Олег Алякринский - Облава
— Да ладно тебе, — отмахнулся Сержант, уже накидывая куртку и собираясь уходить.
Он пошел к выходу. У двери обернулся и сказал с улыбкой:
— Все будет нормально. Если Львов дома, я его тепленьким возьму.
* * *Было около десяти утра. Машины уже запрудили московские улицы. Синяя «хонда» резво плыла в потоке разноцветных стальных насекомых, где среди уродцев «Жигулей» и «Москвичей» яркими пятнами выделялись щеголеватые иномарки. Опытный глаз бывшего бойца Иностранного легиона тут же отметил, что соотношение автомобилей три к пяти не в пользу импортных тачек. Но все равно иномарки упрямо продолжали свою победную экспансию на улицах Москвы. Лениво оглаживая взглядом проносящиеся мимо машины, Степан бессознательно искал в зеркале заднего вида возможный хвост — постоянное ожидание слежки давно вошло в его привычку, стало неотъемлемой частью его натуры.
Мелкая изморось, оседавшая на лобовом стекле, внезапно исчезла. Дворники в последний раз дернулись, смахивая остатки ночного ненастья, и застыли. «Хонда» нырнула под путепровод, ушла вправо под мост и вырвалась на волю широкой магистрали. Вот и Ленинский проспект. Сержант сверился с записанным на клочке бумаги адресом. Скоро покажется нужный дом.
Не доехав почти квартал до цели, Сержант припарковал «хонду» на стоянке недалеко от ремонтируемого здания какого-то института. Несмотря на ранний час, за забором, окружающим стройку, было уже людно. Это не старое доброе время, в котором когда-то жил Степа Юрьев, — сонное, беспечное, застойное. Сейчас никто просто так держать работяг на объекте не будет, подумал Сержант, сейчас все в России подчиняется американскому золотому правилу «время — деньги». Даже притом, что на московских стройках в основном трудятся украинцы, молдаване или турки вперемешку с неграми в ушанках…
Подходя к воротам стройки, Степан тут же забыл о работягах, сконцентрировавшись на предстоящем деле. Как в старое доброе время, нервы натянулись как струна, голова прояснилась и все мысли упорядочились — так широкая река, зажатая между бетонных щек дамбы, превращается в узкий быстрый поток… Он ощутил то знакомое состояние, когда руки, ноги, да и все тело работают помимо воли, не нуждаясь в указаниях вечно запаздывающего сознания, — привычное состояние, оттренированное еще в Южной Африке, под палящим тропическим солнцем, под коварными пулями безжалостных повстанцев.
Миновав никем не охраняемые ворота, Сержант быстро прошел мимо упершегося лапами в землю автокрана, из чьей кабины, перекрикивая грохот ревущего движка, что-то сипло орал крановщик. Перепрыгнув через пару свежевырытых траншей, он проскользнул в застекленный зев подъезда.
Никого не встретив в широком вестибюле, Сержант быстро поднялся на второй этаж. В воздухе стоял горький запах цементной пыли. Он заглянул в ближайший дверной проем и ступил на мягкую стружку только что отциклеванного паркета. Поставив прихваченную из машины сумку на подоконник, он расстегнул «молнию» и вынул серый хэбэшный бушлат с надписью на спине «Мосгаз». Натянув бушлат поверх своей бежевой куртки и оставив сумку на подоконнике, он вышел из здания точно тем же маршрутом. Крановщик все так же продолжал орать на безразличных к его воплям смуглых рабочих, и железные лапы автокрана все так же мелко дрожали от напряжения.
Вид этих железных лап, силящихся удержать равновесие на раскисающей под их тяжестью земле, все еще стоял у Сержанта перед глазами, когда он подходил к дому Львова. Ему подумалось, что вот так же, как и этот автокран, Варяг пытается выстоять перед слепым натиском своих бесчисленных врагов. Сможет ли? Конечно, сможет, усмехнулся он мысленно. До сих пор ему это удавалось. Удастся и на сей раз.
Но, несмотря на эти успокоительные самовнушения, беспокойство, копошащееся где-то в глубине души, не проходило. Потом он понял, что тревога возникла не напрасно и скопление машин — большей частью милицейских — возле нужного ему подъезда, конечно, не случайно.
У подъезда стояли два фургона «скорой помощи», вокруг них застыла стайка зевак — никуда не спешащих местных обывателей, в основном пенсионеров. Все, тихо переговариваясь, смотрели на темный вход подъезда, который, как церберы в преддверии ада, охраняли два сержанта, тупо уставившиеся в пустоту поверх голов зевак. У обоих на выпуклых животах висели «калаши», и оба безостановочно жевали, синхронно двигая челюстями.
— А что тут случилось? — спросил Сержант сгорбленного старичка в драповом черном пальто, который, вытянув худую длинную шею, прислушивался к шепоту двух пожилых женщин.
Старик отмахнулся от подошедшего и неожиданно со злобой накинулся на соседок:
— Да будет вам врать-то! Вам откуда знать-то? Я Герасим Герасимыча знаю уж лет тридцать. Мужик что надо, правильный мужик. Генерал! Таких бы побольше, так не было бы бардака, как сейчас. Правильно говорю?
Последнее относилось уже к Сержанту, в котором старик по каким-то признакам признал единомышленника.
— Нет, ты представляешь, — продолжал горячиться дедок, — чуть человек хороший, так его сразу в расход… А Герасим Герасимыч мировой мужик был, с ним запросто можно было поговорить, даром что генерал кагэбэ. Каких людей убивают, сволочи!
— А кто убил? — стараясь не выказывать слишком подозрительного любопытства, спросил Сержант.
Он лихорадочно просчитывал свои дальнейшие шаги. Львов убит — значит, можно сваливать. Все равно теперь уж ничего не узнать… Но навык профессионала требовал выведать все подробности происшествия. Надо было как-то пробраться наверх, поближе к квартире убитого.
— Как «кто»?! Они, бляха-муха, дерьмократы! Миротворцы наши хреновы! — ни на секунду не задумавшись, отчеканил старик. — Неужто не понятно?
Сержант не стал вдаваться в тонкости политического анализа, проведенного собеседником, и двинулся сквозь толпу. Он впервые за долгое время был обескуражен. Известие о смерти… да не просто о смерти, а об убийстве Львова, человека, от которого многое зависело теперь в судьбе Варяга, человека, на которого Владислав возлагал все свои надежды, буквально потрясло его. Значит, Владислав прав: охота на него развернута нешуточная, и охотники не успокоятся до тех пор, пока не загонят свою жертву в западню и… Но об этом Сержант и думал не хотел.
Старик продолжал бубнить в удаляющуюся спину с надписью «Мосгаз»:
— Нет, ты подумай, что творят, что творят, паразиты!
В этот момент из глубины подъезда, откуда-то с верхних этажей, глухо донесся грозный крик. Толпящиеся на улице слов не разобрали, но, видимо, мен-там-охранникам все стало понятно. Один из них выплюнул жвачку, потом оба лениво повернулись и, забросив автоматы за спину, исчезли в черном проеме двери.
Сержант подождал пару минут, набором междометий участвуя в беседе с суровым стариком, и решительно двинулся к подъезду, в который только что вошли охранники. Только бы не остановили, думал он, только бы не остановили…
Но оставшихся на улице ментов вроде бы совсем не интересовала его персона, все были чем-то заняты. И Степан беспрепятственно заскочил в подъезд. Одолев пешком четыре пролета, Сержант оказался на этаже, где жил Львов — ошибиться было нельзя, потому что один из сержантов, который только что стоял около подъезда и мерно жевал свой «орбит», сейчас ошивался возле распахнутой настежь двери. Сержант остановился, полез в карман бушлата, вытащил записную книжку и стал демонстративно глядеть в нее, якобы сверяя номера квартир с записями в блокноте. Милиционер молча наблюдал за ним. Степа знал, что надпись на его спине уже прочли, подозрения он уже явно не вызывает, значит, можно начинать мента разбалтывать.
Из квартиры доносились отрывистые, точно далекий лай собаки, обрывки фраз. По начальственному голосу было ясно, что там разоряется большой начальник.
— Слышь, шеф, а что тут происходит? — с деланным равнодушием поинтересовался Степан. — Убийство, говорят? Вот некстати. А мне этот подъезд надо проверить. В подвале скопление пропана, вот мне каждую квартиру и надо проверить, да чтобы все жильцы расписались.
— Этот уже не распишется, — ухмыльнулся охранник, мотнув головой за спину. — За этого можешь сам расписаться, никто проверять не будет.
Он сплюнул на пол и растер плевок каблуком.
— Так я ж не помешаю… Только зайду в кухню, кран проверю… — не надеясь на успех своей затеи, просительно протянул Сержант.
— Шел бы ты отсюда, мужик. А то залетишь под горячую руку. Вон слышишь, как наш генерал волну гонит…
Боец оглянулся, прислушавшись к рокоту начальственного баса за спиной, потом соблаговолил объяснить:
— Делом генерал-майор занимается, так что вали подобру-поздорову. Завтра придешь. А лучше за всех черкани, мол, расписались. Нету тут никакой утечки — я те гарантирую!
