Сергей Зверев - Святой – Гарпун для акулы
Когда Виктора привезли на зону, сменив строгий режим на общий. Струна уже тянул свой срок. Новичка он сразу запланировал взять в оборот. Дождавшись отбоя, беспредельщик с тремя шнырями из своей своры подошел к койке, на которой спал Новиков.
– Что гужуешься, мужик! Мы еще не познакомились!
Он рывком сдернул одеяло.
– Слушай, баклан помойный… Отойди от моей шконки и не воняй! спокойно произнес Новиков. Мытарства по камерам СИЗО, столыпинским вагонам пересыльного этапа и особенно пребывание в тюрьме и лагере строгого режима научили его правилу – незамедлительно давать отпор всякому, кто попытается унизить тебя.
– Припух, сволочь! Поднимайся на "правилку"! – деланно возмутился Струна. Сломать новичка было необходимо для утверждения своего статуса крутого мужика. – Говорят, ты на воле по людям танком проехался… Нюхнул человечины, волчара! Ничего, здесь тебе клыки повыдергиваем! Вставай, сука! – Он потрясал растопыренной пятерней перед лицом невозмутимого Новикова.
Стараясь сохранять самообладание, хотя после таких обвинений это было сложно, тот попытался осадить зека:
– Под "законника" канаешь? Дешевка!
Драка стала неизбежностью. Оба это понимали, но каждый стремился потянуть время, чтобы лучше оценить противника.
"Шныри у него дрянь. Дохляки, – подумал Новиков и внутренне сконцентрировался. – В правой руке что-то прячет. Надо вырубать парня с первого удара. Остальные сами разбегутся. Сявка, как они говорят, но надо быть начеку".
Физическая сила – единственный весомый аргумент на зоне, и Виктору предстояло доказать, что он у него есть.
Струна действительно "канал" под эпилептика. Выпустив струйку слюны из уголков рта, жутко подворачивая глаза к потолку, он картинно рвал на себе черную майку – знак принадлежности к элите блатной братии.
– Кровосос! – страдальчески изнемогающим голосом вопил он. – Семьдесят лет с гаком на нашей шее сидели!
Коммунисты долбаные!
Струна переключился на политику:
– Привыкли простой народ танками давить! Скажи, паскуда, нравится людей трамбовать гусеницами? Ну, ответь!..
– Газет начитался? – спокойно парировал Виктор.
– Я ваши бумажки на парашу брать брезгую…
– Ладошкой подтираешься?
– Ах ты, гад! – Струна понял, что все взгляды обращены к нему, и показывал себя во всей красе.
Но драка по-прежнему не начиналась. Необходимо было выиграть словесный бой. Струна, тянувший не одну ходку, понимал, как важна "моральная" победа. Она укрепляет репутацию честного борца за правду, умного и справедливого зека, к которому можно обратиться за советом, попросить рассудить спорящих.
Вопли Струны перешли в душераздирающие стенания.
– Я все про тебя знаю, сучара! С воли весточка пришла!
Кореша! – обратился он ко всему бараку. – К нам душегуба подсадили! Собаку бешеную…
– Кондрашка не хватит? Слюной весь изошелся!
Виктор приподнялся и высвободил зажатую уголовником руку.
Тут и началось. Первым ударил вор. Его красноречие иссякло. Кулак с зажатой свинчаткой угодил Новикову в переносицу. Удар был метким и сильным.
Голову Новикова отбросило на подушку. Не поднимая ее, чтобы не схлопотать очередного тычка, Виктор схватил нападавшего за шею.
Шныри зека лупили Виктора по всему телу, но это была скорее "психическая атака". Второго удара свинчаткой Новиков не допустил. Притянув Струну к себе, он коленом саданул противника в бок, отбросил от кровати и сам соскочил с нее.
Уголовник упал на пол. Пока он поднимался, бывший десантник успел расправиться со шнырями. Сделать это было несложно. Ребята и впрямь оказались хилыми.
Одного удалось достать ногой точнехонько в солнечное сплетение. Парень вырубился надолго. Второго успокоил ребристый край кровати, в который он врезался челюстью.
Шнырь взвыл от боли и отполз в сторону.
– Порешу гада! – подбадривая себя воплем, ринулся в атаку Струна.
Его пыл остудил нехитрый бросок с захватом рукава. Виктор загодя принял левостороннюю стойку, чтобы удобнее было сделать подсекающий мах левой ногой.
Бросок получился на "отлично". Нападавший потерял равновесие и вновь оказался на полу.
Барак застонал от восторга. Зрелище стоило того. Уязвленный неудачей. Струна еще не потерял надежды на победу. Он не стал растрачивать силы на ругательства, стиснул зубы и молча пошел в атаку.
Дальнейшее можно было назвать библейской фразой – избиение младенцев. Новиков продемонстрировал несколько коронных бросков боевого самбо, оставив про запас самые опасные для жизни. Получать новый срок за какого-то паршивого блатаря Виктор не собирался.
Дневальный по бараку, выставленный на стрему, восторженно выдохнул:
– Ну, блин. Струна и летает! Как бабочка…
В бараке, казалось, не осталось углов, куда бы не шлепнулось тело зека.
– Хватит, борзой? – участливо поинтересовался Виктор.
– Еще.., ввали ему еще! – ревела публика, разгоряченная поединком и околдованная боевым мастерством новичка.
Так, вероятно, кричали древние римляне, жаждущие смерти поверженного гладиатора.
Но Струна не был гладиатором. Он был всего лишь пожилым вором-щипачом, заслужившим кличку за удивительно длинные пальцы.
– Хорош, кореш! – прохрипел он, уже не пытаясь подняться.
Драку помнили в бараке долго и впоследствии делили все происшедшие события на до и после боя.
Естественно, про этот случай вскоре узнала вся зона.
Слава "крутого носорога" приклеилась к Новикову, как банный лист к небезызвестному месту. Желающих проверить прочность этой славы до поры до времени не находилось.
Струна зла не затаил. Он просто признал противника существом более высокого ранга, нежели он сам. Закон превосходства физической силы основное правило жизни зоны – сработал безотказно. Но в глубине души уголовник не понимал Новикова.
Умея так "гасить" противника, и не качать своих прав?
Пахать на лесозаготовках словно простой мужик да еще сучкорубом на самом паршивом участке работы?
Все это не укладывалось в голове Струны.
Его смиренная покорность перед Новиковым переросла в пламенную привязанность и преданную дружбу. Основания для этого были веские.
Примерно через год после грандиозной драки на зону с новым этапом прибыл дегенеративный ублюдок по кличке Сюсьман. Малый тщедушного вида входил в печально известную кемеровскую группировку, терроризировавшую предпринимателей, директоров крупных промышленных предприятий.
Банда имела солидный послужной список. Пожалуй, они опробовали все способы убийств: удушение, мучительные пытки, насильственные инъекции наркотиков и еще многое другое, что нормальному человеку в голову не придет. Кемеровское РУОП и сыщики с Петровки сели банде на хвост.
Но тогда удалось взять лишь нескольких подельщиков. Главари же сумели улизнуть.
Среди влетевших оказался Сюсьман. На зону он заявился с уверенностью в собственном превосходстве молодого волка над всей остальной лагерной рванью. Меткое определение "отморозок" уже гуляло по лагерям. Старые уголовники пасовали перед новой порослью, не знавшей пощады, не признававшей неписаных воровских законов. Отморозков побаивались и ненавидели.
Сюсьман был классическим представителем этого типа.
Среднего роста, костлявый, с выпиравшими под лагерной робой ключицами, он смотрел всегда немигающим взглядом, как будто вовсе не имел век.
Следствию не удалось уличить его в принадлежности к преступной группировке. Он пошел по статье за незаконное хранение огнестрельного оружия.
Струна схлестнулся с кемеровским бандитом из-за пустяка. Отморозок как-то одолжил у него самодельный кипятильник – бритвенное лезвие на длинной стальной проволоке, концы которой вставлялись в розетку.
Новоиспеченный друг Новикова терпеливо ждал, когда ему вернут ценный прибор, незаменимый при приготовлении чифиря. Когда терпение уголовника лопнуло, он направился к должнику, чтобы задать один вопрос:
– Ты что, баклан, заныкать кипятильник задумал?
И незамедлительно получил крайне невежливый по лагерным меркам ответ:
– Дерни отсюда, козел!
В долгу Струна не остался, пообещав наказать молокососа.
Сюсьману было двадцать два года. Скорее всего знакомый Новикова дальше слов идти не собирался. Слишком дурная слава была у кемеровского бригадира. Он так бы и проглотил обиду, но сопляк сам пошел на обострение конфликта, обозвав Струну совсем уж нестерпимым ругательством, помянув всех его родственников, друзей и знакомых, пообещав отыметь всю эту категорию людей противоестественным способом.
– Тормоза у Струны сдали. Он сжал обидчику кадык своими тонкими, но крепкими, как стальные прутья, пальцами.
Полбарака оттаскивало его от Сюсьмана.
– Просись о переводе в другой лагерь! – клокочущим от гнева голосом предупредил отморозка "честный" вор.
