Михаил Нестеров - Спецкоманда №97
— Товарищ генерал...
— Молчать! — повысил голос Паршин, чем привлек внимание офицеров из службы охраны: они резко шагнули к шефу, запустив руки под пиджаки, но снова были остановлены повелительным жестом руки. — Не забывай, что это ты обделался. И вообще не зарывайся. Твоя беда в том, что ты забыл, с чего начал. Понял?
— Да, Александр Петрович. — Влад опустил глаза. — Мне подготовить план местности, где расположен тренировочный лагерь?
— Нет.
— Нет? — удивился Тульчинский.
— Кому положено, уже знают об этом. Мы скоординируем наши действия вечером. Жди меня здесь же в восемь часов.
Полковник Артемов нервничал и с возрастающим беспокойством смотрел на специалиста из технического отдела.
— Ну что, Саша?
— Что за хрень! — ругался Остапенко. Он не мог зафиксировать беседу Паршина и Тульчинского. Звукозаписывающая аппаратура фиксировала лишь какие-то посторонние шумы, трескотню, словно чувствительная гиперболическая антенна была сковородкой, на которой жарились грибы, а такой же чувствительный микрофон — сковородником.
Опергруппа расположилась в квартире майора-пограничника. Окна выходили на мемориал. Расстояние нормальное для того, чтобы записать не то что голоса, но и отдельные шумы. И вот пожалуйста...
— В чем дело, Саня?
Остапенко покачал головой.
— У них в машине защита от прослушки, излучатель помех. Как пить дать. Глушит всю нашу аппаратуру.
— Черт возьми! — Артемов встревожился не на шутку. — А они смогут обнаружить нашу подслушку?
— Да вряд ли... «Жучки» — могут. И то с близкого расстояния.
Наготове стояла машина с мощным приемником — это на тот случай, если Паршин пригласит агента прокатиться вместе с ним. И вот, как выяснилось, даже этот вариант не срабатывал.
— Стоп, стоп! — Остапенко прижал наушники ладонями и сморщился от напряжения. «Жди меня здесь же в восемь часов», — сквозь шум помех разобрал он. Хоть что-то... — У них повторная встреча. Здесь же. В восемь часов, — в несколько приемов выговорил он, словно боялся забыть.
Артемов прикурил «Приму» и отошел от окна. Итак, подвел итог полковник, что мы имеем. Главного фигуранта — это хорошо. Но неизвестны его планы. Возможно, вечером удастся записать беседу Паршина и Влада: замаскировать «жучок» среди цветов. Хотя...
— Саня, а что, если поставить «жучок» у мемориала? — с надеждой спросил он.
— С такой аппаратурой, как у них, вычислят стопроцентно. — Техник покачал белокурой головой. — Парни из Федеральной службы охраны дело свое знают. Только мы прохлопали этот вариант. Будь я на вашем месте, рисковать бы не стал, Михал Васильич. У нас есть видеозапись, может, спецы по артикуляции что-нибудь выжмут.
— Может, и выжмут, — согласился полковник, машинально глянув на видеокамеру, высившуюся в середине комнаты на штативе. — Только времени уйдет много.
Какие инструкции получил Влад? — думал Артемов, глядя на агента из глубины комнаты. Брать ли его после встречи с генералом и колоть горячего? Или холодного — в «Аквариуме»? Везти его в Москву, не проронив ни слова. Михаилу Артемову необходимо было связаться с руководством, хотя он точно знал, что получит отмашку «доиграть пьесу до конца», выяснить дальнейшие планы Паршина и дать ему увязнуть. Ответ напрашивался сам собой: либо ликвидация оставшихся свидетелей, либо их запугивание. У каждого есть семьи, дети.
Артемов был из тех, кто не поминал всуе «если бы да кабы». Иначе мог бы пожалеть о том, что на посвятил в свои планы Олега Колчина даже после того, как сделал ставку на Влада. Оба офицера согласно показаниям «чахоточного» чаще других общались с «экипажем-97». То есть два крепких подозреваемых. Один из которых хоть и занимал должность старшего инструктора, но мог влиять на принятие решений, касающихся комплектации экипажей, с точки зрения психолога, предварительно изучив характеристики бойцов на предмет пока что «черновой» психической совместимости.
* * *Две машины развернулись, оставив в облаке пыли Тульчинского. Он смотрел не вслед удаляющимся машинам, а на букет ярко-алых гвоздик у подножия обелиска. Со стороны казалось, что этот ссутулившийся человек, оплакивая погибших, не может двинуться с места... Словно прикованный к мемориалу, он думал: мог ли Паршин договориться с руководством ГРУ о том, что берет проблему на себя, что тем не следует вмешиваться? А если хотят вмешаться, то им предстоит позаботиться по меньшей мере о трех свидетелях. В противном случае военных, ГРУ в частности, съест пресса, и что станет с руководством, останется лишь гадать. Ведь СМИ — самое грозное оружие, с ними выигрываются сражения, с их помощью низвергаются кабинеты министров, рушатся государственные системы; а что они делают с отдельными личностями, лучше не вспоминать. Да, размышлял Влад, Паршин мог пойти на такой шаг, причем резко, не глядя, кто стоит на пути: «Ты — начальник ГРУ, ты — директор ФСБ, а я — ваша совесть». До некоторой степени так и было, когда Паршин подчищал за спецслужбами дерьмо, лишь бы «не позорить страну и президента».
По большому счету Влад оставался спецназовцем и сейчас думал этими категориями: «Как долго ты сможешь продержаться, если кто-то не будет прикрывать тебе спину?» Сейчас его спину не прикрывал никто, а грудь была нараспашку для открытого удара. Как он и предполагал. Его поставили в заведомо проигрышную ситуацию, и выиграть он не мог по определению.
Слегка пожалел седьмой экипаж: его бойцам придется противостоять многоопытным спецам одной из бригад Паршина. Вздохнул по поводу своего товарища... Впрочем, Колчинсам напросился... не догадываясь, что давно стал жертвой. На него охотились две группы, а выжлятник — один. Выбора у Колчина не было.
Седьмой экипаж.
Группа сержанта Климова.
В голову пришли мысли, откровенно смутившие Влада: это противостояние двух боевых групп в непроходимых болотах. Похоже на лишнюю сцену в дешевом боевике. Но седьмому экипажу не обязательно вступать в бой с противником, бойцы «семерки» уже доказали, что способны выполнить любой приказ. Стоит отдать распоряжение, и они, бросив капитана в лагере, вернутся на базу. А в это время люди Паршина уберут капитана, оставшегося без связи и охраны. Влад мог передать приказ по радиостанции хоть из своей квартиры. Он знал частоту, позывной группы. Знал, когда центр мог выйти с бойцами на связь, а когда эфир был свободен от голосов радистов. К примеру, в обеденные часы никто и никогда не подойдет к радиостанции. Этот факт давно припал к истории.
Но смущение тотчас забудется, когда Влад узнает имена тех, кто выйдет на охоту на капитана Колчина. Руки Тульчинского безжизненно повиснут, и он оценит все коварство своего бывшего шефа. Он скажет себе: «Все гениальное просто».
* * *Москва, штаб-квартира ГРУ
Генерал армии Ленц находился на своем рабочем месте, когда из Каспийска пришла первая «результативная», по его определению, информация. Игорь Александрович закончил Минское высшее инженерное зенитно-ракетное училище в 1969 году, Военную академию имени М. В. Фрунзе — в 1974-м, Военную академию Генерального штаба ВС — в 1988-м. Больше двадцати лет проработал в органах Главного разведывательного управления. С 1992-го по 1997-й был начальником управления, первым заместителем начальника ГРУ. Именно в этот период он наиболее тесно контактировал с шефом контрразведки. Однако на короткой ноге они не были никогда. Паршин из тех людей, дружба с которыми к чему-то обязывает. И если бы полковнику Михаилу Артемову, который когда-то окрестил коллегу из политуправления «профессиональным мужчиной», довелось побывать на совещании вместе с Паршиным, он бы дал ему соответствующую характеристику: профессиональный разведчик.
Разведчики — народ особый, они никому не верят до конца. А Паршин, казалось, не верил никому вообще. Ленц представил его в кругу семьи и даже слегка пожалел: рядом его близкие, а ему не с кем поделиться. Привычка никому не доверять, «вышедшая из разведпрошлого», стала его постоянным багажом. Разумеется, наложилась на характер и усугубилась опытом собственным.
И Ленц, узнав, кто стоял за терактом, совершенным в конце августа 97-го, ничуть не удивился. Впрочем, немного поразмышлял над этим. Такие, как Паршин, любят власть больше других, деньги для них — лишь символ могущества, инструмент, которым они открывают любые двери. А как же интересы? Хотя бы к жизни? А это и есть жизнь. Она у каждого своя. Кому-то не хватает куска хлеба, а Паршин, к примеру, не проживет и дня без интриг.
Он легко убрал с пути Валерия Максакова, вряд ли его мучила совесть, когда вслед за ним ушла группа спецназа. К нему было неприменимо русское слово «убийца», но подходил английский вариант — assassin. Как бы обезличенное, шипящее и холоднокровное, определяющее не сущность, а вид или класс. Он шипел, угрожая, и был готов в любой момент нанести смертельный удар. Любая ложь становится правдой, если ее рядят в латынь. В какой-то степени это можно было отнести к кожному покрову Паршина, только с поправкой на English.
