Сергей Зверев - Жиган и бывший мент
— Ты, Саша, уже пробовал бороться с ними законно, — возразил Панфилов. — Я тоже пробовал, не законно…
Константин многозначительно выделил «не» и даже палец вверх поднял.
— Но и у меня ничего не вышло. Знаешь, почему? — Захмелевший Панфилов наклонился к Макееву и положил ему руку на плечо. — Потому, что я жил по понятиям. Слышал, надеюсь, такое выражение?
— Обязательно! — кивнул Макеев. — Ты, Костя, пойми, я же бывший мент!
— Ну да! — согласился Константин. — Ты бывший мент, а я бывший Жиган. Мы с тобой, Саша, бывшие! Ты хочешь быть бывшим? Я — не хочу!
Панфилов снова выделил голосом «не» и опять поднял палец. Макеев посмотрел на палец внимательно и неопределенно пожал плечами.
— Я тоже не хочу, — сказал он. — И никогда не хотел. Но меня никто ни разу не спросил, чего я хочу, а чего не хочу. Они меня просто подставили и выгнали из органов на хрен! А чего я хотел? Я хотел всего лишь, чтобы преступники понесли заслуженное наказание. Разве это много? Скажи мне, Костя, разве много?
Панфилов пьяно рассмеялся и разлил остатки «Канадиен клаб» по стаканам.
— Законы сочиняли такие же преступники, но не для себя, а для других преступников, — сказал он. — Но каждый представлял себя на месте подсудимого и оставлял лазейку, которой смог бы воспользоваться сам, случись с ним какая неприятность. Весь твой закон от таких лазеек дырявый, как решето. Попробуй вычерпать им море преступности! Это утопия, Сашенька! Поверь человеку, который сам нарушал этот закон без счета. Этих гадов надо просто давить, бить их так же, как они бьют всех остальных, не выбирая методов. Главное, результат. Я долго об этом думал, Саша, очень долго. И понял, что другого пути нет. Только их же оружием! Это для них — самое страшное, поверь мне, я видел их не меньше, чем ты — ментов!
Макеев молча выпил свое виски и вдруг посмотрел на Константина совершенно трезвым взглядом. Константин под этим взглядом тоже протрезвел. И вовремя, потому что Макеев задал ему сложный вопрос, а отвечать нужно было откровенно — не мог он врать или отшучиваться, когда вопросы ему задавал Макеев.
— Что-то с тобой случилось, Костя, — сказал Макеев. — Ты изменился, другим стал. Словно думал долго и наконец надумал. Ответ нашел на вопрос, который тебя мучил. Я даже не знаю, не могу сказать, к лучшему это или нет? Что случилось с тобой? Ты словно проснулся! Боюсь, как бы это; не я тебя разбудил, а, Костя? Может быть, и не стоило тебя будить? А то натворишь ты теперь такого! А я себя в твоих подвигах винить буду…
Константин выслушал внимательно и, когда Макеев замолчал, долго сидел, не отвечая. Макеев не торопил, ждал, дымя сигаретой.
— Я тебе, Сашка, все про себя рассказал, — ответил наконец Панфилов. — Ну, почти все. Может, что-то и утаил, так это не потому, что от тебя скрыть хотел, просто самому вспоминать больно… Ты знаешь, кем я был. Имя Константина Панфилова не только в Запрудном гремело. Меня и в Москве многие знали! Я одним из первых был, кто кооперативы организовал, из тех, кто с самого начала подниматься начал как на дрожжах. И сумел подняться тоже первым… У меня, Саша, все было: и дома, и машины, и банк свой был, и казино, и ресторан.., телекомпанию собирался покупать — чуть было не купил!.. И мэром в Запрудном тоже чуть было не стал. Меня уже выбрали, но те, кто с властью не хотел расставаться, результаты выборов отменили…
Я и нефтью занимался, и водкой — а это, как известно, самый доходный бизнес.
С наркотиками только никогда не связывался… Я огромными деньгами тогда ворочал, потому что первым успел развернуться, пока еще свободно в бизнесе было, не толкали друг друга локтями. Наверное, поэтому первым и понял, что калечу всех, кто рядом со мной. Друзей, женщин своих…
Брата. Я когда понял это, ну, что из-за денег всех своих близких потерял, я чуть с ума не сошел! Да за каким хреном они мне, думаю, нужны, деньги эти поганые? Чтобы сытую и красивую жизнь себе покупать и делать еще больше денег? А какой ценой?
Ценой жизни тех, кого я любил? Я даже всерьез подозревать стал, что я просто урод какой-то меченый! Что судьба у меня такая — подставлять тех, кто мне дорог…
Чуть не поверил в это!
Константин усмехнулся, словно ему теперь и самому смешно было вспоминать о том, как он представлял свою жизнь прежде.
— Спасибо тебе, Сашка, — это ты мне мозги выправил, — сказал Константин. — А то бы с ума сошел, так и стал бы себя каким-то проклятым считать.
Макеев согласно кивнул.
— Это не ты с ума сошел, Костя, — сказал он. — Это они.., все!
— Вот! — воскликнул Панфилов. — Вот и я это понял наконец. Они бешеные, Сашка, и их не вылечишь ничем! Их просто уничтожать надо. Всех, кто жизнь ставит дешевле денег, надо уничтожать, и нечего их жалеть… Не «шестерок», нет, — те просто не понимают ничего своими пустыми головами. Их с детства научили драться, жрать водку и глотать колеса, курить травку и трахать проституток.., их научили любить даровые деньги и презирать чужую жизнь!
На их глазах убивали людей легко, словно тараканов давили, и они научились этому тоже. Что с ними воевать? Уничтожать нужно тех, кто понимает… Кто видит свою жизнь со стороны. Лидеров, паханов, отдающих приказы, посылающих своих «братанов» на убийства. Я знаю, что говорю, поверь мне. Мне самому пришлось паханом у запрудненской братвы побыть, хотел их в более-менее человеческий вид привести.
И знаешь, кое-что мне удалось, неплохой отряд начал складываться, но… Не успел я.
Поехал в Дагестан за брата мстить гаду одному. А вернулся оттуда не скоро. Пока по прикаспийским пескам и болотам мотался, многое успел передумать, многое понять, ко многому, что раньше мне ценным казалось, успел вкус потерять. Тогда и пришли мне впервые в голову мысли, что надо с ними их же методами бороться, по-другому ничего не получится… А себя — ни в чем не вини. Вот поверь мне, если считаешь меня другом, шагу без твоего одобрения не сделаю! Если ты мне скажешь: «Ша, Костя!» — пальцем никого не трону! Спорить с тобой буду, ругаться, морду тебе могу набить, но пальцем не пошевельну, не трону никого, пока ты со мной полностью не согласишься.
— Почему? — спросил неожиданно Макеев.
Константин посмотрел на него растерянно. Потом взял пустую бутылку, перевернул ее вверх дном над своей ладонью, подержал и, с сожалением убедившись, что из бутылки не вытекло ни капли, поставил ее обратно на стол.
— Не знаю, почему, — сказал он. — Может быть, потому, что не хочу один опять оставаться. А может быть, еще почему. Не знаю, правда…
Он вдруг рассмеялся, хлопнул Макеева по плечу и сказал решительно:
— А тварей этих нужно бить и не жалеть их поганых жизней! Я одного пожалею, если тебя послушаю, а он потом десяток других убьет. А может, и тебя — тоже. Так почему же я его прощать должен? Что же они брата моего не простили? А ребят, друзей моих еще по Афгану, что со мной вместе всегда были, — и со стаканом в руке, и с автоматом? Что же их не пожалели?.. А Маргарита кому помешала, а? А Татьяна? Их за что? И я прощать должен всех?! Не-е-т, никогда!
— Костя, ты убил уже того подонка, который Риту с Таней… — сказал Макеев тихо. — Кому же теперь ты мстить собираешься?..
— А того подонка, который тебе горло, как Ритке, перережет, я тоже уже убил? — закричал Константин. — Пошел ты со своим гуманизмом! В задницу себе его засунь, законник хренов! Пока ты их по закону вылавливать будешь, они еще стольких поубивают! И спокойно причем поубивают, потому что не боятся ни хрена твоего закона, как я его никогда не боялся. А вот меня они будут бояться! Я им устрою всеобщую чистку, они у меня вспомнят тридцать седьмой год! Они забегают как тараканы, щели поуже искать начнут — где бы спрятаться. А я их оттуда, из щелей — крутым кипяточком, кипяточком!
Он задиристо посмотрел на Макеева и спросил:
— Ну, прав я или нет? Ну, давай, возражай! Доказывай мне, что они люди, что их по закону твоему судить нужно! Только где твой закон был, когда они моего брата живьем сожгли?! Когда друзей моих на куски рвали?! Когда за мной, как за волком поганым, охотились? Когда хладнокровно горло резали…
У него перехватило дыхание.
— ..Маргарите, — закончил он, судорожно сглотнув. — Я же любил ее, понимаешь ты это, Сашка?!
Макеев мрачнел все больше, слушая Панфилова. Но не оттого, что был не согласен и не мог его переубедить. Нет, напротив, он мрачнел потому, что Константин убедил его в своей правоте.
Мрачнел, потому что вспоминал, сколько лет без всякой, как он теперь понимал, надежды на успех, пытался бороться с этим злом, как чума распространившимся по России… Люди убивают себе подобных чаще всего из-за денег. Случается порой, что и просто не поделили между собой первое место, не доказали друг другу, кто круче.
Но это редко, очень редко. В основном, прав Панфилов, из-за денег. Из-за них забывают все на свете и всех — и родных, и близких, и чужих, и далеких.
