Сергей Зверев - Стальные стрелы
К тому же Султану нравилось, как его пули скашивают ветки и разрывают траву. Он глубоко втягивал ноздрями запах сгоревшего пороха и возбуждался все больше и больше.
О тех двух фигурах, которые совершенно бесшумно промелькнули перед ним, как видение, и исчезли, быстро перескочив через ручей, он старался не вспоминать. Султан вполне справедливо полагал, что их заметят его товарищи, располагавшиеся по гребню хребта правее него. Сделать им это было гораздо удобнее, чем ему. Он только не учел, что его сослуживцы так же неопытны и невнимательны, как и он, и совсем не имеют опыта боев в лесу.
Краем глаза он уловил движение и повернул голову. К нему подбежал низкорослый Абу с автоматом и залег рядом.
– Ты куда стреляешь? – возбужденно крикнул ему Абу, устраивая автоматный ствол на бревне и испуганно косясь на лес на другой стороне ручья.
Султан вдруг опомнился.
Ему стало неудобно.
Он оторвался от приклада, поднял голову, с сожалением посмотрел на срез дульного компенсатора своего пулемета, еще раз с наслаждением втянул запах пороха и разогретого железа и недовольно спросил сквозь зубы:
– Ты что, не видишь, что ли?
Абу посмотрел еще раз на стену деревьев и кустарника (он вздрагивал всякий раз, когда рядом раздавались громкие выстрелы, и смешно моргал при этом):
– Я плохо вижу! Так куда надо стрелять?
Султан усмехнулся с превосходством (увалень Абу вид имел совсем не геройский, и поэтому ему достался автомат 5,45, который настоящие бойцы мало уважали).
– Смотри туда, откуда они могут появиться, и стреляй! Ты понял?
Абу взглянул на Султана уважительно (еще бы, у него был ручной пулемет калибра 7,62!) и стал нетерпеливо всматриваться в густые зеленые заросли.
Он несколько раз чихнул, не отрываясь от прицела, увидел на металлической крышке затвора свои сопли и испуганно стер их рукой, моля Всевышнего о том, чтобы этого позора не увидел Султан.
Султан краем глаза заметил движение своего сослуживца, догадался о его причине и открыто усмехнулся, пользуясь тем, что приклад закрывал ему лицо. В глубине души ему было немножко жалко этого полноватого парня, который начинал чихать во все стороны всякий раз, когда оказывался в лесу. Сам Султан гордился, что он не подвержен такой женской болезни.
Чтобы не отставать от пулеметчика, Абу несколько раз выстрелил по большому дубу, за корнями которого ему показалось какое-то движение.
Внизу, на склоне оврага, командир отряда пытался остановить беспорядочную стрельбу, но это ему плохо удавалось. Он подскакивал к одному бойцу, тряс того за плечи и приказывал прекратить стрелять, тот смотрел на него возбужденными глазами, а когда Ваха бежал к другому, открывал огонь снова. Грохот в лесу не смолкал.
Что-то мокрое и теплое шлепнулось на правое плечо Султана, когда он аккуратно выцеливал заросший мохом камень на берегу ручья. При каждом попадании пули в камень тот шевелился в глине и этим показывал меткость пулеметчика. Султану это нравилась.
Внезапно он ощутил, как его правая рука стала мокрая. Сопли от чихания Абу попали ему на рукав.
«Ну, сволочь, достал ты меня со своей аллергией! (Он вспомнил, как называется на русском болезнь Абу.)», – в бешенстве прошептал чеченец и оторвался от пулемета.
Абу лежал у ног Султана, разбросав руки, автомат остался лежать на бревне, а содержимое его головы, выбитое пулей, раскрасило красным зеленую камуфлированную форму товарища с правой стороны.
Оторопевший Султан поднял голову и увидел в двух десятках метров от себя дерево, из-за которого торчал направленный в его сторону ствол глушителя.
Он успел вспомнить марку оружия, но не успел перевести свой пулемет в направлении смертельной угрозы.
Алексей выстрелил и тоже попал Султану в голову.
На таком расстоянии сквозь простой прицел ВСС все видно отчетливо и снайпер не имеет права промахиваться.
Оказавшись на самой высокой точке гребня, Алексей кивнул Сане, и тот вместе с Эльдаром подняли тяжелые стволы пулеметов.
Эта часть водораздельного хребта была практически лишена леса, на узкой длинной вершине росли кустарники и трава. Боевики заняли свои позиции именно по самой верхней линии, и были хорошо видны. Никто из них не маскировался. Они побросали кариматы и куртки прямо в траву и там же расположили свое оружие. Им и в голову не могло прийти, что они могут подвергнуться атаке с тыла или фланга.
Недаром этот пулемет чеченцы называют «красавчик». Сокрушительная мощь пулемета, имеющего на вооружении винтовочную пулю образца 1943 года и почти такой же длинный ствол, как у винтовки, особенно эффективен пулемет в бою против живой силы противника.
В лесу от него спасения нет.
Два пулемета начали работать с гребня горы, разрывая траву и срубая тугие ветки кустарника, убивая и калеча людей…
Совершенно неожиданно заградительный отряд оказался под жутким убийственным кинжальным огнем, и пулеметы содрогались в руках спецназовцев, поливая людей горячими свинцовыми струями.
В считаные секунды отряд Вахи оказался рассеян, смят и деморализован.
– Гранаты! – крикнул Чижов, когда посчитал, что поражающий эффект пулеметного огня необходимо закрепить применением не менее страшного оружия.
Рубчатые, продолговатые, совсем не страшные на вид тела «лимонок», казавшиеся игрушечными, взлетели в воздух, описали правильные кривые и начали падать полукругом…
Необстрелянным пацанам показалось, что они попали под бомбежку. Страх и инстинкт выживания совсем лишил их воли к сопротивлению, и уцелевшие из них бросились лицом вниз в траву и прижались к ней, моля Всевышнего о спасении. Сотни горячих осколков, с шумом рассекая воздух, словно стаи испуганных птиц, страшно выкашивали неровные круги среди густой зелени.
– Пошли! – махнул рукой Алексей и бросился с горы вниз, в тыл чеченского отряда, стараясь одновременно смотреть под ноги и по сторонам, чтобы засечь уцелевшего противника.
Спецназ быстро спустился в низинку и в темпе стал подниматься на очередную горку, умело уворачиваясь от веток. Им несколько раз выстрелили вслед, Алексей обернулся, вскинул оружие, но уже никого не увидел. Темно-зеленая стена леса отгородила его от разбитых боевиков. Сзади кто-то кричал. Чижов остановился, пропуская и подсчитывая людей. Все четверо торопливо и сосредоточенно прошли мимо него, не оглядываясь. По их лицам тек пот, но они были решительны и готовы биться до последнего.
Радость толкнулась в сердце командира группы, он отогнал ее и спросил, на ходу занимая свое место в середине маленькой колонны:
– Все целы?
– У меня нормально, – первым хрипло выдохнул Боря и вытер мокрым рукавом пот со лба.
– Я тоже, у меня норма, – начали вразнобой отвечать спецназовцы или молчаливо-утвердительно кивать головой, когда взгляд Алексея останавливался на них.
Только Эльдар отвернулся и слегка согнул и расправил спину, словно проверяя ее на прочность.
Алексей с похолодевшим сердцем бросился к нему:
– Что?
– Не знаю еще, – как-то глухо ответил азербайджанец и снова пошевелил плечами. Его лицо исказилось гримасой боли, и он невольно сжал зубы.
Алексей сразу же все понял. «Если рана серьезная, то сейчас он свалится. И мы потащим его. Но далеко мы не уйдем, если «чехи» быстро организуют преследование. Хотя сейчас им явно не до нас. Но теперь они знают наш маршрут и выставят заслоны. Ту группу, что мы раздолбали, можно не считать, но от них потребуется только одно – сообщить о прорыве. И все…»
– Привал! – громко приказал Чижов и потянул Эльдара за руку, останавливая его. Тот покачнулся, матюгнулся и чуть не упал. Алексей заметил у него на левом плече большое темное пятно…
«Не дай бог…» – попытался подавить панику Чижов и торопливо начал расстегивать на своем офицере разгрузку. Он сбросил ее в траву и принялся за куртку. Бледный Эльдар сидел с закрытыми глазами.
Алексей очень хорошо понимал, что они не оставят здесь своего раненого товарища – это закон спецназа.
И он знал, что если сейчас Эльдар не сможет идти, то придется его тащить. А потом принимать бой.
Разумеется, каждый боец СОБРа был знаком с азами медицинской подготовки. Врач отряда (единственное подразделение в РУБОПе, в котором была штатная единица медика) не всегда имел физическую возможность выехать со всеми группами на задание, и поэтому он лично разработал курс лекций по оказанию первой помощи и очень сердился, если люди относились к его занятиям «спустя рукава». Но таких и не было, если не считать только что приехавших с работы голодных и уставших офицеров. Все понимали, что те знания, которые дает им невысокий сухощавый балкарец, в какой-то (все понимали, в какой) момент могут оказаться бесценными и спасти жизнь. Глупая и смешная фраза «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих» в этом случае воспринималась предельно серьезно и ни у кого веселья не вызывала.
