Сергей Самаров - Огненный перевал
И тем не менее неприцельный и хаотичный встречный огонь все же оказался достаточно сильным. У Биболатова, похоже, не было недостатка в патронах, и пули обильно полились и вдоль ущелья над нашими головами, и по склонам, с которых стреляли. Это значило, что нам пора было отходить. Именно так я инструктировал свою группу.
Запланированный отход тем и отличается от незапланированного, что имеет конкретную цель. Это может быть отход после удачно проведенной диверсии, это может быть заманивание противника в ловушку или отвлечение на себя значительных сил с тем, чтобы другие силы воспользовались моментом и ударили противника или в спину, или во фланг. Второе обычно бывает предпочтительнее, потому что удар в спину создает опасную позицию и тому, кто заманивал противника, потому что он оказывается на линии огня, только на более дальней дистанции. В нашем случае это было одновременно и удачно проведенная вылазка, и заманивание противника в ловушку.
Мы отходили заранее просмотренным маршрутом, потому не суетились, даже не торопились, хотя и не медлили тоже. Спокойно, без суеты, прикрывая перебежки друг друга. Насколько я заметил, отошли вполне удачно, без потерь. А все потому, что пути отхода были заранее просмотрены каждым и использовано каждое укрытие. Кроме того, боевики так и не смогли определить наши позиции, хотя и определили по звуку выстрелов, что мы отходим. В этом, несомненно, заслуга их командиров, потому что в условиях узкого ущелья, когда эхо перемешивает звуки собственной стрельбы со звуками стрельбы противника в невероятный на слух коктейль, это сделать сложно. Но они определили. И естественно, сделали все грамотно. Если противник рядом, его следует преследовать, не дать оторваться для перегруппировки и поиска выгодной позиции. Они же не предполагали, что наша позиция заранее заготовлена. Более того, что это не простая позиция, а уже укрепленная каменным бруствером, что сразу сводит на нет все преимущество боевиков в количестве.
Мы как раз подошли уже к своему брустверу, когда где-то там, за спинами наступающих боевиков, раздался вдруг сильнейший взрыв, мощный гул гуляющего, скачущего по скалам звука, и сразу за ним второй, словно бы от детонации. Впечатление было такое, что взорвался армейский склад боеприпасов. Но, конечно, это опять постаралось эхо, многократно увеличив объемность взрыва. Тем не менее, остановившись и оглянувшись, я увидел, как остановились в беспокойстве и наши преследователи. Я не мог предположить, что там такое произошло. Я лично никаких сюрпризов в той стороне не планировал. Я запланировал сюрприз другой, и прозвучавший не вовремя взрыв остановил боевиков в непосредственной близости от моего сюрприза. Однако отменять свою задумку я не думал, и потому, улегшись за бруствером, как первоначально и собирался, не стал полагаться на то, что чья-то неосторожная нога зацепится за мою «растяжку». Я поставил «растяжку» так, чтобы граната под корнем сосны, что в основном и держала корпус вертолета, могла взорваться и от легкого высвобождающего движения крупного, но неустойчиво устроенного камня. И я сразу вставил в свой «подствольник» единственную, имеющуюся у меня гранату.
— Что там грохнуло, товарищ старший лейтенант? — почти с восторгом спросил младший сержант Отраднов.
— Я хотел у тебя поинтересоваться.
— Может, Одинцов что-то сотворил.
— Может… Боевики его за спиной оставили. Он мог уже и двинуть в путь. Как его зовут?
— Кажется, Максим…
— Молодец, Максим Одинцов, если это в самом деле он…
* * *Но пока нам было не до гаданий. Взрыв за спиной не остановил наступающий порыв бандитов, хотя на какой-то момент и затормозил его. Вовремя, кстати сказать. Мы как раз позицию за бруствером заняли и разобрали между собой бойницы.
Боевики вперед двинулись с прежним рвением, может быть, даже более озлобленные и обеспокоенные, а оттого отчаянные. Я буквально шаги их считал. И рукоятку своего автомата в плечо упер, чтобы как следует прицелиться по камню. Момент я выбрал подходящий. Выстрел «подствольника» прозвучал угрожающе, на пару секунд заложило ватным шумом уши, но я на это привычное состояние внимания не обращал, я вперед смотрел и убедился, что выстрелил точно. Камень вздрогнул основательно, разбрасывая осколки своего тела вместе с осколками гранаты, и за этим звуком почти неслышимым остался взрыв гранаты на склоне и треск сосновых стволов. Боевики не смогли сразу понять, что происходит. Они не остановились раньше, но остановились тогда, когда спасти их могла только быстрота ног. То есть сделали все так, как я и рассчитывал, но не так, как следовало бы им поступить, чтобы спастись. Сначала в узкую полосу дна ущелья упали стволы сосен, потом, ломая их, корпус вертолета.
— Пулеметчики! По бензобакам! — скомандовал я.
Но это было лишним. Если бензобаки не взорвались, когда мы так удачно застряли среди сосен, то они взорвались сейчас от удара о землю раньше, чем мы стрелять начали. Удар был мощным, хрустящим и звучным, где-то металл ударился о металл, выбивая искру, и этого хватило — звук взрыва и последующий выплеск брызжущего во все стороны жидкого пламени производил впечатление праздника. И только после этого я увидел, что большая часть боевиков все же успела проскочить и оказалась между пламенем и автоматно-пулеметным огнем. Я выстрелил секунды на две позже, чем следовало, и этим дал некоторым возможность еще какое-то время пожить. Вопрос заключался только в том, насколько продолжительным может быть это время…
Проскочив место, где они ощущали себя сидящими на раскаленной сковороде, боевики залегли. Их осталось чуть больше трех десятков. Все равно сила немалая, в два раза превышающая нашу. Тем не менее идти штурмом на каменный бруствер было бы самоубийством.
Боевики поняли это…
Но позиционный бой мог затянуться надолго, а это не устраивало ни их, ни нас. А иного выхода не было, потому что и отступать им было некуда — за спинами во всю ширину ущелья бушевало пожирающее даже камни пламя…
2. Капитан Вадим Павловский, пограничник
Каждый раз, когда Ксения вмешивалась в мои дела, у меня случались неприятности, и только моя вина, что я каждый раз снова и снова допускал это…
Хотя, по большому счету, неприятности у меня начались не тогда, когда она в мои дела вмешиваться стала, а раньше, уже тогда, когда я с ней познакомился. Она сама, если честно разобраться, была сплошной ходячей неприятностью. Знакомство состоялось на вечере в училище погранвойск. Туда всегда местные девки толпой валили, потому что выйти замуж за пограничника считалось престижным. Профессия военного, после многих лет загона, снова стала иметь популярность, почти как в советские времена. А профессия пограничника и в годы развала армии не много потеряла. Ну, может быть, просто в городе традиция такая была, не знаю… Или в семье у меня слышались только такие разговоры, потому что и дед мой был офицером пограничником, и отец в звании майора преподавал в том же училище, где я учился. Короче говоря, познакомился я с Ксенией на вечере. Впечатления она на меня не произвела просто потому, что впечатление производить ей было нечем, но, как часто с парнями бывает, я, как человек свободный от всяких обязательств перед другими, не отказывался от встреч с нею. А потом, когда попытался это сделать, оказалось, что такое невозможно. Сначала Ксения заявила, что она, кажется, беременна. Это послужило ей предлогом, чтобы начать разговор о браке. Это потом выяснилось, что беременности не было, а был только предлог. Тем не менее разговор зашел. А когда прозвучал мой категоричный отказ, она вовсе не смутилась и заявила, как потом заявляла часто:
— Все равно по-моему будет…
Нажим пошел со стороны, с которой я никак не ожидал. Пришел к нам в казарму мой отец, вызвал меня, в сторону отвел, долго молчал, потом спрашивает:
— За что ты меня так подставляешь?..
— Ты о чем? — не понял я.
— Я о Ксении.
— А ты здесь при чем?
— Вот ничего себе, при чем я! — возмутился отец. — Меня начальник училища сегодня вызывает, так, мол, и так, твой, майор, сын… С его, генерала, дочерью… Она беременна, а он жениться не хочет…
— Ксения — дочь нашего генерала? — удивился я.
— Ксения — дочь нашего генерала… — подтвердил отец.
— Тогда тем более не буду…
— Что — не будешь?
— Жениться не буду.
— Куда ты денешься… Из училища вылететь хочешь? И меня раньше времени в отставку? У меня еще выслуги не хватает, чтобы на пенсию уйти. Заварил кашу, сам теперь расхлебывай. Не я же должен…
— Но…
— Завтра перед занятиями пожалуй, товарищ курсант, к начальнику училища в кабинет. Хочет с тобой побеседовать лично. У меня все. Решай сам, но об отце тоже подумай…
