Михаил Нестеров - Если враг не сдается
Но это в начале службы, а когда Мельников в составе подразделения спецназа совершил свой первый ночной рейд и открыл счет убитых им «духов», как-то позабылись первые месяцы службы, а с ними и сержанты — настоящие инструкторы, как Ротвейлер, Упырь, Рудгер, Граф Дракула. Они никогда не «быковали», не издевались, а учили солдат тяжелому ремеслу.
Сыто рыгнув, Ротвейлер поделился с Миротворцем радостью:
— Хорошо, что нас не послали обустраивать базу номер четыре.
— А где она, напомни.
— На кладбище. Вход через гробницу, вентиляция через полость креста.
В четыре часа разведчики тронулись в обратный путь. Теперь уже налегке — запасная рация осталась на базе.
— Ну что, Ротвейлер, — на ходу спросил Миротворец, — проверим мою гипотезу?
— Насчет чего?
— Насчет воды в низине и дерьмовой лесной подстилки. К тому же негоже разведчикам возвращаться путем, которым пришли. Сделаем крюк и подойдем к базе с северо-востока.
— На три-четыре мили крючок тянет, — перешел наморские мерки Соколов.
— Как раз семь верст, — рассмеялся «одеревеневший» вконец Мельников.
31
Литвинов и Рахманов вернулисьв 15.20. Казалось, пятичасовые напряженные поиски не утомили командира разведгруппы, а, наоборот, взбодрили его. Забыв, где он находится, Литвинов с ходу начал докладывать командиру роты о результатах разведки. Потом спохватился и малость застенчиво сказал:
— Подождем Санчеса и Капитана Блада. Что-то долго они. На связь не выходили?
Голубец покачал головой: нет. Вопрос более чем неуместный: носимые радиостанции поддерживали связь до полутора километров, а Санчес, прочесывая местность в южном направлении, удалился от лагеря на десять-пятнадцать.
И лишь без четверти пять дозорный — им был Садко — показал со своего места, что видит своих.
Что касается «чужих», местных жителей, то в этот апрельский день им в лесу делать было нечего. Сморчки появятся не раньше, чем через месяц, за дровами в такую даль никто не пойдет. Лишь была замечена бригада железнодорожников, катящих по рельсам тележку с мерительным и прочим инструментом. Их желтые куртки пропали из виду в половине двенадцатого.
В отличие от Литвинова Санчес выглядел усталым, но на его губах играла довольная улыбка. Капитан Блад растянулся на пригорке, широко раскинув руки и положив на живот каску; пот катил с него градом.
— Мест для посадки транспорта полно. — Санчес показал на карте точку. — Хотя бы здесь — это восемь километров на юго-запад. Ровная поляна двести на триста метров. И еще пара таких в сторону Самарки. Следов полно — лисьи, заячьи, кабаны порядком наследили. И всё. Зато на выходе — напротив кладбища, но с южной стороны «железки» — мы обнаружили совсем свежие следы армейских ботинок...
«Да, да, — говорили глаза Санчеса, — армейских ботинок, не удивляйтесь».
— Поверхность следа твердая, — продолжал он, — общий контур почти не нарушен: в том месте тенисто, и на снегу образовалась корка. Прошли два человека, направление — на запад, вдоль железнодорожного полотна. Мы бы не заметили следов, если бы напротив кладбища они не свернули в сторону — за деревья, в снег. Скорее всего, навстречу им попалась машина. Дальше следы терялись: как ни искали мы их на грунте — бесполезно. И только через пятьсот-шестьсот метров снова увидели их — там грунт подтаявший, и даже дно следа покрыто водой. Они остановились как раз в том месте, где железнодорожное полотно делает поворот — то есть напротив предполагаемого места диверсии. Так что по всем признакам получается, что наследила пара разведчиков диверсионной группы Седова. Мы прошли вдоль полотна еще пару километров, но ничего больше не нашли. И в обратную сторону следы не ведут. Как в воду канули.
«Если следы ведут вдоль полотна, то, вероятно, эта пара разведчиков шла к базе номер три», — определился Литвинов, отлично помня наброски прапорщика Седова. В задачу его группы входило обустройство этой базы.
Капитан Шаров заметил, что Литвинова, как командира и «центрового», взявшего на себя поиски следов пребывания диверсионной группы в наиболее привлекательном в этом плане районе, нисколько не смутили успехи подчиненных. Хотя его рвение указывало на его честолюбие. Сейчас от него не осталось и следа.
— А в обратном направлении следы не искал? — спросил Литвинов.
— Искал, — отозвался Санчес. — От разъезда Немчанка — три километра по обе стороны пути. Результатов — ноль. Единственно, не проверили участок метров триста-четыреста, где стоят дома. Но и там, мне кажется, ничего особенного. Около самого большого дома стоят «КамАЗ» и трактор, во дворе детишки играют.
Литвинов выслушал доклад Пуаро, чьи поиски не принесли результатов (хотя отсутствие следов в секторе поиска Данейко — это тоже результат), с минуту молчал.
— У меня тоже есть новости. На распашной полосе мы с Батыем обнаружили массу следов: там прошла группа минимум в десять человек. Следы нечеткие, оставленные около суток назад. Дальше они уходят на грунтовку и ведут вплоть до минерального источника. Сейчас обедаем и переносим лагерь на пять километров к востоку. Я уверен, что наследили диверсанты, а не охотники, к примеру.
Взгляд на контролера группы.
Но капитан Шаров даже плечами не пожал.
Глава 13
Группа условных товарищей
32
Полковник Геннадий Ляшников приготовился к встрече с Батерскими, как к штурму. По телефону он договорился с участковым встретиться возле дома Батерских в пять вечера — до этого времени участковый был занят, да и у Ляшникова нашлось немало дел, связанных, в том числе, и с делом полковника Артемова. Военком сидел на своем рабочем месте как на иголках, с минуты на минуту ожидая радиоподхлеста со стороны гэрэушника. Но тот медлил, понимая, наверное, что его «срочно» — весьма условно.
Да, всё-таки красивую по-своему фразу выдумал Ляшников, он мысленно повторял ее и даже слегка переиначивал: «Ваше „срочно“ — весьма условно». Дальше лезло в голову: «Как поняли? Прием». И в этом крылась нервозность, которая дала знать о себе еще рано утром.
Вместе с Ляшниковым на порог военкомата, расположенного на улице Красноармейской, 133, вышел помощник дежурного, которого полковник решил взять с собой. Он не стал передоверять дело, данное ему лично, кому-то из своих помощников, однако не считал, что поступает правильно. Он никогда не выслуживался, а сейчас тем более, поскольку его контакт с полковником из военной разведки носил мимолетный и как бы эфирный характер. («Да, точно, эфирный», — еще раз порадовался меткому сравнению военком, получивший ни свет ни заря радиограмму.) Если он и помогал ему, то косвенно. Хотя было любопытно узнать, что там расследует Артемов.
Когда «УАЗ» Ляшникова подъехал ко второму подъезду дома номер 29 по улице Гагарина, изрядно потрепанная «восьмерка» участкового уже была на месте. Участкового звали Сергей Павлов, и был он в звании капитана; с военкомом своего района — на «ты».
Он заглушил двигатель «Жигулей», работающий на холостых оборотах, вышел из машины и за руку поздоровался с Ляшниковым.
— Привет, Гена! Что за проблемы жить не дают?
Окна квартиры Батерских выходили во двор. Военком, привычно ориентируясь в типовых хрущобах, указал глазами на четвертый этаж.
— Да вот долбоклюй один в дерьмо, видно, вмазался. Пошли вытаскивать?
— Пошли, — согласился Павлов, закрывая машину. На задней панели его «Жигулей» лежала милицейская фуражка — эдакий проблесковый маяк, отчетливо просматривающийся через заднее стекло. Обычно подобные «мигалки» ставят водители, которые к милиции не имеют никакого отношения. Капитан, видимо, придерживался иных правил.
У Ляшникова тоже была личная машина, но никаких шапок и фуражек он напоказ не выставлял. Однажды его за превышение скорости тормознул гаишник, и когда полковник, одетый в военную форму, вышел из машины, патрульный замахал руками, словно увидел прокаженного негра: «Поехал, поехал!» Вымогать что-то с военного офицера бесполезно, на официальном уровне наказывать — в бумагах завязнешь.
На третьем этаже напротив квартиры 31 на коврике стояли ботинки огромного размера. Глянув на них, помощник дежурного не преминул сострить:
— Недавно пришел с работы, а у порога стоят ботинки 50-го размера. Пришлось сказать жене, чтобы обувь свою она заносила в квартиру.
— Молодец! — как-то зло отреагировал Ляшников. Чем ближе к квартире Батерских, тем тяжелее и медленнее ступал по лестничному маршу полковник. В очередной раз морщиться от визга истеричной женщины ему не хотелось.
— Что слышал про Батерского? — спросил он Павлова.
Тот пожал плечами:
— Вообще ничего не слышал: ни плохого, ни хорошего. Вроде бы запчасти для «Жигулей» возил за Урал. Короче, ничего конкретного.
Четвертый этаж. Крайняя слева дверь. Отполированная до блеска кнопка звонка.
