Валерий Горшков - Принц воров
До десяти явно недоставало часов четырнадцати, прийти Червонец не обещался. Вчера он попросил пленницу взять в руки карандаш и написать мужу записку о том, что с ними все в порядке. «Поставьте сегодняшнее число, — велел он, наклонясь над столом, — шестнадцатое…»
Херувим точно знал, что сегодня не шестнадцатое, а четырнадцатое, но вмешиваться не стоило, поскольку Червонец был не из тех, кто не умеет пользоваться календарем.
Однако жизнь полна сюрпризов. Червонец мог прийти, а мог не прийти. Рабочий день Херувима, Мямли и Червонца не нормирован, и в течение его могут запросто случаться неожиданности всех мастей. В любом случае есть способ проверить, стоит ли открывать дверь. НКВД в дверь в таких случаях не звонит, дверь просто ломают.
Прильнув к косяку, Херувим услышал:
— Странно. Свет горит, а двери не открывают.
Никакого света нигде не горело. После шести вечера квартира погружалась в естественный мрак. И одно только это обстоятельство заставило Херувима поверить в то, что ошибки со случайным совпадением быть не может — пришел свой. Не Червонец, судя по голосу, но кто-то от него. Не исключено, что прозвучит команда резать бабу с ее отродьем сейчас, и от одного этого предчувствия по телу Херувима пробежала нервная дрожь. «Резать — это хорошо. Но пока Мямля соберет свои манатки, у меня будет не менее пяти минут. Крошка ты моя…»
Убрав «ТТ» за спину, Херувим осторожно открыл замок и пропустил в прихожую молодого человека лет тридцати в замшевой утепленной куртке, поверх которой зачем-то был наброшен дерматиновый фартук носильщика с железнодорожного вокзала.
Ни слова не говоря, молодой человек прошел внутрь, окинул невозмутимым взглядом испуганно сидящую с ребенком на руках женщину, курящего Мямлю и повернулся к Херувиму:
— Все в порядке?
— Все, все, отчего же не в порядке, — зачастил Херувим, у которого нестерпимо жгло низ живота. — Где Червонец? Мы уходим, что ли?
— Да, — простреливая пространство глазами, кивнул гость, — ты прав, мы уходим.
— Резать будем? — тихо прошептал Херувим, у которого от нетерпения уже начали трястись руки.
— Обязательно.
Короткий взмах руки, и Херувим, схватившись обеими руками за горло, выронил «ТТ» и боком повалился на стол.
— Что такое… — начал Мямля, вставая с дивана, но странный тип в фартуке, уже залитом струями крови, с размаху всадил носок своего ботинка ему в пах.
Закричать Мямля не успел. Шагнув к нему, стоящему на коленях, молодой человек зашел за его спину, схватил рукой за подбородок и задрал голову вверх, отчего кадык бандита выпятился и уставился в сторону Светы.
Еще одно резкое движение, заметить которое мог лишь наметанный глаз, и Мямля, повторяя каждое движение Херувима, который уже бился в агонии, пытаясь удержать в рассеченной от уха до уха резаной ране на горле кровь, завалился на бок…
Светлана смотрела на происходящее дикими от ужаса, бездонными глазами и закрывала глаза Леньке, словно тот мог понять, осмыслить и ужаснуться в той же мере, что и она. Женщина боялась, что малыш напугается, однако это было не так, поскольку самым громким звуком в квартире был свист крови, выходящей из ран.
— У вас есть одна минута, — сказал молодой человек, не глядя на Светлану. Он был всецело занят тем, что снимал с себя залитый от верха до низа фартук и искал что-то в кармане другой рукой. — За это время вы должны собраться сами и собрать ребенка.
Скинув на пол фартук, он достал-таки из кармана чистый платок, вытер рукоятку странного предмета, который продолжал сжимать в ладони, и бросил его на пол.
— Не бойтесь меня. Я всего лишь человек своего времени, — тихо говорил он, наблюдая за тем, как женщина снимает с веревки и сворачивает сырые пеленки, подгузники, рубашки, укладывает все это в узел и одевает ребенка.
— Кто вы?.. — задыхаясь, спросила она, натягивая на голову мальчика вязаную шапочку.
— Я не могу вам сказать. Но ваш муж жив, он думает о вас, и он знал, что я приду за вами.
— А он хотел, чтобы вы пришли?
— В противном случае меня здесь не было бы. Нам пора уходить. Во дворе соседнего дома нас ждет машина…
Через пятнадцать минут после ухода мужчины и женщины квартира снова наполнилась людьми. Пятеро или шестеро мужчин — точное их число понять было трудно из-за их постоянных передвижений по жилищу — молча ходили по паркету, стараясь не наступать в слившиеся в одну лужу два потока крови, нагибались, поднимали заинтересовавшие их предметы, осматривались, переговаривались.
В этой находящейся в постоянном движении толпе выделялся один человек. Он был высок ростом, ленив взглядом и медлителен в движениях. Так обычно ведут себя люди, привыкшие, что всю черновую работу за них делают другие. Их удел — сбор, анализ, классификация и доклад. Лицо этого человека лет сорока трех—сорока пяти на вид украшали (хотя более верным будет сказать — простили) очки с линзами круглой формы, в пластмассовой оправе черного цвета. Чуть обвислые, как у бульдога, щеки мужчины были выбриты до синевы, бачки отсутствовали, и пока он не снял шляпу, утирая вспотевший лоб, складывалось впечатление, что он лыс. На самом же деле выяснилось, что волосы у него присутствуют, но в виде жидкой шапочки, аккуратно выведенной по окружности. Все время нахождения в квартире, на полу которой лежали в скрюченных позах Мямля и Херувим, а находились здесь эти люди во главе с очкастым начальником уже около получаса, мужчина не произнес более пяти слов. На доклады подчиненных, то и дело подходивших к нему, он реагировал скупо, все больше кивая в ответ разными движениями, означавшими то «хорошо, продолжайте», то «прекратить немедленно», то «поступайте как знаете, меня же интересует результат, а не способ его получения».
Через тридцать пять минут, когда первичная информация уже стала складываться в определенную картину, мужчина вышел из квартиры, зашел в соседнюю, где уже давно находился седьмой (или шестой) его сотрудник. Напротив сотрудника сидели на разобранном диване, смиренно сложив руки на коленях, мужчина и женщина. Хозяин квартиры был в пижаме, полосатой, как матрас, женщина — в ночной рубашке и накинутой поверх нее шали. Во взглядах их царили еще не покинувший их мозг сон и некоторая опаска оттого, что сотрудникам НКВД понадобилось позвонить именно из их квартиры.
Ни слова не говоря, бритый подошел к телефону и несколько раз крутнул диск.
— С товарищем Берией, пожалуйста, — просто сказал он кому-то невидимому, и хозяин квартиры сгорбился, а жена его сжала ноги еще крепче. — Лаврентий Павлович?.. Это Тихомиров. Они покинули квартиру, но в квартире два трупа. Оба — с ножевыми ранениями. Им перерезали горло. В ванной замочены несколько пеленок, на столе в кухне ужин на троих, под кроватью в комнате забытые ползунки. Жена Корнеева и ее сын, несомненно, были здесь и ушли до нашего прихода. Теперь об оружии… Выведите этих двоих на площадку! — приказал Тихомиров своему сотруднику, и хозяева, снявшись с дивана и не дожидаясь повторений, метнулись в переднюю сами. — Теперь об оружии и трупах. Тела еще теплые, пальпация свидетельствует, что смерть наступила менее часа назад. Я бы даже сказал, счет идет на минуты. Что касается предмета, коим была причинена смерть неизвестным, то это диверсионное приспособление для контактного боя «Луч». Как?.. Нет, нет, никакой спецтехники! Это лезвие, чуть изогнутое наподобие японского меча, только в двадцать раз меньше. Полоска металла, отточенное до остроты лезвие и волнистая режущая кромка. Его легко спрятать в рукаве, но о его существовании может знать лишь одна организация страны… Да, именно эта организация, вы совершенно правы, Лаврентий Павлович. Я направил людей осмотреть местность вокруг дома, но вряд ли это принесет результат, поскольку сорок минут назад зарядил дождь. Следы шин и обуви, если таковые и были, смыты… Хорошо. Я понял. Слушаюсь. Так точно.
Уложив трубку на рычаги, Тихомиров протер платком обод шляпы, водрузил ее на голову и вышел из квартиры, чтобы зайти в ту, где его ждали подчиненные.
— Трупы в грузовик и в наш морг. Весь материал по экспертизе предоставить в криминалистический отдел. Я хочу знать, у кого из носильщиков вокзала сейчас нет фартука. Это все. Поиграв бровями, словно проверяя, не осталось ли еще чего, что можно было бы озвучить, он убедился в том, что нет, и спустился вниз.
Тихомиров Егор Матвеевич был одним из лучших следователей НКВД Ленинграда. Те дела, ход расследования которых нужно было оставить в тайне или которые нужно было расследовать при особых обстоятельствах с определенным уклоном , поручались Тихомирову лично товарищем Берией. Это был один из немногих сотрудников, кому нарком внутренних дел доверял.
Через полчаса на столе Шелестова зазвонит телефон. Он будет гудеть долго и нудно. Навязчиво и нахально. И лишь после того, как количество таких гудков прозвучит не менее двух десятков раз, звонящий успокоится. Неизвестно, что подумал он по поводу отказа замначальника военной разведки СССР снимать трубку. Сам же Шелестов не мог выйти на связь по вполне банальной для разведчика причине — он руководил операцией и находился вне кабинета. Он находился вне дома на Невском. Он даже не был в северной столице.
