Михаил Серегин - Всегда летальный диагноз
Здесь я немного покривил душой – о выплате нашей доли мы с Мариной договорились уже давно, – мне просто самому неохота раскошеливаться. Но, видимо, отступать некуда.
А во второй половине дня я поехал к себе домой, чтобы взять кое-какие вещи. Марина предлагала подвезти меня на машине, но я предпочел ее не беспокоить.
– Эдак я совсем разучусь ездить на метро, – сказал я.
– Ладно, только возвращайся поскорее! – напутствовала меня Марина.
Я вышел из дома в отличном настроении. Жизнь казалась безоблачной и прекрасной. Никаких зловещих фигур, плетущихся за мной по пятам, не было даже в помине. Рана на затылке совсем затянулась.
В радужном настроении я приехал к себе на Смоленскую, поднялся на седьмой этаж и вошел в квартиру. Сейчас она показалась мне совсем заброшенной и осиротевшей. Привычный разгром после уюта Марининой квартиры резал глаз. Первым побуждением моим было даже желание прямо сейчас разделаться с беспорядком раз и навсегда. И лишь огромным усилием воли мне удалось удержать себя от решительных действий.
Сложив в чемоданчик кое-какую одежду, я покинул свою берлогу – признаться, без сожаления. В голове моей крутились смутные планы на сегодняшний вечер. Мне хотелось не утерять атмосферу праздника, которая окружала нас накануне. Я раздумывал о том, какой сюрприз можно устроить сегодня – ресторан, театр, неожиданный подарок?
Пока я ломал себе голову, жизнь подбросила сюрприз мне самому, в самый неподходящий момент. Уже подходя к метро, я наткнулся в толпе на какого-то человека и, наскоро извинившись, собирался продолжить путь, но смутно знакомый голос, сопровождаемый ощутимым запахом перегара, остановил меня. Я всмотрелся в сутулую долговязую фигуру и воскликнул:
– Николай Петрович! Вы? Какими судьбами здесь?
Груздев, длинный, измотанный и полупьяный, разглядывал меня с затаенной надеждой, которая в его взгляде уживалась с явным ко мне отвращением.
– Я здесь неподалеку живу! – раздраженно объявил он. – Кстати, первый раз мы тоже, кажется, где-то здесь встретились?
– Ну, встретились мы, пожалуй, не здесь, – возразил я.
– А вы знаете, что меня выперли из клиники? – с вызовом спросил Груздев.
– Да, я слышал об этом, – сочувственно сказал я.
Николай Петрович посмотрел на меня с подозрительностью нетрезвого человека и сказал:
– Небось радуетесь? Но учтите – хирург моего уровня всегда найдет себе место!
В его словах, несмотря на запальчивость, особой уверенности не было. Судя по внешности Груздева, места он все-таки еще не нашел. Пожалуй, он являл собой классическую картину безработного – лицо, слегка припухшее от напитков, будто еще больше вытянулось из-за обильно покрывавшей его щетины. На макушке все та же вытертая кепочка. Плащ измят и забрызган снизу дорожной грязью. Из распахнутого ворота выбивались последовательно – скрученный серый шарф, сбившийся набок галстук и засаленный воротничок рубашки. Глядя на него, я невольно начинал чувствовать себя виноватым.
– Помилуйте, чему же мне радоваться? – возразил я Груздеву. – Ведь я против вас ничего не имею!
– В самом деле? – надменно спросил Николай Петрович, мрачно глядя на меня сверху вниз. – Почему ж меня, в таком случае, выгнали с работы?
– А какая здесь связь? – опешил я.
– Это случилось после того, как появились вы, – убежденно заявил Груздев.
– Не преувеличивайте! Когда я появился, вы еще работали! Вас уволили, когда я исчез!
Груздев опять недоверчиво уставился на меня и долго обдумывал услышанное.
– Да! Я высказал все, что о них думаю! – объявил он наконец. – Будьте уверены, они напугались! Но я был в этот момент слегка пьян – формально они имели право придраться…
– Ну вот видите! – сказал я. – Так что вы совершенно напрасно киваете в мою сторону… И что же вы такого наговорили господину Миллеру?
Груздев торжествующе сверкнул глазами.
– Я им все сказал! Перетряс все их грязное белье…
– А все-таки? – подбодрил я его.
– Вас это интересует? – сурово спросил Груздев. – Давайте где-нибудь сядем, и я вам расскажу, как это было… Во-он, на той стороне есть уютное местечко. Вы не торопитесь?
Я посмотрел в ту сторону, куда указывал его палец, и увидел маленькую пивную. Пива мне не хотелось, задерживаться тоже, но все-таки я согласился на предложение опального доктора, потому что надеялся услышать что-нибудь мне неизвестное.
Мы перебрались по подземному переходу на другую сторону улицы и вошли в пивбар. Груздев, желая произвести впечатление, оставил меня возле высокого круглого столика и отправился за пивом. Он принес две блестящие фирменные кружки, наполненные темным янтарным напитком, и поставил одну перед моим носом. Затем жадно припал к своей и на минуту забыл обо всем на свете.
Утолив первую жажду, он немного приободрился, и даже в глазах у Николая Петровича появилось что-то, похожее на юмор.
– Что же вы не пьете? – добродушно сказал он. – Здесь хорошее пиво, чешское… Что бы мне ни говорили, а лучше чешского пива нет!
Для приличия я отхлебнул глоток горьковатого ароматного напитка и сказал:
– Так что же там насчет грязного белья?
Груздев посмотрел на меня, насмешливо прищурившись. Кажется, хорошее настроение возвращалось к нему. К сожалению, вместе с настроением вернулась и развязность, свойственная выпивающим людям, – тот особенный панибратский тон, который в любой момент мог сделаться или оскорбительным, или заискивающим в зависимости от обстоятельств.
– Вы всегда интересуетесь грязным бельем? – небрежно спросил Груздев и тут же расхохотался. – Ах, да! Вы же милиционер! Вы делаете это по долгу службы, не так ли?
Мне пришлось благожелательно улыбнуться и кивнуть. По правде говоря, я и сам уже забыл, что ранее отрекомендовался перед Николаем Петровичем работником органов.
– Так-так… – протянул Груздев, критически разглядывая остатки пива в своей кружке. – Пожалуй, надо взять еще по одной, как вы думаете? Да вы совсем не пьете! Вы на службе! – Он хитро улыбнулся. – Служба дни и ночи, правильно?
– Да нет, сегодня у меня как раз выходной, – сказал я. – Просто я не большой любитель пива…
– Чепуха! Это прекрасное пиво! – категорически заявил Груздев. – Но вы совершенно правы – мы можем взять чего-нибудь покрепче и пойти ко мне.
Подобная перспектива меня не привлекала, тем более что он до сих пор ничего мне не сказал. Я решил ограничиться той кружкой пива, которой Николай Петрович так щедро угостил меня, и распрощаться с ним. Сделав приличный глоток, я сказал:
– Пожалуй, мне уже нужно бежать… Мы можем выпить с вами как-нибудь в другой раз…
– Другого раза может не быть! – гордо заявил Груздев. – Вы думаете, они мне простят? Каждую минуту я жду расправы. – Он важно кивнул и, отобрав у меня опустевшую наконец кружку, пошел за пивом, пообещав напоследок: – Сейчас я вам все расскажу!
По его самодовольному виду было не похоже, чтобы он боялся расправы, но, возможно, что это была просто пьяная эйфория. Я решил еще немного задержаться, в надежде, что мне удастся все-таки вытянуть из Груздева что-то новенькое.
После второй кружки мне слегка ударило в голову, а ничего существенного хирург так и не собирался сообщать. Вся его информация состояла из неопределенных угроз и не очень оправданного бахвальства.
– Надеюсь, вы уже подцепили этого комбинатора за жабры? – снисходительно бросил он мне в процессе разговора.
– Какого именно? – уточнил я.
– Дядюшку Миллера – кого же еще! – фыркнул Груздев. – Я такого могу о нем порассказать!
– Ну так расскажите! – предложил я. – Вы все ходите вокруг да около – как же я сумею взять его за жабры? Вы бы, Николай Петрович, поконкретнее.
Груздев многозначительно усмехнулся.
– Ишь ты, поконкретнее! – сказал он с иронией. – Может быть, у вас имеется отлаженная система защиты свидетелей? Нет? Вот то-то и оно! Вам бы лишь получить лишнюю звездочку, а у меня речь идет о жизни и смерти…
– Знаете, Николай Петрович, у меня складывается впечатление, что ни черта вы не знаете! А из клиники вас выгнали вовсе не за правду, а за банальное пьянство! Я бы вас тоже выгнал…
Николай Петрович посмотрел на меня весьма враждебно.
– Идите вы к черту! – пробормотал он. – Милиция всегда поражала меня своей тупостью. Ничего странного, что мы живем в таком преступном обществе.
– Ну вы не очень-то, – не слишком уверенно заметил я. – Насчет тупости… Ваше беспредметное бормотание тоже не свидетельствует об остром уме…
– Я должен быть осторожен, – мотнул головой Груздев. – И должен быть стопроцентно уверен в собственной безопасности… – Он оглянулся по сторонам. – Здесь говорить опасно. Пойдемте ко мне, и вы услышите такое!
– По-моему, вы просто хотите, чтобы я купил вам бутылку, – предположил я.
Николай Петрович негодующе уставился на меня и долго разглядывал, точно тяжелого и безнадежного больного, который осмелился вносить коррективы в лечение.
