Вадим Россик - Репетитор
– Я хочу поехать с тобой, Сережа, – заявила Сашка, узнав, что, после завтрака, она опять останется одна.
– Сиди дома, – решительно отказал я, осторожно пробуя горячие оладьи с вареньем.
– Ну, пожалуйста, Сережа. Что мне тут делать? Я же не могу весь день смотреть телевизор, – закапризничала девица.
– Слушай, Казанова, у меня есть для тебя важное задание, – заговорщицки понизил я голос.
– Какое еще задание? – недоверчиво спросила Сашка.
Я сходил в гостиную и принес оттуда большую толстую книгу.
– Вот, это для тебя, – протянул я ее девушке.
– Что это? – заинтересовалась было Сашка, раскрыла тяжелый том, но тут же разочарованно посмотрела на меня. – Немецкий словарь?!
– Естественно, а как ты собираешься разговаривать с родным отцом? А может там еще куча родственников найдется? – начал я горячо убеждать девчонку. – Знание пары немецких слов не помешает! Дер квакер, дер болото, дер шлеп-шлеп-шлеп!
Сашка засмеялась.
– Я, если честно, рассчитывала, что ты мне поможешь. Я дура, да?
– У меня своих дел будет невпроворот, – отмахнулся я. – Так что, учи! Приду – буду спрашивать!
– Чего учить-то?! – жалобным голосом спросила девчонка, со страхом глядя на словарь.
– Открываешь первую страницу и с самого начала учишь, – строго велел я, сдерживая смех.
– Да я и в школе-то на уроках английского ничего не могла запомнить, – отбивалась Сашка, – а тут и подавно! Все не по-нашему…
– Хорошо, – согласился я, – есть проверенный способ запоминания прочитанного. Американский.
Девушка покрепче уселась на стуле с книгой в руках и приготовилась внимательно слушать.
– Второй президент Соединенных Штатов Америки Джон Адамс лично составил инструкцию, как лучше усваивать прочитанное. Сначала нужно один час читать. Потом необходимо не менее получаса размышлять над прочитанным. Затем также один час колоть дрова и снова вернуться к чтению.
– Ах, ты гад! – девчонка сорвалась с места и бросилась за мной, размахивая тяжелым словарем. Но совершить смертоубийство не успела. Я уже был на лестнице и захлопнул дверь перед самым ее носом. Спасибо тренировкам дедушки Исая!
Хорошая погода кончилась. Небо, до сих пор чистое и безмятежное, вдруг накуксилось, как малыш, которому мама не купила мороженное. Задождило. Спасаясь от редких мелких капель, я быстренько втиснулся в первую подходящую маршрутку и, устроившись на узком, жестком сиденье с рваной обшивкой, принялся со скуки читать наклейки, густо покрывающие все стенки внутри салона. Чего там только не было! «Пpи аваpии pазбить стекло головой», «Уважаемые пассажиры, будьте бдительны, не забывайте в салоне оружие, наркотики и пакеты со взрывчаткой», «Просьба: семечки, орешки и бананы есть вместе с кожурой», «При аварии, количество умерших должно совпадать с количеством сидячих мест», «Бесплатно обслуживаются только участники Куликовской битвы», «Книга жалоб и предложений находится в следующей машине», «Водитель не осьминог, всем сразу сдачу дать не может!», «Я не Мазай! Зайцев не вожу!».
Водитель-узбек вел свою капсулу смерти быстро, но без фанатизма. Он споро принимал оплату от входящих, отсчитывал сдачу и при этом успевал непрерывно болтать по телефону, прижимая его к уху то левой, то правой рукой. Виртуоз баранки. Паганини маршрутных перевозок. Через пару остановок он включил музыку, и у пассажиров появилась возможность насладиться, так называемым, русским шансоном. Чей-то прокуренный лагерный голос тоскливо поведал нам историю своего жизненного фиаско. Парень шел к успеху, но менты не дали… К счастью, Кунцевская была недалеко и я вскоре с облегчением покинул эту «шайтан-арбу».
Алексей Михайлович Тарантул со времени нашей последней встречи нисколько не изменился. Он остался таким же вежливым, тощим и неприятным. Забравшись в черный лексус, я пожал его холодную, как лягушка, руку. Тарантул даже в тонированном салоне не снимал темных очков. Он протянул мне бумажный конверт и произнес своим звонким шепотом:
– Возьмите, господин Баринов. Здесь паспорта для вас и вашей помощницы, авиабилеты и деньги.
Я открыл конверт и, мельком просмотрев содержимое, переложил все в карманы своей куртки. Мой собеседник, дождавшись, пока я верну ему пустой конверт, продолжил:
– Сегодня четверг. В понедельник в шесть утра вы улетаете в Дюссельдорф в составе делегации Международного института геономики. В Дюссельдорфе вас встретит наш представитель и отвезет в Кельн.
Я поднял брови.
– Что это за институт? Какое отношение я буду иметь к нему?
– Деятельность института финансирует Виктор Юрьевич. Это учреждение занимается развитием геономики – нового направления в науке. Впрочем, я не специалист, но что-то в этом роде. Директор института с несколькими сотрудниками и коллегами из других организаций приглашен в Германию для изучения немецкого опыта утилизации мусора.
– А я здесь причем? – повторил я вопрос.
– Вы были включены в число сотрудников института для того, чтобы быстрее получить визу, – ответил Тарантул. – По прибытии в Кельн вы можете делать все, что посчитаете нужным. Директор предупрежден о вашем особом статусе.
– Ясно. Как зовут главного геономиста? – задал я новый вопрос.
– Арриан Маркович Дарский, – назвал имя Тарантул. – Вы встретитесь с ним прямо в Шереметьево. Сбор всей делегации в пять. Возле стойки регистрации.
– Все понятно, – сказал я и приготовился покинуть лексус, но дистрофичный начальник охраны неожиданно спросил:
– Скажите, Баринов. Зачем девушку берете с собой? Для прикрытия? Откуда она вообще взялась?
Я обернулся и внимательно посмотрел на Тарантула. Что-то зловещее мелькнуло в выражении его бледного лица с впавшими щеками и узкой полосой рта. Какое-то нездоровое любопытство. Я интуитивно чувствовал в нем непонятное напряжение, которое он старался скрыть, ожидая моего ответа.
Я рассмеялся.
– Это мой телохранитель. Будет постоянно ходить в четырех шагах позади меня, как примерная японская жена.
И вышел из машины под моросящий дождь.
10
Дома меня ждал неласковый прием. Сашка дулась. Она сидела в гостиной перед телевизором и запоем смотрела какой-то бесконечный женский сериал со слезами, истериками, незаконнорожденными детьми, попытками суицида и неземной любовью. Немецкий словарь, забытый, валялся на журнальном столике. На меня сердитая девица даже не взглянула. Чтобы ее не раздражать, я прошел на кухню, налил себе чаю и позвонил Мишке. Он сразу ответил, как будто ждал моего звонка.
– Привет, как дела? – спросил я друга.
– Хорошо, что ты позвонил, командир, – бодро кричал в трубку Мишка, перекрывая уличные шумы. – Докладываю. Полным ходом занимаюсь поиском денег для лечения Наташки. Привлек медиков, общественников, церковь и даже местные власти. Они помогли открыть благотворительный счет в одном из банков. Сейчас решается вопрос об объявлении по телевидению и радио.
– Значит, духом не падаешь? Молодец! Вот теперь узнаю′ прежнего капитана Богданова. Как себя чувствует твоя дочурка?
Мишкин тон сразу упал. Я матюкнул себя. Этот вопрос задавать не следовало.
– Да ничего пока хорошего. Болезнь прогрессирует. Врачи, конечно, проводят процедуры, которые возможны в нашем райцентре, но они тоже ждут, когда я соберу деньги.
– Деньги будут, – заверил я друга. – Я тут кое-что предпринял. Есть небольшая работа, за которую должны неплохо заплатить.
– Это не опасно? Моя помощь не нужна? – забеспокоился Мишка.
– Нет, помощь мне не нужна, – отказался я. – Работа интеллигентная. Можно сказать – деликатная. Дней на десять. Чисто семейное дело.
– Тогда, желаю удачи!
– И тебе удачи!
Отключив телефон, я принялся допивать остывший чай. На кухню, с независимым видом, зашла Сашка. Делая вид, что совершенно меня не замечает, вредная девчонка принялась готовить обед. Она сновала по кухне, усиленно гремела посудой в раковине и вообще делала все, чтобы привлечь мое внимание. Все тщетно. Я невозмутимо прихлебывал чай, потешаясь про себя над ее стараниями. Совсем отчаявшись, Сашка начала фальшиво напевать какую-то мелодию. Она пела все громче и противней до тех пор, пока я не выдержал и не расхохотался.
– Что ты ржешь?! Нет, ты скажи – что ты ржешь?!
Сашка с грохотом бросила в раковину нож, которым чистила картошку и возмущенно уставилась на меня своими серыми глазищами.
– А почему бы и нет? – спросил я и процитировал:
– «Твои песни всю скорбь унесли в небеса…». Это из Альфреда Мюссе.
– Господи! Какого еще Мюссе?!
– Альфред де Мюссе – французский писатель: прозаик и поэт; создатель романтического театра во Франции, – начал я, голосом музейного экскурсовода. – Годы жизни…
– Сережка! Хватит меня грузить! – перебила меня Сашка. – Хочешь остаться без обеда?
