Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Камчатка

— А полностью?

— Андрей Петрович. Но так меня только начальство зовет. Когда ругать хотят или уже на ковер поставили. Свои проще величают. Вот и привык я к отчеству. И ты меня так зови…

Они шагали по улицам. Размашисто, крупно. Вошли в низкий деревянный дом. Петрович включил свет.

— Располагайся. Как у себя. Чем проще — тем лучше.

Аркадий удивился: холостяк, а в доме тепло, уютно, чисто. Вроде добрая хозяйка-невидимка прошлась умелой рукой.

— Раздевайся.

— Хорошо у тебя, — не сдержался Яровой.

— Север приучил ценить уют в доме, верность в друзьях, здоровье в самом себе. Без этих трех коней тут не выжить, — смеялся Петрович. И предложил: —Умойся с дороги.

Сам ловко орудовал у печки. Быстро накрыл на стол.

— Садись ближе. Сюда вот. И накинь душегрейку. Весь дрожишь. Промерз в самолете. Сейчас я тебя лечить буду, — хлопотал он около Аркадия, подставляя ему горячий борщ, тушеное мясо. — В эту зиму у нас еще терпимо. А вот в прошлом году нанесло снегу столько, что транспорт целый месяц откапывали. А по весне опять беда: почвы здесь хоть и скалистые, а тоже трещины дают. Много домов по половодью рушится, — развлекал Петрович гостя разговорами…

Время шло незаметно. Яровой вдруг спохватился:

— Давай узнаем, как там с машинами? Может, прибудут сегодня?

Петрович позвонил. Ему ответили, что машины загружаются продуктами и через час поедут в лагерь.

— Да, не повезло мне. Снова одному придется оставаться. С годами это уже тяжелее переносить. Ну да ладно. Как-нибудь, — махнул рукой Петрович: — Ты на обратном пути заезжай. Прямо заходи в дом. Мы ведь не закрываем на замки. Северный обычай. Застала пурга на дороге — в любой дом сворачивай, не стучась. Никто здесь дверь не запирает ни днем, ни ночью. Чтоб человеку сразу в тепло можно было б попасть.

— Хороший обычай, — встал Яровой.

Вскоре машина, подхватив его, рванулась по улицам. Гудя и сигналя строго, она сгоняла с дороги озорных ребятишек, заговорившихся женщин. И, поднимая колесами снежную пыль, выбралась т Певека.

Яровой посмотрел на часы. Шел двенадцатый час ночи. Ночи… Но здесь о ней не было и напоминания. Не было даже сумерек.

Шофер, видно было, старался скорее попасть в лагерь. Хмурый, заросший, он зло крутил «баранку».

— Что так нервничаешь? — не выдержал Яровой.

— Занервничаешь! Любой бы на моем месте не выдержал! Третьи сутки не спавши. Замело в этой пурге. Чуть не сдохли.

— Вас замело?

— Меня и машину. Вот и куковали в снегу.

Яровой опешил. Почти трое суток выдержал этот человек один на один с пургой. И опять в пути. Аркадий предложил шоферу покурить. Тот с жадностью затянулся, до слез в глазах. На душе его потеплело. Он повернулся к пассажиру.

— Простите, что вот так я… Как говорится, дай закурить, а то жрать охота, аж переночевать негде…

Яровой молча полез в чемоданчик. Достал колбасу, хлеб. Подал шоферу. Тот молча, глазами поблагодарил.

— Часто так бывает здесь? — спросил Яровой

— Пурга? Да она, проклятая, всю зиму вздохнуть не дает. Только одну переживем, снова начинается. Здесь пурга у пурги на хвосте сидит и пургой погоняет.

— А в дороге часто заметает.

— Случается. Иногда повезет. Проскочишь. А в другой раз сидишь, пока не откопают.

— Давно шоферишь? — спросил Яровой. Всю жизнь. И все при лагере. А отчего в Певек не перейдешь работать?

— Здесь стаж быстрее идет.

— Но и условия трудные.

— Они тут всюду одинаковы. И риск, и страх, и удача. Вон в городе мой кореш три года назад умер. Тоже шофер. В пургу попал. И сбился. Занесло. Выхлопными газами отравился. Погреться, видать, хотел. И задохнулся. А тоже пятнадцать лет на машине работал. И не повезло, — вздохнул водитель.

— Да ты и сам чудом выжил. Ведь не час, вон сколько выдержал. Железным надо быть, — сказал Яровой.

— Ерунда.

— Что?

— В этот раз повезло, мало сидел.

— И больше приходилось.

— Мой рекордный срок — восемь дней.

— Вот так же?

— Нет, с буханкой хлеба. Я ее, как в войну, сам себе по карточкам выдавал. В день по кусочку. Но тоже не рассчитал. Пурга на два дня дольше мела, чем запас мой кончился. А курева совсем не было, — улыбнулся шофер.

— Да, брат, ну и жизнь у тебя!

— А ничего! Вот курю! Жив ведь! Сейчас к детям приду, к жене.

Машина, резко визгнув тормозами, остановилась. Яровой лбом чуть стекло не вышиб. Водитель кому-то за окном кулаком грозил. Там, задрав хвост, убегал подальше от дороги зайчишка. Его-то и не хотел обидеть водитель. Глянув на Ярового, он сказал, оправдываясь:

— Сын со мной иногда по этой дороге ездит. А он любит всех зверушек. Жалеет их. У него и теперь две куропатки и горностай живут. Приручил. Здесь они самые лучшие друзья у него.

— Это лагерь? — спросил Яровой, глянув вперед.

— Он самый! — вздохнул водитель.

— Начальник лагеря сейчас там?

— А где ему быть. Он почти не вылезает отсюда. Пожар тут год назад был…

— Заключенные устроили?

— Кто ж еще? Они.

— С чего это?

— Бузили.

— Из-за чего? — удивился Яровой.

— Слышал вроде из-за «сук». Отправили их втай. Зэки и рассвирепели.

— Тяжеловато вам здесь.

— Еще бы! С одной стороны пурга, с другой — зэки, — махнул он рукой и сбавил скорость. Машина подъезжала к воротам лагеря.

Начальник лагеря приветливо поздоровался с Яровым, обнял водителя:

— Живой! Откопали! Слава богу! Тут вот малыш твой все ждет. У телефона сидит. Пойди к нему. Разгрузят уже без тебя. Ты иди спать, — повернувшись к Яровому, предложил: — Пойдемте в кабинет. Там скажете, что это вас с юга в наши края занесло…

Яровой улыбнулся невесело:

— Беда сюда привела.

— Я так и знал, — вздохнул начальник.

В кабинете Яровой достал фото, рассказал о случившемся.

Начальник лагеря взял фото из рук Ярового. Глянул, отрицательно головой покачал:

— Нет.Такого я не знаю.

— Жаль.

— Но это еще ничего не значит. Если он тут у нас отбывал, значит, обязательно разыщем все его следы. К сожалению, на некоторых попавших сюда до войны архивы не уцелели, — нахмурился начальник. — Ну да не беда! Когда приступим к делу?

— Сегодня!

— Как?

— Сейчас!

— Да что вы? Второй час ночи, отдохните, — рассмеялся начальник.

Утром, когда Яровой вошел к начальнику лагеря, то увидел, что он разговаривает с двумя заключенными. Почувствовав, что разговор этот очень серьезный, Яровой хотел незаметно выйти.

Но начальник лагеря голову вскинул:

— Проходите!

— Я не помешал?

— Нет, мы тут как раз о вашем деле говорили, — улыбнулся начальник лагеря. И подвинул поближе стул.

Яровой сел.

— Вот эти мои ребята, оба бригадиры. Отбывают за воровство. Оба — давние. Многих знают и помнят. В их бараках такие же сидят. Вот мы и вспоминаем того, кто вам нужен.

Яровой недоверчиво взглянул на зэков. Потом на начальника. На стол, где парили стаканы с чаем. На хлеб, нарезанный тонкими ломтиками. Начальник перехватил взгляд, улыбнулся смущенно и, разведя руками, сказал:

— Завтрак у нас не ахти какой сытный, но что поделаешь? Яровой пытался скрыть удивление. Ведь, что ни говори, начальник лагеря. И вдруг такие вольности с заключенными? Ну и дела!

А тут еще один из зэков встал, подвинул свой стакан чая Яровому:

— Пейте, я еще не прикасался. Вам это нужнее. Начальник лагеря и бровью не повел. Воспринял слова эти как должное.