Максим Шахов - Концентрация смерти
– Как они могли нас догнать! – изумился Фролов.
– Это другие, – на удивление спокойно ответил Прохоров, посильнее сжимая штурвал. – Аэродромов хватает. Подняли на перехват.
Самолеты сближались. На этот раз немецкие пилоты даже не пытались завязать «диалог», сразу же ударили пулеметы. Трассеры очередей сошлись на «Юнкерсе». Задымил и остановился правый двигатель. Теперь приходилось тянуть на одном – носовом. Да и тот дорабатывал последние минуты.
«Мессеры» разминулись с транспортником.
– Следующая атака будет последней. Рухнем к чертовой матери, – негромко произнес Михаил так, чтобы Фролов его не слышал.
Прохоров в деталях представлял себе дальнейшее. Истребители спокойно зайдут сзади и в упор расстреляют его самолет. Противостоять этому он не мог. Свободы маневра у него не оставалось. Единственный двигатель лишь позволял еще какое-то время продержаться в воздухе и не больше.
Под крыльями проплыл лес. Противник не спешил с атакой. Транспортник и так был обречен. Прохоров снижался. Впереди виднелся луг. Во всяком случае, так хотелось думать. Выбора все равно не было.
– Держись! – крикнул он Фролову.
Тот округлившимися глазами смотрел на приближающуюся землю, судорожно цеплялся пальцами за подлокотники.
Пилоты «мессеров» все же не стали рисковать, они ударили сзади. Обшивка правого крыла полетела клочьями. Истребители с ревом прошли прямо над «Юнкерсом» и разделились, каждый ушел в свою сторону. Транспортник качнуло. Но, к счастью, он уже шел над самой землей.
Глава 13
Правое шасси ударило по кустам, самолет каким-то чудом выровнялся, левое колесо коснулось травы. Затрясло. Тормоза не действовали. Нос подпрыгнул, хвост ударил в грунт. От следующего удара основное шасси сломалось, самолет потащило брюхом по траве… Прохоров не удержался на месте, его бросило со всего размаха грудью на штурвал.
Мелькали за стеклами то лес, то кусты, то далекая полоска реки. Еще один оборот, и изувеченный самолет замер. Показалось, что наступила звенящая тишина.
Михаил лежал головой на штурвале, из разбитого лба на губу стекала струйка липкой крови. Рядом с собой Михаил почувствовал движение.
– Жив, командир? – донесся до него голос Фролова.
– Не уверен, – Прохоров тяжело выпрямил спину, расстегнул ремень. – Отлетались, – и тут он спохватился. – Истребители! Быстрей отсюда!
Гул нарастал. Он бросился к выходу из кабины. В грузовом отсеке Кузьмин все еще сидел пристегнутым, стрелял глазами по сторонам.
– Чего расселся?! – заорал на него Михаил. – Сейчас нас расстреливать начнут.
Он рванул рычаг запора, тот повернулся, но выход не открылся, люк заклинило. Рев двигателя «мессера» уже сверлил мозг. Истребитель приближался. Фролов упал на пол. Пристегнутый Кузьмич вжался в обшивку. Прохорову уже не оставалось времени учить, как лучше поступать в таких ситуациях. Бросаться плашмя – последнее дело. Так можно немного обезопасить себя в бою на земле, а ведь истребитель заходил сверху.
Михаил прыгнул в самый хвост, сжался, закрыл голову руками. Застрочил пулемет, пули застучали по обшивке. Рев мотора стал удаляться. Когда Михаил поднял голову, то увидел свет, пробивавшийся сквозь отверстия в обшивке – словно звезды зажглись на рукотворном небе.
Второй истребитель не заставил себя ждать – зашел следом. Еще одна очередь, еще одна порция «звезд» появилась над головой.
– Быстрей! Если не выберемся, конец! – выкрикнул Прохоров, наваливаясь на рычаг люка.
К нему присоединился Фролов, но стал рвать его в обратную сторону.
– Плечом бей, наружу открывается.
Несколько ударов, и люк распахнулся. Только сейчас Прохоров вспомнил о Кузьмине.
«Неужели еще не отстегнулся?» – мелькнула мысль, и он обернулся.
Аверьянович сидел на скамейке, как-то виновато смотрел на Михаила, руки прижимал к груди, из-под них густо текла кровь.
– Кузьмин! – бросился к нему Прохоров.
– Зацепило… – криво улыбнулся тот, глядя в распахнутый люк на далекий лес, на поблескивающую в недостижимой для него дали реку. – Дышать нечем.
– Они снова заходят! – крикнул Фролов.
Илья уже стоял на земле с двумя мешками за спиной, автомат висел на шее, смотрел в небо.
– Я сейчас, вернись, помоги, – бросил через плечо Прохоров. – Аверьянович, потерпи. Мы тебя сейчас вытащим. Медикаменты у нас еще есть. Перевяжем. Оклемаешься. Но только уходить надо, – бестолково говорил Михаил, пытаясь расстегнуть брезентовый пояс, глубоко врезавшийся в живот немолодого мужчины.
– Не тараторь… – угасающим голосом произнес Кузьмин. – Не жилец я уже, чувствую. Холод к сердцу подбирается. Спасибо тебе за все. Хоть свободой подышал.
– Не говори так, Аверьяныч. Все у нас еще впереди.
– У тебя – да. А мне конец. Держи, не забудь.
Кузьмин разжал кулак. На окровавленной ладони поблескивала пригоршня перстней с драгоценными камнями, тех самых, какие Прохоров видел в старинной шкатулке. Среди них выделялся своим цветом один – с большим зеленым камнем. Он как раз попал в луч света, пробивающийся сквозь простреленное в обшивке отверстие, вспыхнул, словно его подсветили изнутри. Тонкие лучики разлетелись в стороны, кольнули глаза, заставив забыть о реальности.
– Да ты чего? – пробормотал Прохоров.
– Мне они уже ни к чему. А вам пригодится, дорога дальняя. Не забудь.
Михаил так и не взял драгоценности. Гул «мессера», заходящего для очередной атаки, нарастал. Кузьмин потянулся слабеющей рукой и всыпал драгоценности Прохорову в карман жилетки, испачкав его кровью. Наконец Михаилу удалось расстегнуть застежку ремня. Кузьмин тяжело завалился на бок.
В распахнутом люке мелькала спина бегущего к кустам Фролова, Илья прыгнул, исчез в зарослях. Выбегать самому было уже поздно. Рев мотора сверлил уши. Прохоров даже не сжался, он пытался поднять Кузьмина, посадить его. Ударила очередь. Михаил вжался под лавку. Почти сразу и второй истребитель зашел для атаки.
Гул удалялся. Прохоров стоял на коленях перед Кузьминым, тот не шевелился. Когда Михаил поднял его голову и заглянул в глаза, понял – Аверьянович мертв. Они, глаза, были цвета выцветшего неба, еще хранили остатки синевы молодости. Губы Кузьмина словно бы загадочно улыбались. Эту улыбку не сразу можно было распознать, она лишь угадывалась – улыбка счастливого человека, которому стыдно за свое счастье перед другими…
– Отбегался Аверьянович, отстрелялся, – проговорил Прохоров и закрыл ему веки.
Он не торопясь покидал самолет. Страх за собственную жизнь отступил. Михаил деловито подхватил автомат, забросил в мешок рожок от автомата Кузьмина и ступил на траву. Странным было первое ощущение, чувствовать твердую землю под ногами. Он шел к кустам, в которых исчез Фролов. «Мессеры» разворачивались над лесом. Илья вынырнул, раздвинув ветви, и замахал руками.
– Скорей! Летят!
– Бегать надоело.
Прохоров так и не ускорил шаг, даже тогда, когда ударила пулеметная очередь. Она прошла совсем рядом, вздыбливая мягкую землю фонтанчиками. Михаил, зная, что от этого не будет толку, выстрелил вдогонку самолету, хоть злость и обиду сорвал.
Фролов и Прохоров ползли сквозь кусты, поглядывая на небо, в котором кружили истребители.
– У них боеприпасы кончились? – опасливо спрашивал Илья.
– Вряд ли.
– Чего тогда не стреляют?
– А зачем самолет зря дырявить? Нас они не видят. Увидели б, сразу за дело взялись бы.
«Мессеры» покружились и ушли на юг. Только тогда Фролов обеспокоился судьбой Кузьмина.
– Может, жив Аверьянович? – спросил он.
– Мертвее не бывает. Пошли. Скоро сюда немцы понаедут. Чем дальше уйдем, тем лучше. Нечего время попусту терять.
– Куда двинем, на восток? – спросил Илья, поднимаясь.
– На запад.
– Почему?
– Эх ты, разведка, – качнул головой Прохоров. – Они думают, что мы на восход солнца пойдем, значит, идти поначалу придется в другую сторону. Да и лес в той стороне.
Не таясь, беглецы двинули к лесу. Шли молча. Прохоров шагал впереди. Ему не хотелось, чтобы Илья увидел его лицо. Расшатанные офлагом нервы сдали окончательно. Из глаз Михаила не текли, а именно бежали слезы, хотя за все время плена он не проронил ни слезинки. Он не смахивал их, не растирал рукавом. Почему-то мучительно жаль было Кузьмина, хотя на глазах Прохорова погибли сотни людей. Но это были совсем другие смерти. Да, он знал, что за их побег поплатились жизнями минимум тридцать пленных. Но он не смотрел им в глаза, не говорил с ними перед смертью, их обезличил лагерь. Они являлись лишь частью страшной статистики, малой долей миллионов жизней, унесенных войной.
Михаилу казалось, что все другие погибшие не имели шансов выжить, а вот Кузьмин свой шанс заслужил дерзким побегом. Единственным утешением, которое мог найти Прохоров, являлось то, что Аверьянович был не так молод, пожить успел.
