Владимир Михановский - По острию ножа
Что же касается России…
Роксолана отбросила праздные мысли, перевела затвор и вгляделась в оптический прицел: ее внимание давно уже привлекали три фигурки, стоявшие за бронетранспортером — тени от них падали на дорогу, по ним можно было понять, чем занимаются эти люди. Она ждала, чтобы кто-то из них хоть на мгновение выдвинулся из-за укрытия, чтобы снять его. Судя по тому, как фигурки о чем-то совещались, это было начальство.
Никто, однако, не торопился высовываться, и внимание снайпера отвлеклось. А теперь вот, когда глянула — фигурок осталось две: одна, наиболее подвижная, успела-таки выскользнуть, пропала из поля зрения… Досадно.
Она громко, по-мужски выругалась — из всего русского Роксолана любила только мат.
А за что их, русских, любить?
Они всегда только и делали, что угнетали ее родную неньку — Украину. Лучших сынов убивали. Великого Кобзаря — Тараса Шевченко на каторгу сослали… Да мало ли чего еще натворили, пока Украина не сбросила цепи и стала незалежной.
Ничего, отольются волку овечьи слезки…
Теперь вот Украина и Чечне протянет братскую руку и поможет ей стать независимой.
Бой внизу то затихал, то разгорался с новой силой.
Роксолана выискивала добычу пожирнее, позаметнее. Главарь иногда давал надбавку, если убитым оказывался не солдат, а кто-нибудь рангом повыше.
Две фигурки все еще стояли за БТР.
У одного из них болтался на шее бинокль. Значит, важная птица. Может быть, даже командир отряда. Вот кого бы пришить — хорошую премию отхватить можно.
«Ну, выйди, выйди, миленький, — мысленно молила Роксолана, внезапно придя в хорошее настроение. — Выйди на крылечко, ты мое сердечко, без тебя тоскую я давно…»
Роксолане показалось, что обе фигурки смотрят в ее сторону.
Чепуха, они не могут знать, где она находится. Снайперская позиция замаскирована, а вспышек выстрелов днем не видно.
Догадались, вычислили? Нет, не под силу это русским недотепам.
Тень первой фигурки подняла бинокль, поднесла его к глазам и долго смотрела в ее сторону, затем на что-то указала рукой своему собеседнику.
Роксолана проследила за направлением его взгляда… и обмерла. Ей показалось, что по склону горы медленно, какими-то рывками перемещается в ее сторону… автомат. Да, автомат Калашникова, причем сам по себе.
Лейтенант был по-настоящему счастлив, когда выбор остановился на нем. Задание не показалось ему таким уж опасным, зато чертовски интересным. Такое увидишь только в кино — снять вражеского снайпера! Нет, он не был желторотым птенцом и знал цену жизни. Но хотелось испытать себя в настоящем деле, причем самостоятельно.
В уме уже складывались строчки письма, которое он напишет матери, когда вернется, выполнив задание…
Он опишет все по порядку.
Как, получив задание, пригибаясь, побежал к своему прикрытию, достал из сидора белое, как снег, не успевшее загрязниться полотенце, которое прислала она, мама.
Как надел белый маскхалат, затем тщательно завернул автомат в полотенце, затем, огибая поле сражения, двинулся в сторону горы, на вершине которой засел чеченский снайпер.
Подъем в гору происходил буднично, так что поначалу охотник даже несколько разочаровался. Шел пологий склон, ползти было легко. Снега было немного, из-за постоянных ветров он здесь не залеживался. Автомат, ничем не выделявшийся на снегу, почти не мешал.
Дальше, правда, дела пошли похуже.
Траектория, которую они наметили с командиром и его заместителем, шла по витку спирали, который уходил за гору — необходимо было выйти на снайпера с тыла.
Путь стал круче, и теперь каждый метр давался с трудом. Даже автомат, прежде такой легкий, начал наливаться тяжестью, черт бы его побрал. Кроме того, под снегом скрывались острые края мелких скал и обломков породы, они-то и донимали больше всего. Они царапали руки, разрывали в клочья одежду, даже прочные армейские ботинки раздирали. На локтях продралась куртка, локти были изранены и болели, несмотря на сильный мороз.
Подъем стал еще круче. Теперь он на каждом шагу цеплялся за стволы чахлых деревьев и облетевшего кустарника, часто и подолгу отдыхал, упав лицом в снег.
Отдышавшись, хватал ртом немного снега и жадно его глотал. Снег был чистейшей белизны и почему-то остро пах мороженым.
Начальник чеченского соединения ценил свою снайпершу и брал ее не на все операции, а только на самые ответственные. Платил он ей немало — хорошие стрелки были у чеченцев в цене, но он не жалел о затраченных деньгах, полагал, что они окупаются сторицей.
Молодая женщина сумела сразу поставить себя в отряде, к тому же и начальник ей покровительствовал. Она знала только свои служебные обязанности — и ничего более.
Одно время начальник испытывал было к ней влечение, однако сближения так и не произошло. Его притязания Роксолана встретила достаточно сдержанно.
Однажды (дело было после удачного набега на казачье поселение за Тереком) боевики устроили веселый сабантуй. Расположились с добычей в высокогорном ауле, пили и гуляли. Им было что отметить — вволю пограбили, захватили пленных, угнали скот, который по дороге тут же удачно продали.
Вечером, после умеренной попойки, начальник предложил Роксолане заглянуть к нему в гости, и сделал это достаточно недвусмысленно. Он занимал лучший в ауле дом, который ему уступил хозяин, перейдя на время в сарай.
— С ночевкой? — повторила Роксолана.
— Ну да. Дом слишком большой.
— И что?
— Боюсь спать один, — пошутил начальник.
Роксолана встретили шутку с каменным лицом:
— Это входит в мои обязанности?
— Нет.
— Значит, подлежит дополнительной оплате, — пожала плечами женщина.
Начальник заканчивал Сорбонну, поездил по белу свету, навидался всякого в том же Париже, но холодный цинизм снайперши его несколько удивил. Или это она специально надела такую маску, боясь пойти по рукам боевиков?
— Роксолана, а тебя интересует что-нибудь, кроме денег? — спросил он.
— Да.
— Что же именно?
— Еще большие деньги.
После этого короткого разговора приглашать Роксолану к себе ему расхотелось.
Дело в том, что незадолго перед этим у начальника с Роксоланой состоялся примечательный разговор, после которого он смотрел на нее как на чужого поля ягоду. Она превратилась для него в возможную постельную принадлежность — и только.
Несмотря на европейское образование и долгие годы, проведенные на западе, начальник в душе всегда оставался истинным мусульманином. Ни одна из других религий его не прельстила.
Таким он вернулся и в Чечню.
В его отряде украинка была единственным человеком чужой веры.
— Роксолана, — спросил он однажды. — Какому богу ты поклоняешься?
— Меня в церкви крестили.
— Значит, ты христианка?
— Выходит, так.
— И что дает тебе твоя вера?
— А что она должна давать?
— Бог должен помогать, когда он могущественен.
— Я у него ничего не прошу.
— Зря.
— Мне ничего не надо.
— Это неправильная постановка вопроса. Человек всегда нуждается в покровительстве бога.
— А если человек не получает его?
— Значит, его бог ничтожен.
— Извини, я не расположена к богословским спорам. Целый день сегодня торчала в снайперском гнезде, замерзла как собака. И ни одного оккупанта не подстрелила.
— Значит, слабый у тебя бог.
— Хорошо, пусть будет слабый.
— А нужен тебе слабый бог?
— Ах, так вот ты куда клонишь? — догадалась наконец Роксолана. — Хочешь склонить меня в свою веру?
— Никого я никуда не склоняю, — ответил чеченец. — Но мне бы хотелось, чтобы ты перешла в мусульманство.
— Мне это ни к чему.
— Посмотри, сколько твоих единоверцев переходит в мусульманство, — сказал начальник. — Причем они делают это добровольно.
— Сомневаюсь. Мне подруги говорили, что вы заставляете переходить в мусульманство русских солдат, попавших в плен, под страхом смерти…
— Тоже мне авторитет — подружки! Они приехали в Чечню только, чтобы заработать денег, и ничего о нашей жизни не знают.
— Нет, я в такие игры не играю, — решительно произнесла Роксолана.
— Тогда у нас ты не выдвинешься.
— А я и не собираюсь делать в Чечне карьеру. Заработаю немножко и домой вернусь.
— Хорошо. Вернешься на Украину и будешь там проповедовать учение Аллаха.
— Боюсь, получится иначе: вернусь домой и стану там всем чужой, — ответила Роксолана.
Так ни до чего и не договорились.
Украинка надолго запомнила этот разговор, запомнил его и начальник отряда. После чего последний заметно охладел к волоокой красавице, бывшей биатлонистке, однако продолжал ее высоко ценить за мастерство и выдержку в работе.
Этого сражения начальник отряда ожидал давно. Был у него человечек в русском штабе, который приторговывал, и не так, чтобы очень дорого, военными секретами.
