовут, сын Геннадия Львовича Хованского, с которым мы начинали ювелирный бизнес. Естественно, его сын остался в деле, когда оно расширилось.
– А Карельский как попал к тебе?
– Он протеже моего дяди. Специалист по драгоценностям отменный.
– Как и по организации убийств этот подонок тоже спец отменный, так?
– Про убийства я ничего не знаю, но он меня устраивает.
– Еще бы, такие всегда в цене!
– Что еще?
– Скажи мне, как быстро сможешь подготовить мой отъезд в Чечню?
– Что конкретно мне нужно сделать?
– Во-первых, подготовить джип с оформленной по всем правилам генеральной доверенностью. Во-вторых, разрешение на пистолет твой, я его прихвачу с собой.
– Но на оружие потребуется время и немалое, – перебил Егора Вишняков.
– Это твои дела. Хочешь, чтобы я отправился быстрее, сделаешь. Через свои связи сделаешь. Намекал же на продажных ментов? Так через них и работай. В-третьих, деньги – сто тысяч баксов с собой в дорогу, как аванс. По возвращении с Викой еще двести кусков. Это нормальная плата за риск, и это гораздо меньше трех «лимонов». В-четвертых, маршрут я выбираю сам, и не пытайся за мной следить, себе дороже выйдет. Ну а остальное – мое дело! Объяви своим людям, что переговоры закончились удачно, компромисс достигнут, и начинай работать. Деньги передашь перед самым отъездом, настоящие деньги, не вздумай подсунуть подделки, прогорю я – всему делу мандец!
Перечисляя условия сделки, Егор подошел к окну. И это позволило ему заметить, как колыхнулась штора балконной двери в противоположном крыле выстроенного буквой Е дома.
Там, на той стороне, кто-то явно находился, и когда Егор показался, неизвестный наблюдатель что-то быстро убрал. А что мог убрать этот наблюдатель? Бинокль? Бессмысленно. Визуальный контроль за происходящим в кабинете ничего не давал, кроме некоторого конфликта, который был почти сразу замят. Прослушка? Прибор дистанционного прослушивания? Это другое дело. Такое вполне могло иметь место. Тогда все, о чем они говорили с Вишняковым, стало известно лицу, которое очень интересовалось этим разговором. А кто был заинтересован в знании содержания беседы? Только тот, кто мог быть с похитителями заодно. Егору, в отличие от Вишнякова, с самого начала разговора было ясно, что похитители имеют в этом доме своего человека. Но кого? Больше всех на эту роль подходил Карельский, но он в больнице, хотя…
– Дмитрий Петрович, – оторвал Вишнякова от отдачи распоряжений Егор.
– Ну что еще?
– Позвони в клинику, узнай, там ли Карельский?
– Что? Зачем?
– Делай, что говорю, а? Но только вызови не самого Карельского, а своего доктора на городской телефон. И если Карельский там, пусть подойдет, скажешь ему, чтобы возвращался.
Вишняков покачал головой, позвонил в клинику. Вскоре оттуда ответил Карельский, и ответил по городскому телефону, сообщив, что сможет приехать не ранее чем через час. Так, Карельский отпадает. Рудаков внизу с охраной, с ним и продолжил разговор Вишняков. Кто-то из охраны? Нет! При их трехсменном режиме работы наладить тотальный контроль за фирмой невозможно. Стоп! А если Хованский? Где сейчас Хованский?
Егор вновь оторвал от инструктажа Дмитрия Петровича.
– Ну что еще?
– А где твой зять?
– Он с утра сказался больным, поэтому должен находиться в домашнем лазарете.
– Вот как? И где, если не секрет, находится этот лазарет?
– Какой секрет? Как раз напротив кабинета его окна и балкон.
– Ага! А ну-ка позвоните ему туда.
– Это еще зачем?
– О здоровье справься. Звони!
Вишняков вызвал лазарет. Ему тут же ответил зять.
– Как здоровье, Эдик? – спросил Дмитрий Петрович.
– Слабость и ломота в костях, а что, я нужен?
– Нет. Врач у тебя был?
– Да. И прописал постельный режим.
– Ну лежи, коль врач прописал, и выздоравливай!
– Спасибо.
Вишняков, положив трубку, посмотрел на Егора.
– Ну кого тебе еще проверить?
– Не ерничай, Вишняковский, дело серьезное!
– Вот и ты не наводи лишние понты. Мешаешь только организовать то, что сам и запросил.
– Договорились, Дмитрий Петрович, не буду больше вам мешать.
Значит, все же Хованский слушал разговор в кабинете и был тем самым «кротом». Но что же тогда получается? Что он сам и сдал Вику, свою жену, чеченам? А теперь информирует похитителей обо всем, что замышляется в стане Вишнякова, принимая в решениях самое непосредственное участие? Да, ситуация!
В это время Вишняков закончил ставить задачу своим подчиненным.
Егор ничего не стал ему говорить о своих подозрениях и отправился на отдых, в специально отведенную для него комнату в гостевом крыле здания.
Он сбросил верхнюю одежду, принял душ, упал на двуспальную кровать, задумался.
Вот и наступают времена, когда ему вновь предстоит окунуться в то, чем все эти годы жил, – в боевую работу. Мог ли он остаться дома? Судя по тому, как развивались события по ходу словесной схватки с Вишняковым, то мог. И ушел бы, наверное, спокойно, и родителей не дал бы в трату. Остался бы свободным! А дальше что? Опять протухшая квартира? Опять одиночество! Или идти к Нине? Она любит его, примет с радостью, обласкает, окружит вниманием и теплом, но он-то не любит ее. И что, играть вот так в счастливую пару? Не получится у него так, сорвется, запьет и себе, и хорошему человеку жизнь сломает! Имеет ли он на это право? Нет! Вот и получается, что нет у него будущего, жизнь сломалась вместе с приказом об увольнении. Так почему в конце не тряхнуть стариной, не окунуться в родную стихию войны, а там, может, и девушку спасти? Удавались же подобные операции двадцать лет назад? И потом, образ молодой женщины, Вики, Виктории – какое красивое и сладкое имя, не давал покоя Егору Астафьеву. Непонятное тепло разлилось в его груди, когда он только увидел ее снимок, тот, на котором она была одна, и чувство, похожее на обиду, когда на втором снимке она стояла рядом с бездушным Хованским. Одно успокаивало и возвращало тепло – это ее глаза, печальные глаза невесты.
