Александр Бушков - Пиранья. Бродячее сокровище
– Я... – заикнулся было Мазур.
– О, ни слова! – властно поднял ладонь сеньор алькальд. – Все обуревающие вас благородные чувства написаны на вашем лице. Вы скромны, тактичны, это видно... Другому, признаюсь, я без особых раздумий сунул бы немаленькую пачку радужных бумажек, и оба мы считали бы это закономерным финалом, устраивающим обе стороны... Но вы, Джонни, человек иного полета, верно? Ваше лицо вовсе не похоже на физиономию недалекого субъекта, ждущего вещественной благодарности...
– Надеюсь, – вставил словечко Мазур.
– Вы – человек иного полета, это ясно, – повторил алькальд. – Грубая, материальная благодарность одноразова и конечна, ведь так? А вы наверняка хотите от жизни чего-то большего... Вы согласны стать моим другом и сподвижником, Джонни? Я умею ценить верность, преданность и деловые качества. Вы уже неплохо зарекомендовали себя, и в заведении нашей милейшей сеньоры Розы, и позавчера на площади... Это в парашютистах вас научили так великолепно драться?
Мазур кивнул, подумав, что тут не обошлось без откровений донны Розы – никаких сомнений, теснейшим образом повязанной с этим деятелем.
– Прекрасно, – кивнул Санчес. – Если что-то и способно погубить нашу многострадальную страну, так это отсутствие профессионализма. Мы, латиноамериканцы, потерпели немало поражений не в силу какой-то лени или иных национальных пороков, а как раз в силу того самого вопиющего непрофессионализма. Испокон веков пытались решать все проблемы с провинциальной небрежностью. Чего ни коснись, везде этот дурной провинциализм. А в итоге субъекты вроде Рамиреса довели провинцию до полного упадка... Я намерен решительно это переломить. Мне нужна команда. Я хочу, чтобы на любом участке работы, о чем бы ни шла речь, стояли не провинциальные лентяи, а люди, приученные работать толково, на уровне мировых стандартов. Вот взять хотя бы вас, Джонни – молоды, энергичны, повидали свет, служили в парашютистах... Прямо-таки бесценная находка для иных ответственных поручений... Что скажете?
Мазур, глядя ему в глаза открыто и честно, сказал:
– Мне чертовски нравится ваш город, дон Себастьян. У меня тут появились настоящие друзья, а вдобавок – возможность сделать неплохую для простого бродяги карьеру... Не настолько я глуп, чтобы отказываться. Располагайте мною, как найдете нужным.
А что еще прикажете ответить, если хотите жить в этом городе спокойно и привольно, прежде чем придет пора сорваться в дорогу?
– Прекрасно, – сказал алькальд. – Просто прекрасно. Я рад, что правильно вас оценил...
– И чем же мне предстоит заниматься? – напрямую спросил Мазур.
– Не спешите, – с милой улыбкой ответил алькальд. – Я вовсе не собираюсь немедленно нагружать вас поручениями. Какое-то время нужно будет разгребать все эти авгиевы конюшни, оставленные предшественником... Но, будьте уверены, ваш час придет, и весьма скоро. – Он поморщился с искренней брезгливостью. – Чертов Рамирес... Это уже выходит за рамки политической борьбы... Какова штучка...
Он достал из ящика стола тот самый вальтерок с глушителем, повертел его в руках, держа довольно умело, протянул Мазуру:
– Рамирес, конечно, мерзавец, но игрушка хороша...
– Безусловно, – согласился Мазур, повертел пистолет, вернул собеседнику.
Тот решительно отстранил его руку:
– Оставьте себе. У вас глаза разгорелись... Молодые люди любят такие игрушки, я понимаю. Считайте это маленьким подарком, совершенно несоизмеримым той услуге, которую вы мне уже оказали.
Мазур с непритворным удовольствием опустил пушку во внутренний карман пиджака, глушителем вверх, нерешительно спросил:
– У меня с ним не будет... проблем?
– Джонни! – укоризненно воскликнул алькальд. – Вы – мой друг, член команды, какие тут могут возникнуть проблемы? Начальник полиции весьма разумный человек, он уже успел принести заверения, присягнуть на верность... Менять его нет смысла, гораздо проще и выгоднее держать на коротком поводке, используя все, что о нем к настоящему моменту известно... В общем, любой мой друг, любой преданный сотрудник, усердно работающий на благо народа и его представителей в лице новой администрации, может не бояться каких-то неприятностей с полицией. Носите смело... – он сделал паузу, принял озабоченный вид. – Вот, кстати, о начальнике полиции, Джонни... Он только что приходил ко мне посоветоваться по крайне деликатному вопросу, касающемуся вас...
– В чем дело? – насторожился Мазур.
– Не беспокойтесь. В итоге, совершеннейшие пустяки... – алькальд вновь выдвинул ящик стола и с несколько удрученным видом положил перед Мазуром какую-то печатную бумажку, пересеченную наискось широкой красной линией.
Мазур присмотрелся, и сердце у него упало. Он не понимал ни слова, однако, не требовалось быть лингвистом, чтобы догадаться о смысле сочетания «полисия секрета», крупно обозначенного в левом верхнем углу. Нетрудно было также прочитать «собственную» фамилию, написанную довольно близко к исходному варианту, стоявшему в австралийском паспорте и мореходной книжке. И, наконец, рисованная рожа, фоторобот хренов был, несомненно, составлен согласно показаниям кого-то, кто видел мнимого австралийца вживую.
– Это еще что? – хмуро спросил Мазур.
– Пустяки, – с беззаботной улыбкой ответил алькальд. – Обычный розыскной лист, который рассылают по всем провинциальным полицейским управлениям, в любом участке их на стене налеплено множество... Ничего такого, из-за чего стоило бы принимать экстраординарные меры. Рутина...
«Хорошо тебе говорить», – уныло подумал Мазур. И пожал плечами:
– Представления не имею, чем я насолил тайной полиции...
– Успокойтесь, Джонни, дела обстоят все же не настолько плачевно... Все оттого, что вы не знаете испанского. Тайная полиция у нас именуется «политическим департаментом», «департаменто де политико», а «полисия секрета», запомните на будущее, означает всего лишь «сыскная», то есть уголовная. Существенная разница...
– Для кого как, – угрюмо отозвался Мазур.
– Господи, Джонни! – с отеческой укоризной покачал головой сеньор алькальд. – Ну, стоит ли печалиться из-за таких пустяков? Не принимайте эту бумажку всерьез. Разве у вас нет искренних друзей и надежных покровителей? Розыскной лист, какие мелочи... Тут значится, что вас разыскивают за убийство... Ну и что? Мы не в Соединенных Штатах, Джонни, где законы исполняют с тупостью мясорубки. Здесь, в Латинской Америке, кроме писаных законов, существуют еще и многовековые традиции, основанные не на слепой букве писаного кодекса, а на справедливости, учитывающей сложности жизни... Знаете, когда я был молод, лет срок назад, порой достаточно было свидетельства под присягой двух почтенных граждан, чтобы вас отпустили и даже вернули оружие, если вы кого-то застрелили средь бела дня на главной улице. Разумеется, в том случае, если вы его убили не ради вульгарного грабежа, а, скажем, защищая свою честь после смертельного оскорбления. Предположим, с тех времен много воды утекло, но принципостался прежним. Я уже успел к вам присмотреться, Джонни. Вы – вполне приличный и порядочный молодой человек. Даже если у вас и вышла с кем-то... досадная неприятность, я уверен, пусть и не зная всех обстоятельств, что вы были вынужденытак поступить, и тот, кого постигла… неприятность, был не самым порядочным человеком, и вы имели веские причины... Так что не сидите со столь похоронным видом. Человек силен друзьями и покровителями, а у вас хватает и тех и других. Конечно, следует предпринять кое-какие немедленные меры... – он требовательно протянул руку. – Давайте сюда все ваши бумаги. – И придвинул к себе большую глубокую хрустальную пепельницу, положил рядом длинную коробку толстых спичек для разжигания сигар. – Ну?
Мазур какое-то время колебался. Нельзя было исключать, что дон Санчес попросту берет его на пушку, блефует согласно каким-то потаенным, далеко идущим планам. С другой стороны, бумажка могла оказаться и настоящей, пущенной в коловращение полицейского механизма то ли после безвременно смерти капитана Агирре, то ли после печальной истории с супругами Ройс. В любом случае, выбора нет. Ссориться сейчас с алькальдом – себе дороже...
Мазур протянул оба документа через стол. Алькальд проворно выдрал листики из обложек, тщательно порвал на кусочки, сложил их в пепельницу и поднес спичку. Вспыхнул крохотный костерок, в котором быстро сгорала насквозь придуманная жизнь...
– Вот так, – энергично сказал алькальд, вороша пепел полусгоревшей спичкой. – Нет больше никакого австралийца с непроизносимой фамилией. Пусть ищут хоть до Страшного Суда...
– А как же...
– Дайте только срок, мы все уладим. Здесь, в этой провинции, вам нет нужды опасаться каких бы то ни было неприятностей, пока вы имеете право называть себя моим другом и соратником. А тем временем я использую кое-какие в связи в столице, в департаменте иммиграции. У меня там старые друзья. Через месяц-другой у вас будет нормальный здешний паспорт, сделаем вас иммигрантом, натурализовавшимся и получившим гражданство по всем правилам. Комар носа не подточит. Между прочим, никто вам не мешает оставаться австралийцем – разумеется, фамилию подберем другую... и тут же переиначим на испанский лад. Можете мне поверить, я не даю пустых обещаний... А об этом, – он брезгливо смял розыскную афишку, – право же, забудьте. Хотя... вам не мешало бы раз и навсегда решительно изменить внешность, избавиться и от бородки и от усов, поменять прическу. Так надежнее. Согласны со мной?
