Михаил Рогожин - Новые русские
— Хорошо, Лева, извините. Мне необходимо вернуть дочь. Она в каком-то притоне. Пьяная. Ей же нет восемнадцати! Этим должна заняться милиция.
Иголочкин забирает из рук Макса фотографии.
— Считай, что в какой-то мере я и есть милиция. Пятнадцать лет отмотал оперуполномоченным на Петровке, 38. А дочь твоя не пьяная, она под воздействием наркотиков. Представь себе — «несистемная герла».
— Чего? — обалдевает Макс.
— Другими словами, еще не втянулась. Балуется от случая к случаю.
— Курит? — Макс чувствует, как начинают дрожать губы.
— К сожалению, уже села на иглу. Да ты выпей рюмку. Не все так плохо. Сейчас почти вся молодежь торчит. Мы ее выпутаем, доверься мне.
Макс вдруг осознает, в какой кошмар втянулась Алевтина. Его дочь! Всего-навсего наглый, самоуверенный ребенок! Вовремя не удержать ее, все равно что не схватить собаку, выскочившую на проезжую часть в поток машин. Он, взрослый человек, тешил себя тем, что установил равенство между собой и подростком. Поступил как врач, согласившийся не лечить больного только потому, что тому не хочется. Право больного, в данном случае Алевтины, отказаться от лечения, но он-то не имеет такого права. На глаза Макса наворачиваются слезы. Чтобы не показаться сентиментальным, выпивает предложенный коньяк.
— И закуси. Нам торопиться некуда. Разговор впереди длинный. Я вот люблю с утра коньячок. Другие употребляют пиво или там шампанское. Неправильно. Мгновенно расслабляет, в сон клонит. А коньяк, он настраивает на философскую волну. С ним проще воспринимается наша действительность.
Иголочкин с удовольствием пьет мелкими глоточками.
— Где она? — повторяет свой вопрос Макс.
— Где-то за городом. Скоро вернется. Прежде чем заняться ее поисками, давай проясним наши дальнейшие отношения.
Макс догадывается, куда клонит Лева. Сейчас он назовет определенную сумму. И судя по всему, не маленькую. Знает, что Макс согласится.
— Сколько? — глухо произносит он.
— Чего? Денег, что ли? — искренне удивляется Иголочкин, хохотнув одним выдохом. — Нет, так мы не договариваемся. Мы по другому поводу собрались. Хочу прояснить свою позицию в жизни.
Макс с удивлением смотрит на Леву. Машинально выпивает вновь налитый коньяк. В самом деле, почему это незнакомый человек ни с того ни с сего приглашает в Домжур пить коньяк? Угощает бутербродами с осетриной и ведет себя так, вроде они давно знакомы? Макс откровенно разглядывает Иголочкина. Его круглое лицо, несмотря на очки, несет печать легкомыслия. Короткая уставная прическа подтверждает принадлежность к милицейскому ведомству. Его улыбка и вальяжная поза не слишком сочетаются с жесткой натренированностью движений. Должно быть, в драке он беспощаден. Приятельствовать с таким человеком все равно что сидеть в квартире с чужим ротвейлером. Корми и бойся его клыков. Лева со спокойной улыбкой в свою очередь глядит на Макса. Тот не выдерживает.
— Кто вы?! Почему решили мне помочь? У вас какие-нибудь отношения с моей дочерью?!
Вместо ответа Иголочкин снова хохотнул одним выдохом. Наливает коньяк. Выпивает, с аппетитом закусывает. Долго жует бутерброд с ветчиной, испытывая терпение собеседника. Наконец, милостиво произносит:
— Ладно. Про тебя и так мне все ясно. А моих дел не перечесть. Вообще-то я считаюсь криминальным репортером. Но сам понимаешь, какие платят деньги? Мизер. Зато информация накапливается грандиозная. Вот ею-то я и торгую. Покупают все. И менты, и уголовка.
— Не страшно? — от такой откровенности у Макса аж мурашки по спине полезли.
— Страшно. А что делать? На войне как на войне. Спасает авторитет. И те, и другие знают, что я не сболтну лишнего и не заложу. А обмен информацией он всегда был и будет. Иначе нельзя. Кому охота подставлять себя под дурную пулю. Ладно, пойдем дальше. У нас с тобой дело следующее. Твоя жена с некоторых пор работает в фонде экологических исследований господина Глотова. Меня этот господин интересует давно. За ним стоят кой-какие деньги. Но не в этом дело. Мне стало известно, что его фонд переходит в другие руки. На горизонте появился еще один, известный мне господин. Он и станет новым хозяином.
— Ко мне какое это все имеет отношение? — Максу совсем не хочется обсуждать проблемы своей жены.
— Да никакого. Вера Анатольевна станет в этом раскладе ключевой фигурой. Поэтому хорошо бы нам знать побольше о новой деятельности фонда.
Макс не вникает в суть разговора. Причем тут Глотов? А выспрашивать Веру, как они там собираются паразитировать на экологии, просто смешно. Он пожимает плечами и вслед за Левой выпивает коньяк.
— Меня мало интересует фонд и моя жена в нем. Что делать с Алевтиной? В чем моя задача?!
— Слушать меня, — с улыбкой, но достаточно жестко отвечает Иголочкин. — У тебя свой интерес, у меня свой. Вера Анатольевна быстро свернет себе шею. Но прежде чем ее оплакивать, нужно вывести их всех на чистую воду. Понимаешь? Доходчиво?
В голове Макса возникает мучительная догадка о совпадении его мыслей о смерти Веры и предположения, высказанного только что Иголочкиным. Артемий предупреждал: «Хочешь, чтобы умерла, думай постоянно об этом». Неужели начинает сбываться? Макс решает проверить.
— Разве с моей женой что-нибудь случится?
— Всякое возможно. Нравится тебе или нет, но она крепко завязнет в этом деле.
Лева почему-то опять хохотнул одним выдохом.
— Нравится, — заявляет Макс с вызовом.
Лева наливает коньяк. Поднимает рюмку.
— Значит, договорились?
— От меня что-нибудь требуется? — неуверенно спрашивает Макс.
— Я уже сказал, слушать меня. В ближайшие дни генеральным директором фонда станет некий Аслан Хакимов. Он — шестерка, так, через жопу соловей. За ним другой человек стоит. До него-то мы и дотянемся. Сядем плотно ему на хвост…
— Зачем? — перебивает заинтригованный Макс.
Лева изображает на своем легкомысленном лице таинственную многозначительность, что делает его довольно смешным.
— Об этом тебе знать не рекомендуется. Кто много знает, много рискует. Посмотри на меня. В любой момент могу получить пулю в затылок. Даже оружия не ношу. Бессмысленно. В моей работе, как у саперов, неверное движение и — прощай, мама. Одно могу сказать — дело крупное. Если все выкрутится по-моему, ты не только дочь спасешь, но и жизнь ее на долгие годы обеспечишь.
Макса интересуют не деньги, а судьба Веры. Поэтому он возвращает разговор в начальную стадию.
— Неужели моя жена влипла в историю? Она же ученый! Она никогда не имела дел с финансами.
Иголочкин цинично улыбается, поблескивая золотой оправой очков. Наклоняется через стол к уху Макса и, выдыхая влажный воздух, шепчет:
— Кроме ученой дамы, она еще и женщина. В этом весь фокус.
Макс отшатывается. Иголочкин смеется, довольный произведенным эффектом. Игриво подмигивает.
— Все они одинаковые. Моя тоже крутила налево и направо, пока я не собрал вещдоки. Теперь от нового мужа гуляет. Я-то про это знаю. А он, бедняга, нет.
Молчание Макса длится долго. Мысль о неверности Веры его озадачила. Неужели такое возможно? Столько лет вместе, и ни одного повода? Откуда этому улыбающемуся стукачу известно? Нужно знать Веру, их долгую семейную жизнь, чтобы браться судить об этом. Впервые поехала в командировку, да не с кем-нибудь, а с его другом Глотовым, и мгновенно родилась сплетня. К тому же Глотов такой семьянин, что на него и подумать грешно. Вначале завлекли известием о дочери, теперь подсовывают ложь о Вере. Макса наверняка пытаются втянуть в какую-то темную историю. Но он этого не допустит.
— Послушайте, Лев, или как вас там правильно, Лева, мои отношения с женой никого не касаются. Я ей верю и не соглашусь втянуть в ваши махинации. Давайте вернемся к вопросу о моей дочери. Когда я смогу ее увидеть?
Иголочкин перестает скалить зубы. Перетасовывает фотографии с изображением Алевтины. Прячет их в карман. Выпивает. Выковыривает из зубов застрявшее мясо. Всем видом демонстрирует утрату интереса к собеседнику.
Макс понимает, ждать больше нечего. Либо соглашаться на постыдную роль осведомителя, либо уйти отсюда ни с чем. Иголочкин прерывает затянувшееся молчание.
— Мне казалось, у тебя нет особых сентиментальных чувств к жене. Аля, хоть и не твоя дочь, но все-таки роднее. Видать, ошибся. Бывает. В нашем деле никогда нельзя быть уверенным наперед. Ищи свою дочь сам. Люби жену, верь ей, ежели охота.
После этих слов он встает, подходит к стойке бара и громко, чтобы слышал Макс, просит барменшу:
— Валюша, красавица моя, возьми с меня за двести пятьдесят коньяку, два бутерброда и кофе, — протягивает ей купюру. — Сдачи не надо. На днях забегу, кофейком попоишь.
Макс не видит, как уходит Лева. Он судорожно прикидывает в уме, хватит ли ему расплатиться за свою долю выпитого и съеденного. Получается впритык. Вручив Валюте последние деньги, злой и растерянный выходит на улицу. Тут же нос к носу сталкивается с Матвеем Евгеньевичем и подругой Элеоноры, имя которой никак не хочет воспроизвести память.
