Сергей Самаров - Тройная зачистка
– Давайте вернемся.
– Я говорю честно, что в разговоре буду заставлять вас произносить фразы, которые станут контрольными для проверки. Итак, авторский выстрел...
– Авторским выстрелом в нашем управлении прозвали мое непреднамеренное умение стрелять в лоб.
– Вы долго этому учились?
– Я вообще этому не учился. Это от бога.
– Или от черта...
– Мне трудно судить, кто дает человеку таланты.
– А как у вас это получается?
– Просто я попадаю туда, куда смотрю в данный момент. Если я буду смотреть в живот, я в живот и попаду. Но, когда я наблюдаю за противником, я вижу его глаза. Я всегда стараюсь смотреть в глаза. Для меня это очень важно, потому что с глаз я считываю информацию о каждом следующем шаге противника. При этом я вижу, естественно, и лоб. И пуля летит туда.
– Вам когда-нибудь доводилось стрелять в лоб в упор?
– Ни разу.
– А с близкого расстояния?
– Мне обязательно нужна дистанция. Там, на лестнице в своем подъезде, я специально пошел на риск и продвинулся вниз ступенек на пять-шесть. Я создавал дистанцию, чтобы видеть.
– То есть вы хотите сказать, что заранее знали, что этот человек будет в вас стрелять? – майор даже приподнялся на стуле.
– Да. Я прочитал это по его глазам, как только увидел его, выйдя из-за поворота. Я умышленно задел его локтем, чтобы заставить повернуться. И он повернулся не в ту сторону, в которую ему было удобнее, а в противоположную, но при этом не позволил распахнуться поле пиджака. Таким образом я понял, что там должен быть пистолет. Я предположил, что в подъезде будут использовать пистолет с глушителем. При этом я обратил внимание, что брючный ремень у незнакомца стянут очень туго. Исходя из этого, я сделал вывод, что глушитель застрянет, зацепившись за ремень. И позволил себе создать дистанцию. А там уже стрелял на опережение.
Майор смотрел, широко раскрыв глаза.
– А как же протокол происшествия? Там же написано совсем по-иному...
– Протокол писал не я, а следователь. Ему показалось, что его вариант доказательнее и не вызовет вопросов.
– Так-так-так... К этому мы еще вернемся. Теперь я хотел бы услышать ваше мнение о подполковнике Елкине.
– Это мой хороший старший товарищ. Добрый и умный, разве что чуть-чуть неповоротливый. Мне было с ним легко работать.
– У вас с ним были столкновения?
– Никаких. Какие вообще могут быть столкновения с Елкиным... Он любое столкновение сразу в шутку переведет... Вы не знали его?
– Только в лицо.
– Очень веселый был и безобидный человек.
– Его жена говорит, что вы как-то странно вели себя, когда приехали во двор, где нашли раненого Елкина. Словно бы избегали ее...
Басаргин на несколько секунд задумался.
– Да, это со стороны могло показаться и странным. Я словно вину свою чувствовал. Это же я отвозил его до дома. Елкин предложил зайти и выпить с ним коньячку, но я отказался. А если бы не отказался, все обошлось бы... И я из-за этого чувствовал смущение перед Анной Егоровной.
– Тем не менее вы звонили в больницу и узнавали о самочувствии подполковника.
– Да. Я звонил.
– А кому вы звонили сегодня утром?
– Я звонил или мне звонили?
– Нет. Вы кому звонили?
– Я никому не звонил. Мне – да.
– Кто звонил вам?
– Один товарищ. Нам необходимо было поговорить.
– Вам придется назвать этого товарища.
– Пока я не вижу в этом необходимости.
– Это личная или служебная тайна?
– Служебная.
– Вы хотите сказать, что я не имею к этому допуска?
– Не имеете.
– Понятно...
Майор приподнял левой рукой живот, потянулся и трижды стукнул кулаком в стену. Через минуту в дверь вошел старший лейтенант.
– И что? – спросил майор.
– Семь процентов совпадения.
– Семь или семьдесят? – переспросил майор.
– Семь. Не семьдесят, а только семь. Это другой голос.
– Спасибо. Иди...
И задумался.
– Мы будем еще продолжать нашу беседу или я могу быть свободен? – спросил Басаргин, уже догадавшийся, что идентифицировать голос не удалось.
– Во сколько сегодня утром вы ушли из дома?
Басаргин сказал время.
– Жена оставалась дома?
– Нет. Мы вместе ушли.
– Уже после вашего ухода кто-то звонил из вашей квартиры, с вашего домашнего телефона, и сообщал неизвестному абоненту сотовой связи, что задание выполнил. Подполковнику Елкину пришлось познакомиться с авторским выстрелом лично. Голос умышленно коверкался. Коверкать его могли и вы, но компьютер вас не распознал.
В чехле на поясе Александра зазвонил «сотовик».
– Разрешите, товарищ майор...
– Да-да...
– Слушаю.
– Это Андрей. Я сейчас уже звонил Костромину. Он дал ваш номер. Спутник принял новый звонок и провел проверку по цепочке от телефона к телефону. Очень интересные сведения.
– Кто?
– Лысцов.
– Понял.
– Не вздумайте его брать.
– Я еще в своем уме, Андрей. Такое могли бы и не говорить.
Басаргин убрал трубку.
– На меня вчера дважды покушались. Сегодня, уходя из дома, мы с женой поставили на дверь «контрольку». Легко проверить, посещал кто-то мою квартиру или звонил просто с распределительного щитка. Это тоже вариант.
– Что это даст?
– Ключи от квартиры... Экземпляр ключей лежит в кармане моей куртки, что висит в кабинете. Конечно, сами ключи никто взять не подумает. Это и ни к чему. Необходимо провести экспертизу ключей на слепок.
– Еще раз спрашиваю – что это даст?
– Это даст подтверждение, что сотрудник нашего управления, которого я знаю, но не имею права пока назвать вам его имя, причастен к убийству подполковника Елкина и к двум покушениям на меня.
– Принесите ключи и... И можете быть пока свободны. Пистолет можете получить в соседнем кабинете.
2
Майор Лысцов попался навстречу уже на своем этаже.
– Извини, Шурик... Я в этом деле совершенно ни при чем. Что-то они там еще на тебя имеют, мне так показалось. Должно быть, кто-то капнул... Тебя как, совсем освободили?
– Нет, сейчас... Одну бумажку принести надо... По цыганскому делу...
– Они что, и цыган сюда приплели?
– Авторский выстрел их смущает. Обоснованность стрельбы и прочее. Извини, Валера, они ждут. Мне надо быстрее с ними развязаться и рапорт пойду писать.
– Все-таки уходишь?
– Обещал Саньке. Как истый русский офицер, я слова назад не беру. Кстати, ты портреты отнес?
– Отнес.
Александр открыл кабинет и закрыл дверь перед носом Лысцова. Дескать, не до тебя... Ключи лежат в кармане куртки. Словно никто их и не трогал. Он переложил их в карман пиджака, сам взял из своего стола несколько листов чистой бумаги, свернул их трубочкой и вышел. Лысцов наблюдал за тем, что понесет капитан.
Пусть наблюдает. Главное, надо с ним быть прежним. Ни ласковым, ни грубым. По-прежнему пикироваться словами, когда попадется под руку не в лучшем настроении. Тогда он ничего не заметит. И ни в коем случае не лезть на глаза майору, как сам майор лезет сейчас. У него сдают нервы, суетится. Но и это замечать не следует.
Оставив ключи у майора Капитонова и предупредив, где его искать в случае надобности, Басаргин получил в соседнем кабинете свой пистолет, проверил наличие патронов и после этого вернулся уже не к себе, а в кабинет полковника Баранова. Лысцова в коридоре уже не было.
– Что там на тебя? – спросил Баранов, сердито хмуря брови, и снял очки. В очках он только с бумагами работает, на людей предпочитает смотреть без них.
– Интересная ситуация. Вы уже в курсе дела относительно Лысцова?
– В курсе, – сказал Костромин. – Мы и в курсе другого, относительно чего ты не в курсе. Но это потом. Расскажи, что с тобой случилось.
– Со мной ничего не случилось. Просто, когда мы с Санькой уехали сегодня утром, Лысцов проник в нашу квартиру, оттуда, с моего телефона, позвонил неизвестному абоненту сотовой сети и искаженным голосом начал сообщать, что разделался с подполковником Елкиным авторским выстрелом. Очевидно, до этого в отдел собственных расследований была передана каким-то образом негативная информация на меня. И мой домашний телефон прослушивался. Разговор записали. Сейчас со мной долго болтали, заставляя произносить контрольные слова, чтобы идентифицировать мой голос с тем, что был записан. Совпадение составило семь процентов, а идентификация считается состоявшейся при семидесятипроцентном совпадении. Извинений мне не принесли, но взяли на себя экспертизу ключей от квартиры, которые с весны уже валялись в кармане куртки у меня в кабинете. Экспертиза на слепок. Найдут мастику, значит, это работал сотрудник управления. А я утром поставил на дверь «контрольку». Впрочем, она оказалось ненужной...
– Все понятно. Ты чист, будем считать, как стеклышко...
– Давайте будем считать так и напишем рапорт.
Баранов пододвинул лист бумаги и собственную перламутровую ручку.
– Обоснование придумал?
– Нервное состояние жены, последствие двух покушений на мою жизнь. Обещает от меня уйти. Я желаю сохранить семью и не хочу, чтобы мои сыновья росли хулиганами-сиротами. Уважительный повод?
