Любовь Рябикина - У каждого свой путь
— Искандер, чай пить будешь?
— Не откажусь.
— Тогда выходи.
— Дай мне кружку, пожалуйста.
Натянула перчатку на правую руку и просунула в щель. Костя вложил в пальцы ручку и посетовал:
— Что за секретность! Уж со своими и то в маске и в перчатках. У тебя что, на руке наколки?
— Так надо. Мне здесь воевать долго.
— Да я понимаю, только все равно не по себе, как вижу эту маску. Слушай, а твои очки по спецзаказу делали? Уж больно они плотно к маске прилегают. И черные! Неужели ты через них видишь?
— Это тебе они черными кажутся, с моей стороны они дымчатые. Хочешь взглянуть?
— Любопытно. — Марина протянула очки через щель. Вскоре раздалось:
— Ух, ты! Да ты все видишь в них! Чуть дымка и все. А с внешней стороны чернота непроглядная.
— Это пленка такая защитная. Она не бликует.
— Здорово! Держи! Спасибо. Автомат не покажешь?
— Без патронов, магазина и кое-каких приспособлений могу показать.
— Давай!
Степанова быстро сняла магазин, оптику и подствольник. Проверила патронник и просунула руку с автоматом наружу. Силаев осматривал автомат минут пять. С ясно прозвучавшей в голосе завистью, сказал:
— Н-да! Хорош! Легкий, удобный и компактный. На сколько бьет, не скажешь?
— Не скажу. Ты не подсунешь мне под брезент таз с одеждой? В компенсацию кое-что подарю на память. Доволен будешь.
Костя просунул сначала автомат, а затем и замоченное белье. Марина покопалась в рюкзаке и вытащила стреляющий нож в ножнах, найденный в пещерах Пакистана. Протянула сквозь штору:
— Держи, только на кнопку не жми, стреляет. С двадцати метров пробивает стальную каску, подходят патроны калибра 7,62. Направляешь рукояткой на противника и нажимаешь. А так обычный нож выживания. Тяжеловат правда. Если спросят, скажешь, что нашел на убитом душмане. Спрячь его для крайнего случая.
Из-за шторы раздалось:
— Вот спасибо! Тоже спецоборудование?
— Да нет. Этот я приволок из одного дальнего похода. Я такими не пользуюсь. А тебе может пригодиться.
Марина стащила перчатку и принялась за стирку. Из-за брезента раздалось:
— Искандер, я катыш ко входу подтащил. Неудобно стирать внаклонку. Я отвернулся.
Марина осторожно отодвинула брезент и втащила стоящий катыш к себе. Поставила на чурбан тазик и продолжила занятие. Вначале простирала нижнее и мужское нательное белье, затем куртку и брюки, носки. Вода стала совсем черной, но она забила в тазик сапоги и тщательно отмыла их внутри и снаружи. Обтерла руки полотенцем, вытащила из рюкзака металлический тюбик, суконку, коробочку с ваксой и щеткой. Выдавив светло-желтую смесь на тряпку, принялась втирать ее в отмытые сапоги. Затем нанесла щеткой толстый слой ваксы и тщательно втерла ее в кожу сапог. Поставила начищенные сапоги сушиться. Натянула на себя бушлат, маску, очки и перчатки. Вышла в общую палатку, затем на улицу и выплеснула грязную воду. Силаев предложил:
— Пошли к бочке, прополощешь сразу. До завтра в палатке у печки высохнет.
— Пошли. Только тебе придется на стреме стоять. Ко мне близко не подходить. У меня руки запоминающиеся, потому и в перчатках.
— Ладно. Я уже привыкать начал к твоим штучкам.
Маринка справилась с полосканием за двадцать минут. Капитан стоял отвернувшись метрах в пятнадцати от нее. Сложив чистое белье в таз, они отправились с капитаном назад. В палатке Костя быстрехонько натянул веревку:
— Развешивай шмотки!
Она попросила:
— Выйди на пять минут.
Капитан молча вышел. Она скинула бушлат и перчатки, принялась торопливо развешивать. Взглянув на лифчик и трусики, скомкала их в кулак и бросилась в свой закуток. Приподняв матрас со стороны стенки, осторожно повесила краешками на фанеру и прижала сверху матрасом. Крикнула:
— Входи!
Силаев вошел с хозяевами палатки:
— Искандер, хозяева явились, познакомиться не хочешь?
Марина набросила бронежилет, натянула перчатки и вышла. Стройный старший лейтенант с темно-карими глазами представился:
— Фатеев Михаил из Орла.
Молоденький прапорщик с пушком на подбородке в упор разглядывал ее:
— Виталий Осколков с Брянщины.
Марина коротко бросила:
— Искандер.
Старший лейтенант хмуро спросил:
— Это вы двух сержантов уложили в грязь?
— Так точно. Уложил за хамство. Значит, вы командир и они все-таки доложили, как я приказал?
Фатеев поджал губы:
— Доложили! Я, конечно, понимаю, что вы более подкованы в военной науке, чем солдаты-срочники, но сегодняшний случай не делает вам чести.
Степанова усмехнулась:
— Это еще почему? Они собирались содрать с меня маску и очки только потому, что на мне пустые погоны. Я должен был спокойно смотреть? А у меня есть предписание — никто не должен видеть моего лица!
Вмешался Силаев:
— Плохие у вас подчиненные, товарищ старший лейтенант. Разгильдяи и хамы. Я сам наблюдал за безобразной сценой. Они получили по заслугам!
Фатеев замялся, не зная, что сказать. Лицо начало покрываться пятнами. Из-за сержантов он попал в глупое положение. В конце концов сказал правду:
— Они доложили, что это вы привязались, избили и заставили отжиматься в грязи.
— Что?!? Они у меня двигались под команду “лечь — встать”! Капитан свидетель.
Силаев кивнул:
— Точно. Они у вас еще и лжецы!
Старший лейтенант извинился перед Мариной. Медленно и как-то боком, скользнул к двери, а затем пулей выскочил из палатки. Он даже одеться забыл. Прапорщик поглядел на качнувшийся полог и констатировал:
— Все. Кранты сержантам! Миша своих любимчиков по стенке размажет за такой позор! Я ему говорил… — Достал из-под своей кровати вещмешок и вытащил фляжку: — Может, дернем за знакомство?
Степанова отказалась:
— Я пас! Вы можете выпивать, если хотите.
— Тогда дождемся лейтенанта…
Фатеев появился через полчаса с подергивающимся от злости лицом и багровыми пятнами на скулах. Сел за стол и сказал:
— Мерзавцы! Солдаты такое про них рассказали… Я верил обоим! И о том, как вы их уложили в грязь, сказали. Жаль, что я не присутствовал в этот момент! Устроил бы гаденышам! Еще раз прошу простить…
Маринка почувствовала, что засыпает и извинилась:
— Вы, мужики, можете болтать, сколько влезет. Мне это не мешает. Но я пошел спать. С ног валюсь.
Силаев махнул рукой:
— Иди, ложись. Никто не заглянет, не беспокойся. Понимаем, что служба такая…
Степанова забралась в свой закуток. Расправила брезент так, чтобы заглянуть бесшумно было невозможно. Разделась до нательного белья. Достала рюкзак, вытянула из него спальник и раскатала по не больно-то чистому матрасу. В изголовье положила скатанный бушлат и нырнула под одеяло. Спать в постели, пусть и в таких условиях, показалось ей неслыханной роскошью после почти двухнедельных скитаний.
Уснула она мгновенно. Мужики еще долго сидели и болтали обо всем, и о ней в том числе, но женщина не слышала. Разбудил ее крик муэдзина на башне, призывающий мусульман к утренней молитве. Она сразу посмотрела на брезент у входа и облегченно вздохнула: все осталось по-прежнему, никто не заглянул. Прислушалась. Мужики уже встали и тихонько переговаривались. Она торопливо оделась. Вышла и поздоровалась:
— Доброе утро.
— Как спалось?
— Отлично выспался. Только после многодневного лазания по горам, можно оценить то счастье, когда спокойно спишь в постели под охраной. — Вышла на улицу. Разыскала туалет. Вернулась в палатку и смущенно попросила: — Мужики, мне бы умыться…
Силаев скомандовал:
— Выходим! Мы пока покурим. Тебе пару затяжек оставить?
— Я не курю. Запах табака может выдать противнику.
Офицеры и прапорщик вышли из палатки. Она уловила их тихий разговор:
— Странный парень!
— Разведка, что ты хочешь!
Фатеев буркнул:
— Я встречался со спецами, масок на них не было. А он ее не снимает.
Силаев, помолчав, ответил, словно защищая Марину:
— Он мне сказал, что ему здесь не один год воевать придется. Потому и не хочет, чтоб видели. Задание у него какое-то суперсекретное, как я понял.
— Тогда, конечно…
Марина почистила зубы, умылась и расчесалась не спеша. Аккуратно натянула маску и очки. Застегнула бушлат. Вышла на улицу с котелком:
— Кто проводит до кухни? Боюсь, еще кто-нибудь намылится маску с меня снять.
Прапорщик с готовностью отозвался:
— Я провожу! Только наши котелки захвачу… — По дороге Осколков с любопытством спросил: — Вы много людей убили?
Степанова вздрогнула, а затем кивнула:
— Много. Только это были враги, а не люди. Типа бешеного волка.
Виталий поежился:
— Мне еще не приходилось в бою бывать. Все здесь и здесь! В первый раз страшно?
