Анатолий Афанасьев - Радуйся, пока живой
На подготовительную стадию операции у Санина ушло две недели, и за это время он узнал некоторые любопытные подробности из жизни скромного нувориша. Кисилидзе был человеком, внешне абсолютно лишенным страстей: имел всего одну жену и троих детей (все учились в Москве), в редкие часы отдыха уединялся у себя в кабинете и музицировал, его обширная домашняя библиотека состояла в основном из многотомных собраний сочинений отечественной классики. Правда, иногда он пытался выказать себя (дань моде) сторонником нетрадиционного секса, участвовал в шумных, амбициозных тусовках, как-то за ночь просадил сто тысяч долларов в казино, но все эти нелепые потуги были шиты белыми нитками. Со стороны Кисилидзе казался совершенно чужим и каким-то неприкаянным на грозном пиру победителей. Да и национальность у него в некотором роде сомнительная: наполовину грузин, наполовину хохол. Вероятно, Кисилидзе болезненно ощущал свою отверженность и, как выяснил Санин, после особо выгодных сделок, не афишируя, отслаивал солидные благотворительные взносы сразу по трем конфессиям: мусульманской, православной и иудейской. Перед каким богом он надеялся оправдаться на Страшном Суде, было, похоже, непонятно ему самому. В связи со всем этим у Санина возникли сомнения в необходимости акции, чего он не терпел. Сомнения грозили расщеплением сознания, что в свою очередь могло обернуться разрушением внутренней гармонии с миром.
В очередном донесении он поделился своей растерянностью с Самуиловым, но высказался туманно, в том ключе, что, возможно, есть более срочные объекты, представляющие больший государственный интерес. Генерал воспринял его колебания раздраженно и ответил обширной депешей, которая делилась как бы на три части. В первой приводилась общеизвестная статистика протекающего в России геноцида. Из нее следовало, что, говоря по-военному, население страны ежедневно убывало на два полноценных полка, и если не затормозить зловещий процесс, то к 2020-ому году оно сократится примерно вполовину. Далее генерал приводил исторические сведения, подкрепленные цитатами из первоисточников (начиная с Библии), свидетельствующие о том, что выдающиеся преступники всех времен, тираны, узурпаторы, инквизиторы, кровопийцы, как правило, в обыкновенной жизни отнюдь не выглядели таковыми. Напротив, многие из них слыли образцовыми гражданами, чадолюбивыми отцами, покровителями искусств, защитниками обездоленных — и прочее в том же духе. Известно и то, что ни одна война в мире, ни одно кровавое и подлое истребление инакомыслящих не начинались без провозглашения самых гуманных и благородных идей. В заключение Самуилов советовал сентиментальному полковнику взять себя в руки, не умствовать без нужды и честно выполнить свой долг.
Санина ответ не убедил, и он решил, прежде чем провести акцию, повидаться с заинтересовавшим его банкиром. Узнай генерал об этом решении, он, пожалуй, мог бы задуматься: того ли человека поставил во главе «Варана»?
Кисилидзе, крепенький, энергичный, подтянутый, с располагающей к себе улыбкой, встретил Санина посреди кабинета, пожал руку, повлек к уютному столику в глубине комнаты, интимно освещенному мраморным торшером-нимфой.
— Прошу, прошу… Марик Викторович? Очень рад. Будимович ввел меня в курс дела, но только вчерне, как вы сами понимаете…
Мистификацию со звонком от Будимовича, президента парагвайской фирмы «Монако», с блеском провел через Интернет Гоша Серебряков, компьютерный мозг «Варана», виртуальный скиталец, юный доктор наук и мушкетер в одном флаконе, он же принял и «загасил» проверочный сигнал из «Медиума». Имитация получилась столь впечатляющей, что сам Гоша пришел в восхищение, что с ним редко случалось, и до позднего вечера бродил по особняку, повторяя, наподобие Пушкина: «Ай да Гоша, ай да сукин сын!» — пока озадаченные сослуживцы не угостили его стаканом анисовой настойки, после чего фанат компьютерных игр впал в алкогольную кому на несколько часов. «Монако» — посредническая фирма с отменной репутацией, известная на весь мир, к сотрудничеству с ней стремились самые раскрученные российские авторитеты, но мало кому это удавалось. Фирма была чрезвычайно щепетильна в выборе партнеров, поэтому вполне понятно было волнение Кисилидзе, с которым он встретил ее посланца. За спиной «Монако» стояли знаменитые финансовые корпорации Штатов и Европы, и когда она вступала с кем-нибудь в контакт, тренированное ухо легко угадывало сладостный шелест зеленых купюр, а перед внимательным оком возникали сокрушительные цифры с неисчислимым количеством уходящих вдаль нулей. Да и президент Будимович для тех, кому положено знать, был не менее значительной и легендарной фигурой, чем великий покровитель российского бизнеса дядюшка Сорос.
…Кисилидзе распорядился по селектору:
— Нина, ко мне никого!
Смотрел на гостя выжидающе, с приятной открытостью во взоре. На столе — непременные в таких случаях напитки, фрукты. Надо заметить, тихий банкир обосновался в центре Москвы недурно: старинный особняк с колоннами, рабочий кабинет, хотя не очень большой, но стильно меблирован под мореный дуб, с музейной люстрой под потолком.
Санин держался с чуть заметным высокомерием, как и положено инспектору из вышестоящей организации. Обменялись дежурными любезностями: Кисилидзе поблагодарил за честь: как же, сам Будимович заинтересовался его скромной персоной. Санин дружески улыбнулся:
— Не скромничайте, Кисилидзе, ваша репутация известна. Не секрет, в Москве осталось мало людей, с которыми можно иметь дело. Я имею в виду, порядочных людей. Но вы, безусловно, один из них.
От похвалы Кисилидзе вспыхнул, как девица, и Санин отметил, что он неплохой актер.
— Мне поручено говорить с вами прямо, без экивоков. У «Монако» большие планы сотрудничества с вашим концерном, но для начала хотелось бы получить поддержку в одном маленьком предприятии. Провести, так сказать, пилотную совместную акцию.
— Слушаю внимательно, — на смуглом, загорелом лице банкира выразилась серьезнейшая готовность соответствовать любому предложению. Хороший актер, первоклассный.
— Вам что-нибудь известно про застрявший в Адриатике грузовой караван?
— Да, известно.
— Что именно?
Кисилидзе напрягся.
— Не очень много. Кажется, речь идет о неком химическом сырье, принадлежащем Соединенным Штатам.
— Можно сказать и так. Уточнять, полагаю, не обязательно.
— Простите, господин Сандалов, какое отношение я могу иметь?..
Санин торжественно поднял руку.
— Нет смысла вникать в подробности. Проблема заключается в следующем. Необходимо организовать на территории России коридор и транспортировку груза до места назначения. Предположительно до Урала.
— Но…
Санин нахмурился, поднес к губам бокал с нарзаном.
— Одну минуту, уважаемый… Возможно, я не очень точно выразил суть нашей просьбы. От вас лично не потребуется никакого участия. Так, сущие пустяки. Несколько подписей на сопроводительных документах, небольшие финансовые контракты… Иными словами, некоторое официальное прикрытие. Хочу сразу успокоить, сделка совершенно законная, в русле договоренностей с соответствующими министерствами… Повторяю, это всего лишь пробный Камень в нашем дальнейшем сотрудничестве.
По побледневшему Кисилидзе было видно, что он ожидал чего угодно, но не такого дерзкого и, в сущности, нелепого предложения. Его недоумение выразилось в наивной Фразе:
— Простите, господин Сандалов, я не совсем понимаю, зачем это нужно Будимовичу?
Санин улыбнулся снисходительно.
— Я всего лишь порученец и тоже не очень-то вникаю в нюансы. Полагаю, тут скорее политика, чем чистый бизнес.
— Политика?
— Разумеется, политика. Следом за долларовой интервенцией наступила очередь освоения территорий. Образно говоря, время жатвы. Все логично. Вы же не станете уверять, что для вас это новость? Корпорация Будимовича, будучи гигантским международным посредником, естественно, не может остаться в стороне от крупнейшей гуманитарной акции века. Правительства всех развитых стран высоко оценивают подобные услуги.
Кисилидзе задумался, как бы на несколько минут выпал из разговора, опустив голову и по-детски прижав палец к губам. Санин его не торопил. Он примерно представлял, какие доводы «за» и «против» крутились в напряженном мозгу банкира. Но если бы тот знал, что решается вопрос его собственной жизни, которая болталась на волоске, его мысли обрели бы более четкое направление.
— В принципе, я согласен, — выдохнул наконец банкир и тем самым подписал себе приговор. — Только хотелось бы получить гарантии и некоторые разъяснения. К тому же…
— Все получите, — бодро перебил Санин, ощутив привычное душевное равновесие: сомнения развеялись. Перед ним сидел враг, недочеловек, и жалеть его было то же самое, что сочувствовать хорьку, хозяйничающему в курятнике. — У нас предварительная встреча. Я сегодня же сообщу Будимовичу о вашем любезном согласии и, возможно, он захочет, чтобы вы приехали на недельку в Штаты для личного знакомства. Дело не такое уж спешное.
