Андрей Константинов - Судья (Адвокат-2)
В середине дня ее вызвали к дежурному адвокату, который торопливо и формально выдал ей несколько убогих советов. После адвоката ее вызвали к знакомому уже подслеповатому следователю, которого, как оказалось, звали Виталием Ивановичем Мищенко.
Мищенко сообщил Кате, что в отношении ее «избрана мера пресечения — содержание под стражей». Катя перешла из разряда задержанных в категорию арестованных, и вскоре ее должны были перевести в «Кресты». Катерина продолжала теряться в догадках относительно всего, что с ней случилось. Нет, Антибиотик — человек дела, прежде всего — дела, и он не стал бы ее подставлять именно сейчас, когда она была ключевой фигурой сразу в нескольких контрактах.
Но кто тогда остается… Только Сергей.
Перед переводом в «Кресты» ее снова вызвали на допрос. На этот раз побеседовать с ней захотел тот самый опер, который ее задержал.
Когда дежурная привела Катерину в следственный кабинет, Степа Марков встал из-за стола и поздоровался:
— Присаживайтесь, Екатерина Дмитриевна. Меня зовут Степан Петрович Марков, я — старший оперуполномоченный пятнадцатого отдела… Я бы хотел поговорить с вами предельно откровенно и, если хотите, конфиденциально.
Катя усмехнулась:
— Вчера один ваш сотрудник уже пытался это сделать… Добавить мне нечего. Никого из тех людей, что вас интересуют, я не знаю достаточно хорошо.
— Какой сотрудник? — удивился Марков.
— Не знаю, — пожала плечами Катерина. — Он забыл представиться.
— Ладно, — нахмурился Степа. — Мы с этим разберемся, а сейчас я хотел вот что спросить… Нет, ваши знакомые меня не очень интересуют, я их сам знаю, заочно, конечно… А вот вы — вы же на камикадзе не похожи, и наркотики — это что-то новое в вашей биографии… Что случилось-то, Екатерина Дмитриевна?
Катю передернуло. Этот опер сразу ударил по болевой точке.
— Если даже вам, Степан Петрович, это удивительно, зачем же тогда вы меня сюда посадили?
Марков вздохнул:
— Екатерина Дмитриевна, давайте будем точны в формулировках. Посадил вас не я. Сюда вас привел ваш образ жизни, и привел закономерно, только чуть раньше, скажем, чем я предполагал…
— Образ жизни? — возмутилась Катя. — Дай Бог всем такой! Можно подумать, вы тут все — ангелы белокрылые… Степа мягко прервал ее:
— Давайте не будем вести абстрактные беседы… Я вот что думаю: ваш патрон Виктор Палыч — только не надо говорить, что вы его не знаете, лучше вообще ничего не говорите, так вот: Виктор Палыч, выжав из вас все, что можно, просто плюнет на вас. Бесплатный сыр бывает только в мышеловках… Антибиотик — умный и расчетливый человек, в его деле действует своеобразный закон сохранения энергии: если где чего-то прибывает, то в другом — должно убывать. Лишние ему не нужны…
Катя долго молчала, а потом, попросив у Степы сигарету (от вонючей «родопины» у нее сразу закружилась голова), спросила:
— Степан Петрович, позвольте и я задам вам вопрос, раз уж у нас такой разговор пошел откровенный…
— Спрашивайте, — кивнул Марков. — Если это не будет касаться интересов службы, отвечу вам честно…
— Я о вас и о вашем отделе кое-что слышала… Неужели вы всерьез верите в то, что государство сейчас действительно ведет борьбу с так называемой «мафией»? Скажу точнее — не ведет, а хочет вести?… Степа вздохнул и загасил свой окурок в пепельнице:
— Я, Екатерина Дмитриевна, за всю Россию страдать не умею, о себе лично — скажу. Я делаю все, что могу, чтобы сломить ту систему, которую налаживает в Питере Антибиотик, и я не один такой.
Катя внимательно посмотрела Степану в глаза и покачала головой:
— Вы — симпатичный и, видимо, искренний человек… Мне просто страшно за вас… Марков усмехнулся:
— Давайте все-таки от моей скромной особы перейдем к вашим проблемам… Катерина решительно тряхнула головой:
— А у меня нет проблем, Степан Петрович. То, что я сюда попала, — что ж, сказано в Библии: время разбрасывать камни, время — собирать… Но при всем моем уважении к вам говорить я ничего не буду. Я ведь, в отличие от вас, в государство не верю, а с моим делом — решайте сами. Согласно существующему законодательству, если сможете, конечно.
Марков помолчал, потом кивнул, поняв бесполезность своих попыток:
— Что ж… Как хотите. Очень жаль, что разговора не получилось.
— Что поделать, — ответила Катя… — Храни вас Бог.
Утром следующего дня ее перевели в «Кресты». Адвокат принес, по ее просьбе, самоучитель испанского языка, и Катя постоянно листала его в камере, где, кроме нее, сидели еще пять женщин. Она шептала про себя испанские слова, заставляя мозг отключаться от всего остального, чтобы не скатиться в безвольное отчаяние. От Антибиотика и Сергея по-прежнему не было никаких вестей.
На третий день ее пребывания в «Крестах» кто-то бросил ей в «кормушку» короткую записку. Подписи не было, но Катя обмерла, сразу узнав твердый почерк Олега. В записке была всего пара строк: «Катенок, что случилось? Почему ты здесь? Что тебе нужно? Все будет хорошо, ничего не бойся. Люблю. Вечером напиши ответ — придет человек из библиотеки». До вечера Катерина промучилась почти физически: ее тошнило, бил озноб. Когда, наконец, пришла в камеру немолодая контролерша и строго спросила, будут ли заявки в библиотеку. Катя молча сунула ей крохотный обрывок бумаги, на котором написала: «Достоевский. Преступление и наказание. Я ничего не знаю. Нужно спросить обо всем В.П.». Контролерша ушла, а Катерина всю ночь не сомкнула глаз, задыхаясь в душной камере.
Прошел еще день, и ее пригласили в «допросный коридор» на беседу с адвокатом. Адвокат долго щелкал замками портфеля, а потом сказал, пряча глаза:
— С вами тут побеседовать хотят… И быстро вышел из кабинета. Катя удивленно проводила его взглядом и вдруг замерла, оцепенев от удивления и страха: в камеру неспешно и вальяжно вошел Антибиотик.
— Здравствуй, Катерина, давай поговорим. Как ты тут?
— Нормально, — еле выдавила из себя Катя. Только теперь она поверила в то, что в «Крестах», как говорили, возможно все.
Виктор Палыч видел ее растерянность и был доволен произведенным эффектом. За прошедшие дни он так и не пришел к каким-то определенным выводам о причинах происшедшего, а принимать решение было необходимо. Личный разговор с Катей мог внести какую-то ясность.
— Можешь говорить спокойно, — махнул рукой Виктор Палыч. — Здесь нас никто не слушает, но времени у нас мало. Ты ответь мне, что произошло? Откуда у тебя «благородный» оказался? Давно на него подсела?
Катя собралась с духом и словно вошла в ледяную воду, начав отвечать. Она приняла решение валить все на Танцора — он мертв и ничего уже не сможет возразить.
— Бес попутал, Виктор Палыч… Это не я подсела, это Саша-Танцор… У него давно проблемы начались, он скрывал, а без порошка уже не мог… Когда мы с ним в Сибирь летали — я и узнала… Он боялся, что это выплывет, и тогда вы его из коллектива выгоните… Я его хотела к врачам свести, только времени удобного ждала, чтобы по-тихому… А пока — помогала ему, он сам покупать боялся — чтобы не засветиться, мне было проще… Виновата я, но, думала, лучше пусть он из моих рук возьмет, чем кто-то другой его снабжать начнет… После стрелки ему отдать хотела, у него ломки начинались… Антибиотик помолчал, потом кивнул.
— Допустим. Где зелье брала?
Катя пожала плечами:
— Когда где… На Некрасовском, в «Невских мелодиях»… Кто же знал, что так все обернется. Дура я, дура…
— Как паспорт в сумке оказался? Зачем ксива с тобой была?
— Перепрятать хотела, да вот не успела…Одно на другое наложилось.
— Крутовато наложилось, — хмыкнул Антибиотик. Морщины на его лице чуть разгладились: то, что говорила Катерина, было похоже на правду. — Наркоту отбить тяжело… Катя только вздохнула в ответ.
— Ладно, — встал Антибиотик. — Не обижают тут тебя?
Катя помотала головой.
— С продуктами помогу, — сказал Виктор Палыч, подходя к двери. — Одежонку кой-какую пришлем поудобнее, книги и журналы… С остальным — не знаю… Наломала ты дров. Всех подвела. Какие-то еще просьбы будут?
Катя вдруг неожиданно для себя прижала руки к груди и выпалила:
— Да… Я виновата, знаю… Я… Можно мне с Сережей повидаться?
Антибиотик еле заметно усмехнулся:
— Посмотрим. Он приболел сейчас. Как врачи решат — может, и устроим.
— Что с ним? — вскочила со стула Катерина.
— Да ничего особенного. Мусора немного ногами попинали — правила дорожные нарушил твой Сережа… За него — не переживай, о себе лучше волнуйся… Ладно, что говорить, не ожидал я от тебя, Катерина…
Виктор Палыч укоризненно покачал головой и вышел, но Катя шестым женским чувством успела понять, что уходит Антибиотик с улучшившимся настроением. Значит, ее версия сработала. Во всяком случае — пока.
