Кирилл Казанцев - Сначала я убью свой страх
– Привет! Ты чего так рано?
– Не спалось. Я уже в пять проснулась и все ворочалась, пока в одеяле не запуталась.
– Бывает. А Иришка? Дрыхнет роковая стражница?
– У нее, похоже, с нервами все в порядке. Будешь завтракать?
– Буду! Пожирней и послаще, мне сейчас энергия нужна для мозгового штурма.
Усевшись за стол, Денис разложил фотографии и стал перебирать их. Вчера им с Серьгой так и не удалось разгадать посмертную головоломку Хилого, а время поджимало, вернее, его просто не оставалось.
– Ну вы, гестаповцы! Поспать по-человечески нельзя!
Из спальни вышла Ирочка, заспанная, но уже причесанная и одетая, хоть на майдан выходи. Она юркнула в ванную, и оттуда долго доносилось фырканье и плеск воды. Вышла она разрумянившейся и посвежевшей, и Денис сразу понял, что в ней понравилось Толику Глушко. Она была под стать ему, веселая, шебутная, но при этом имела жесткий внутренний стержень.
– Дашук! А мне полагается огромная чашка кофе? – крикнула Ира, заглянув в кухню, и тут же подсела к Денису. – Что это у тебя за серые личности?
– Ты-то мне и нужна! – обрадовался Денис. – Может, тряхнешь стариной?
Раньше Ирочка работала в угрозыске, и ей не было равных в разгадке всяческих, зачастую даже абсурдных случаев, где обычная логика не работала. Однако ее карьера была недолгой. При всей общительности и открытости, которую сослуживцы часто принимали за доступность, в отношениях с мужчинами она проявляла настоящий консерватизм. Однажды ее начальник во время поздних бдений решил воспользоваться ситуацией и перевести отношения с молоденькой подчиненной в более приятную плоскость. Получив отпор, он попробовал применить силу, но недооценил Ирочкины способности в рукопашном бое и поплатился за это острой болью в паху и разбитым носом. Был большой скандал. Начальник получил выговор, а Ирочку сплавили от греха подальше в архив, куда она даже ногой не ступила, а тут же написала заявление по собственному желанию. Теперь она работала у Толика, и, по его отзывам, ее оперативные навыки были очень кстати.
– Вот смотри. Это все работа нашего внештатного фотографа Саши Худякова. За нее он получил пулю, так что относиться к ней нужно очень серьезно. Тем более что за полчаса до гибели он позвонил мне и сказал, что вычислил нужного нам человека. Наша задача пройти его путем и выявить Терминатора. Мы так называем нашего инкогнито. Но при этом не хотелось бы нарваться на пулю.
Из кухни вышла Даша с подносом, на котором курились ароматным парком две чашки кофе, скворчала раскаленная сковородка с яичницей, а на большой тарелке были уложены звездочкой горячие бутерброды с ветчиной и сыром.
– Сначала давайте позавтракаем, – сказала она, ставя поднос прямо на фотографии. – На голодный желудок серьезные дела не делаются.
– В корень зришь, хозяйка! – ответил Денис, беря с тарелки бутерброд.
За завтраком Денис неспешно сообщил Ирочке всю подоплеку дела, подробно излагая факты и сопровождая их собственными комментариями.
– Я совсем забыл одну деталь. Не знаю, является ли она важной или, наоборот, будет только отвлекать. – Он вышел в прихожую, достал из куртки изрядно помятый журнал и, вернувшись, приложил его к вороху фотографий. – Суть в том, что Хилый сказал, будто рылся у себя в издательстве и случайно нашел что-то, что натолкнуло его на догадку о личности Терминатора. По-немецки он не читал, тем более светские хроники. Теток голых насмотрелся на фотосессиях, да и нет их тут. Тогда зачем ему был нужен этот журнал?
Они добросовестно перелистали все от корки до корки, но не нашли никаких пометок и отложили журнал в сторону, вернувшись к фотографиям. Как и вчера с Серьгой, начали в деталях разбирать снимки и давать физиономические характеристики изображенным на них индивидуумам. Все это время Даша сидела рядом с Денисом, бесцельно перелистывая журнал. Будучи филологом, она неплохо читала по-немецки, хотя этот язык не был у нее профилирующим.
– Послушай, Денис. Может, я лезу не в свое дело, но, думаю, вам стоит посмотреть сюда. – Она указала на большую, почти на весь лист, фотографию, снабженную комментарием. Над фотографией большими буквами значилось: «Die Russen gehen!»
– Что это значит? – спросил Денис, указывая на заголовок.
– Русские идут. Дальше пишется, что известный русский политик пришел на презентацию собственной книги в Лос-Анджелесе в окружении вооруженных до зубов охранников, чем вызвал недоумение среди приглашенных кинодеятелей и политиков.
– Ну и что?
– А то! – Ирочка вырвала у него журнал и впилась в него хищным взглядом. – Вот он! Смотри! – Она разворошила фотографии, выудила из кучи нужную и положила рядом с журналом. – Вот тебе болезненный прапорщик в отставке.
Денис внимательно вгляделся в журнальную фотографию и поразился простотой и лаконичностью решения этой загадки. Только Хилый, с его наметанным профессиональным взглядом и фотографической, в прямом смысле слова, памятью, мог, бросив мимолетный взгляд на фотографию шестилетней давности, связать ее с тем, что фотографировал на швейной фабрике. Без сомнения, это был он – инженер по пожарной безопасности, только на шесть лет моложе, в отличном темном костюме и галстуке с бриллиантовой заколкой. Он стоял справа от давно вышедшего в тираж политика времен перестройки, неистового попирателя идей коммунизма, и цепким взглядом профессионала сканировал помещение на предмет выявления подозрительных объектов. Трудно было совместить это серьезное, сосредоточенное лицо с другим, сегодняшним, на котором легко читалась бесталанная судьба недалекого прапорщика в отставке, подорвавшего здоровье доблестной службой на складах родной армии. «В артистизме ему не откажешь!» – усмехнулся про себя Денис.
Второй удар по организации Армавирского нанесли через два часа после покушения на Ляму. Штык был из воров новой формации, живших между законами и понятиями, однако зарекомендовал себя как человек надежный и неглупый. Ему трудно было противостоять в вязких затяжных конфликтах в условиях города, где его с детства знала каждая собака в Нахаловке. Он имел разветвленную сеть осведомителей во всех сферах городской жизни, довольно крупную группировку боевиков и двух штатных киллеров, пусть и не самой высокой квалификации, но вполне эффективных в тактических задачах. Поэтому Штык справедливо считался, наряду с Лямой, одним из главных столпов организации. После кровавой войны девяносто шестого года он переселился на окраину города в элитный поселок, где половину коттеджей заселяли его бригадиры, а другая половина принадлежала тузам из сферы бизнеса и госструктур. Охрана поселка была централизованной и подчинялась непосредственно Штыку, так что безопасность здесь была не пустым словом. Дом Штыка стоял в центре поселка, что делало прямой снайперский выстрел практически невозможным. Ближайшее место – последняя девятиэтажка Третьего микрорайона, откуда можно было произвести выстрел, – находилось в километре от коттеджей. Однако сектор обстрела с самой высокой точки был очень узким из-за кучного расположения прилегающих построек, да и дистанция слишком велика.
Этим утром Штык, как всегда, собирался к девяти часам в свой офис, располагавшийся в центре города. Он вышел из дома и прошел десять метров от крыльца до стоянки, где уже урчал мотором готовый к поездке «Мерседес»-внедорожник. Снайперу, засевшему на крыше с крупнокалиберной винтовкой «В-94», был виден только последний трехметровый участок этого короткого пути, но он держал под прицелом дверь машины, у которой Штык поневоле должен был остановиться секунду-другую. Но этого хватило, чтобы успеть нажать на спусковой крючок. Уже через полторы секунды мощное тело грозного авторитета бросило вперед, оно ударилось о кузов автомобиля и беспомощно сползло на землю. Контрольный выстрел не понадобился. Пуля калибра 12,7 миллиметра даже на расстоянии километра обладает страшной разрушительной силой и наносит чудовищные раны, даже задев только мягкие мышечные ткани. Поэтому убийца целился точно в центр мощной спины жертвы, зная, что в этом случае не спас бы и бронежилет. Произведя выстрел, стрелок не спеша встал, снял наушники (грохот выстрела был настолько сильным, что, несмотря на наушники, слегка оглушил его) и бросил их рядом. Быстро сложив приклад и опорные ножки винтовки, он упаковал ее в брезентовый чехол, привязал чехол к концу прочной веревки и спустил его на землю. Винтовка не должна попасть в руки тем, кто будет расследовать убийство, так как происхождение специального вооружения можно легко определить, а значит, и проследить его дальнейшую судьбу. Проверив крепление веревки, стрелок с помощью специального альпинистского снаряжения спустился на землю сам – торец узкой девятиэтажки не имел окон, поэтому никто не мог его увидеть. Уже через две минуты после выстрела он беспрепятственно перепрыгнул через изгородь палисадника, примыкавшего к дому, и скрылся в проселке, неся на плече длинный брезентовый чехол, похожий на чехол для удочек.
