Сергей Соболев - Братство волков
Александру Игнатьевичу не спалось этой ночью. Как, впрочем, и остальным членам их небольшой команды. Волков несколько раз выходил из домика во двор – покурить. Видно было, что человек переживает, мается. В другой половине их дома сквозь опущенные жалюзи почти всю ночь брезжил свет. Анохина, значит, тоже не спала. Возможно, читала допоздна захваченную с собой в поездку книгу. А может быть, пользуясь планшетным компьютером, изучала какие-то файлы или что-то искала во Всемирной паутине.
Фомин как человек бывалый ощущал то напряжение, что существует внутри их наспех укомплектованной команды. Отношения между этими тремя людьми можно было бы охарактеризовать как типичный «любовный треугольник». Но это поверхностное суждение, а Фомин, человек основательный, старался избегать разного рода скороспелых выводов.
Опять же, это не его дело, что там между этими тремя происходит. У него есть свои обязанности, свои задачи. И одной из главных его задач является то, что выделенный им, их опергруппе транспорт, должен быть технически исправен. А если имеются какие-то неисправности, то именно он, водитель, должен их устранить как можно быстрее и без ущерба общему делу, ради которого их группу отправили в этот небольшой южнорусский город в предгорьях Северного Кавказа. Александр Игнатьевич, как ему казалось после вчерашнего разговора с механиком, хорошо понял, где находится его небольшая мастерская и как именно туда можно проехать. Однако уже на местности, как это часто бывает, выяснилось, что то ли Степаныч не совсем точно сообщил дорогу, то ли сам Фомин чего-то недопонял или недослышал. Там, куда он свернул, не было сквозного проезда через гаражные блоки. Фомин затормозил у металлических ворот, петли которых с двух сторон были «пристрелены» непосредственно к стенам боксов – и с одной стороны, и с другой. Сами эти ворота, в которых имелась металлическая же калитка, были к моменту его появления здесь закрыты.
Фомин вышел из микроавтобуса. Подойдя к воротам, постучал кулаком по влажному, с капельками утреннего конденсата, прохладному металлу.
– Эй… уважаемые?! Есть тут кто-нибудь?
Почти сразу же, как будто кто-то специально поджидал его, стоял у самой калитки, или же послышалось металлическое звяканье. Калитка открылась; но не полностью, а так, как открывают дверь в квартиру на звонок незнакомого осторожные граждане – чтобы можно было разглядеть в щель визитера.
Фомин видел лишь часть лица того, кто стоял по другую сторону; это был смугловатый молодой мужчина южной наружности. На него уставился левый глаз – вопросительно и как-то недобро.
– Чи-во надо? – спросил этот мужчина.
– Степаныча ищу, – сказал Фомин. – Мы договорились на шесть утра… у меня машина барахлит.
– Ка-аково такого Степаныча?
– Механика местного… подскажите, как мне его найти?
– Ни-и знаю ни-икакого Степаныча, – сказал мужчина, продолжая буравить его взглядом. – Едь давай дальше… ни-и надо тут ста-аять, ни надо больше стучать. – Сказав это, он закрыл калитку.
Фомин почесал в затылке – что за дела? Он уже направлялся обратно к «Соболю», когда послышалось металлическое позвякиванье.
– Эй! – крикнул в полуоткрытую калитку все тот же мужчина (теперь уже Фомин выдел, что тот одет в камуфляжные брюки, кроссовки и ветровку поверх майки). – Га-аварят, к Степанычу надо другой да-арогой ехать! Вернись на да-арогу, вдоль стены… Кароче, с другой ста-араны будет его гараж.
– Ага, понял, – сказал Фомин. – Спасибо… теперь уже не заблужусь.
Он сел обратно в микроавтобус. Двигатель он не глушил; но, когда решил сдать кормой, а иначе отсюда не выехать, поскольку он стоял как бы в устье этого перегороженного забором проезда, образованного стенами боксов, случился конфуз – напрочь вырубило «заднюю».
Александр Игнатьевич попробовал еще раз переключить передачу. Затем повторил попытку… И еще… но результат был тот же.
Фомин выждал минуту; посмотрел в зеркало заднего вида, готовясь к маневру, – он все же надеялся, что «найдет» заднюю, что ему удастся выехать отсюда самому, без чьей-либо помощи. Метрах в пятнадцати по корме, несколько сбоку, чтобы не мешать выезду «Соболя», остановился серебристый «Опель Кадетт». Похоже, Фомин, перегородил кому-то из местных проезд в этот загороженный брамой гараж…
– Аскер, узнай, что за машина и кто на ней приехал, – распорядился Астемиров.
Аскеров выбрался из «Опеля». Неспешно подошел к «Соболю», срисовав по ходу госномер – соседний регион, номера обычные, не блатные, не служебные. Хотя стекла микроавтобуса основательно затемнены, все равно видно, что в самом салоне людей нет, за исключением шофера. Аскер уже было приготовился постучать костяшками пальцев в дверь водителя, но тот сам опустил стекло.
– Виноват, – сказал сидящий за рулем уже немолодой мужчина в кепке и одетой поверх рубашки спецовке. – Не могу сдать задним…
– Слышу, – сказал Аскер. – А вы кто будете?
– Ну так… это… шофер я, – сказал мужчина. – Частник… людей вожу туда-сюда.
– Частник… А чего здесь делаешь?
– Дык… Обломался.
– Вижу, – внимательно приглядываясь к нему, сказал Аскер. – А к кому приехал?
– Здесь? Дык, это… Я… вообще-то, с механиком договорился.
– С каким механиком?
– Со Степанычем…
– Так ты к Степанычу?
– Виноват… не с той стороны заехал. Он мне обещался с ремонтом подсобить…
– Ну и поезжай давай к своему Степанычу, – сказал Аскеров, раздражаясь по поводу тупизны этого пожилого водителя. – Чего здесь встал?
– Так это… Не могу сдать кормой!
– Ты нам проезд загородил!
– Я это… сейчас… минутку!..
Аскеров вернулся в «Опель».
– Шофер – старый осел! Перепутал проезды… ему к механику в частные мастерские, а он к нам завернул.
– А есть тут такой механик, которого он назвал? – спросил Астемиров, прислушиваясь к тому, как «старый осел» пытается врубить пропавшую заднюю передачу. – Ты спрашивал, к кому он приехал?
– Он назвал одного местного. Его мастерская находится по соседству… но проезд с нашей стороны мы загородили.
– Твои действия, Аскер?
– Давайте я его… это… возьму на себя, – подал реплику парень, до того молча сидевший спереди, в кресле пассажира. – Я аккуратно этого деда успокою – ножом. Что скажете?
Двое остальных проигнорировали прозвучавший вопрос. Увидев, что старший взялся за ручку, Аскер удивленно посмотрел на него.
– Ты собираешься выйти?
– Ну не сидеть же здесь до вечера, – сухо сказал Астемиров. – Договорились же ровно в шесть. Надо быть точным, братья, это – важно.
Он и Аскеров – третий остался в машине – вышли из «Опеля» и направились мимо вновь заглохшего «Соболя» в воротам. При их приближении калитка распахнулась; они друг за другом прошли в нее.
– Если через пять минут этот мужик не заведется и не уберется отсюда, – сказал старший, – то придется нам самим убрать его.
– Будет сделано.
Оглядев огороженное с двух сторон пространство гаража – по три бокса с обеих сторон, старший спросил:
– Где Юнус?
– Я здесь, Рустам, – выглянув в приоткрытую дверь одного из гаражей, крикнул Бачиев. – Ассаламу алейкум!
– Ва-алейкум ас-салям! – направляясь к нему, поприветствовал помощника Астемиров. – Как дела, Юнус?
– Как раз заканчиваю… Хочешь взглянуть, какую «конфетку» я для федералов сделал?
– Обязательно посмотрю. Минутку…
Астемиров остановился, прислушиваясь к хорошо слышимым здесь звукам движка «Соболя». Ага, похоже, нашел выпавшую передачу – сдает задним… Старший покачал головой. Повезло шоферу. Еще бы пару минут, и джигиты зарезали бы его, как барана…
– Показывай, Юнус, – сказал Астемиров, входя в гараж, – что за подарок ты приготовил для местных.
Глава 18
Волков действительно не сомкнул глаз этой ночью… Вернее, он попытался было уснуть и даже задремал. Но ему привиделся кошмар – он один в безлюдном городе, он не понимает толком, что вокруг происходит, да еще и вдобавок его преследует целая стая волков… Это было короткое, но страшное наваждение; он весь облился потом, так что пришлось залезать под душ. После этого сон уже как рукой сняло. Да он и не пытался более прилечь, понимая, что вряд ли уснет до самого утра.
Алексей был расстроен. И даже не столько из-за очередной глупой стычки с Ковалем, сколько из-за того, что из-за сцены на берегу наверняка расстроится Светлана, что она будет переживать из-за случившегося. Он слышал легкие шаги за стеной; когда выходил курить, видел сочащийся сквозь опущенные жалюзи свет. Он хотел было постучаться, вызвать Анохину на улицу, чтобы поговорить, объясниться – в том смысле, чтобы она не вздумала брать в голову, не переживала из-за этих вот сущих пустяков. Но потом решил, что не станет ее тревожить; во всяком случае, не будет ее беспокоить сам, не будет лезть к ней со своими объяснениями или словами утешения.
