Евгений Сухов - Сходняк
«Налоговый полицейский» Дмитриев подскочил к толу Лены и, повернувшись к ней спиной, начал один за другим выдвигать ящики. Через минуту он торжествующе извлек из самого нижнего целлофановый пакетик с белым содержимым.
— Есть!
— Что там? — невозмутимо поинтересовался Урусов. Дмитриев надорвал пакетик и, взяв щепотку порошка, поднес к носу.
— Героин, товарищ генерал-полковник.
— Ай-яй-яй, отважный котенок. Так ты у нас марафетница! — укоризненно заметил он. — Что ж, придется тебя задержать. До выяснения всех обстоятельств.
И после этих слов, точно они того только и дожидались, парни в камуфляже заломили Лене руки за спину, защелкнули наручники на запястьях и повели по коридору к выходу.
Вот тут она впервые по-настоящему испугалась. А когда ее грубо затолкали в темно-серый фургон, совсем пала духом…
Грузовик сильно трясло на ухабах. Двигатель урчал и временами, сбрасывая скорость на поворотах, сердито взревывал, точно переключение передачи причиняло ему нестерпимое страдание. Начался дождь, и крупные капли нервно выбивали тихую дробь по крыше.
В кузове— фургоне с надписью «Хлеб» была тьма-тьмущая. Только через крошечное оконце с матовым стеклом в боковой стенке кузова внутрь проникал смутный сумеречный свет.
Она не понимала, куда ее везут. Она вообще мало что понимала. И единственным чувством, которое владело ей в последние несколько часов, был животный страх.
Грузовик вдруг остановился. Послышались шаги громыхнул замок, и дверца распахнулась.
— Выходи! — рявкнул незнакомый хриплый голос женский голос.
Лена неловко выбралась из темного кузова и по приставленной лесенке спустилась на землю. Уже сгустились сумерки, но она хорошо рассмотрела то место, куда ее привезли. Грузовик стоял на мрачном дворе, окруженном высокой краснокирпичной стеной и железными воротами. Перед ней стояла низкорослая толстая женщина в военной форме цвета хаки. На голове у нее была грязная пилотка, на толстых ногах, похожих на перевернутые вверх дном бутылки из-под шампанского, были надеты сапоги. Рядом с ней стоял «налоговый полицейский»
Дмитриев.
— Значит, она? — хмуро поинтересовалась женщина в пилотке. — Наркотики, говоришь? Ну ничего, тут мы ее отучим от этой гадости — выйдет на свободу с чистой совестью и без вредных привычек. — И хрипло расхохоталась.
— Послушайте! — Лена уже поняла, что ее привезли в тюрьму. — Послушайте!
Я требую, чтобы вы поставили в известность моего начальника Игнатова Владислава Ген…
— Теперь я твой начальник, красавица! — оборвала ее женщина в пилотке. — И со всеми вопросами ко мне! Сейчас мы ее отправим в баню, — понизив голос, сообщила она Дмитриеву, — оформим, а завтра я доложу Езжайте. Мы тут сами управимся.
После этого Лену повели в «баню» — холодную душевую с крохотными окошками под потолком, неровным бетонным полом и стенами, кое-как выложенными грязно-белым кафелем. Лену сопровождала все та же тетка в пилотке.
— Раздевайся! — коротко скомандовала тетка.
— Послушайте! — твердо заявила Лена, словно очнувшись наконец от оцепенения, в которое она впала после того как ее упрятали в фургон с надписью «Хлеб». — Я не понимаю, что происходит. По какому праву меня сюда привезли! Я что, арестована или похищена? Я не буду раздеваться. И вообще я требую…
И тут тетка сделала нечто совершенно ужасное: она со всего размаху влепила Лене оглушительную пощечину так что девушка едва не потеряла равновесие.
— Да вы что себе позволяете! — начала было Лена, и вдруг слезы так и брызнули у нее из глаз. Она зарыдала громко, трясясь всем телом и нервно всхлипывая.
— Наркоманка х…ева! — заорала тюремщица. — Тут те не Москва! Ниче! Я тя в два счета обломаю! Будешь у меня в камерах полы мыть и сральники языком вылизывать. Я те покажу «позволяете»! Марш мыться, сука!
Всхлипывая и вздрагивая, Лена поплелась в угол раздеваться. Она ломала голову, теряясь в догадках, что бы это все значило. Одно она поняла сразу: с Владиславом приключилась какая-то беда. Страшная беда, иначе бы налоговые полицейские, или милиционеры, или кто они там на самом деле, не осмелились вот так вломиться к нему в офис, перевернуть все вверх дном, арестовать его секретаря.
Лена встала под душ — вода текла еле-еле и была обжигающе холодной.
Тем временем в помывочную вошла еще одна женщина в форме — тощая и высокая как жердь. Она принесла какую-то ужасную простыню и серое тряпье. Тетка в пилотке ушла. Лена, стесняясь, встала к ней боком и выжидательно стала смотреть.
— Ну че вылупилась? Иди вытирайся и одевайся! — Грубовато бросила жердь. — Что, познакомилась?
— С кем? — не поняла Лена и, прикрывая грудь и пах, подошла.
— С ковырялкой нашей, с Груней-начальницей. Она начальник СИЗО, — пояснила жердь. — А я тут навроде завхоза. С чем пожаловала к нам?
И Лена вдруг ощутила странное чувство доверия к этой высокой женщине с суровым лицом, но, по-видимому, незлобивым сердцем. Слезы вновь навернулись ей на глаза.
— Я сама не знаю! Сегодня в Москве налоговая полиция провела обыск у моего начальника — генерального директора крупной фирмы, — торопливо заговорила она, кое-как вытершись и натягивая на себя казенную рубашку и стираный-перестираный серый халат. — А я его секретарь. Так пока они рыскали у меня в столе, подкинули мешочек с каким-то белым порошком. А потом тот, кто его сам и подкинул, понюхал и сказал их старшему, что это, мол, героин…
Завхоз понимающе кивнула:
— Да ясно, будто не знаем, как оно бывает. Ну тогда надейся, пока тебя твой начальник не вытянет отсюда. Сюда тебя не зря привезли с Москвы. Тут у нас знаешь что? Безнадежное СИЗО.
— Где я хоть? — Лена вдруг с изумлением поняла, что даже не знает своего местонахождения.
— В Волоколамске. А что, тебе даже не сказали, куда везут? — удивилась завхоз.
Лена не ответила. Застегнув халат на оплывшие после сотен стирок белые пуговицы, она двинулась к выходу.
Потом завхоз передала ее очередной толстой тетке в форме и в пилотке, и та повела ее по длинному мрачному коридору с бетонированными стенами. Около двери с номером 34 тетка остановилась и тихо скомандовала: «Встать лицом к стене!»
Громыхнул замок, и Лена оказалась в камере — низком душном помещении, заставленном двухъярусными койками. Почти все койки были заняты. На них лежали и сидели женщины. Лена увидела, что свободной оставалась только самая ближняя койка. Она подошла к ней и встала, не зная, что делать дальше.
— Да садись, садись, не боись! — подбодрила ее беззубая баба с морщинистым испитым лицом и набрякшим синим фингалом под глазом. — Что, на вокзале взяли? Дембелю в кустах отсасывала? — И баба разразилась громким мерзким хохотом. Потом, заметив, как лицо новенькой передернулось, злобно прошипела:
— Да ты не кривись, столичная! Привыкай! Мы народ простой, университетов не кончали. И по «метрополям» с иностранцами не блядовали. Мы тут все девки правильные — одну повязали за мордобой, другую за х… с трубой. А тя за что?
Ошеломленная такой словесной атакой, Лена непонимающе заморгала.
— То есть как за что?
— За блядки или за прятки? Вот за что!
Лена села на край железной койки и опустила плечи.
— Не знаю. Мне наркотики подбросили.
— А! — Беззубая соскочила на пол. Она оказалась бабой рослой, под сто восемьдесят. — Ну тогда помарафетимся вместе. — С этими словами беззубая подошла к Лене и, взяв ее за руку, рванула вверх. Потом вдруг задрала ей халат, резко просунула потную пятерню под резинку трусиков и стала ощупывать пах и промежность.
Лена дернулась в сторону, но беззубая крепко держала ее другой рукой за шею.
— Куда, курва! — взвизгнула тетка с синяком под глазом. — Ты не вырывайся, чувара! А то мы тя щас всей камерой разложим на нарах как цыпленка табака и умудохаем насмерть! Стой смирно! Тебе еще наша кума осмотр не устраивала? Баба Груня тебя еще не щупала? И ты ей клитор не сосала? Ну ниче, завтра она тебя осмотрит. — И, вытащив руку, удовлетворенно заключила:
— Хорошая манька. Наверно, мужикам нравится. Наверно, мужики любят тебя там языком лизать. Ну и ладненько, теперь мы тебя полижем. — беззубая снова разразилась срывающимся хриплым хохотом.
Она была на полголовы выше Лены и явно сильнее. Но Лена об этом как-то не подумала. Отвратительные грязные слова обитательницы камеры и прикосновения ее мерзких похотливых пальцев возбудили в ней вдруг страшную злобу и даже ярость — она низко завыла и накинулась на свою обидчицу с кулаками, но ее слабые удары почти не достигали цели.
Зато беззубая оказалась прыткой и умелой драчуньей. Она схватила Лену за волосы, рванула так, что у Лены слезы брызнули из глаз, а потом ткнула ее коленом в пах, и Лена упала на койку. Беззубая прыгнула на нее сверху, навалилась всем своим внушительным весом и стала душить. Лена инстинктивно вцепилась ей в плечи, пытаясь сбросить с себя. Но силы были неравны. Скоро Лене уже не хватало воздуха, и она беспомощно застонала. Руки ее бессильно упали на одеяло. Она потеряла сознание.